Тайна острова Химер - Ле Пезеннек Мари-Анн - Страница 44

— Это угроза?

— Это предоставление вам шанса, дорогой друг, — произнес Эдвард и, сердечно улыбаясь, добавил: — Вы мне очень нравитесь, Пьер-Мари, говорю искренне. Из нас выйдет превосходная команда.

Теперь, когда у него не осталось выбора, ПМ с удивлением обнаружил, что его злоба сменилась возбуждением.

— И вы знаете, что это за клад?

— Судя по документам, речь идет о королевской казне. В ней в основном золото и алмазы из копей полуострова.

Эдвард увидел, как заблестели глаза ПМ. А Райану, скрывавшемуся за маской, мгновенно вспомнился его брат, совсем еще ребенок. Вспомнил он и о слишком коротких годах их беззаботного детства и остро пожалел о том, что братская близость исковеркана такими разными судьбами.

— Я тоже кое-что разузнал, — воодушевился ПМ. — Я знаю, что во времена Алой Королевы королевское кладбище находилось рядом с монастырем, который вначале был аббатством. Его много раз грабили начиная с 1845 года и во времена Великого голода.

— А в монастыре имеется крипт, — дополнил Эдвард, — с него-то вы и начнете…

— Я? Мне проникнуть в монастырь? Этого я не могу сделать!

— Мне это кажется намного менее рискованным, чем встреча с тем безумцем, Райаном, — не без иронии сказал Эдвард. — И потом, дорогой компаньон, половина такого клада стоит того, чтобы…

Лукас бесшумно открыл дверь комнаты.

Сидя к нему спиной, Мари искала в Интернете сведения о захоронениях королевских наследников, и только что она наткнулась на сайт, который заинтересовал ее.

Она углубилась в чтение и не почувствовала присутствия Лукаса, который крадучись приблизился к ней. Когда он положил ей руки на плечи, от неожиданности она ойкнула, круто повернулась, и лицо ее осветилось счастливой улыбкой при виде мужа. Она привлекла его к себе.

— Я уже заскучала… Ты пахнешь ветром и морем, где ты был?

— Мне надо было пройтись. Ты нашла что-нибудь?

Она показала на строчки на экране, касавшиеся исторического прошлого острова. В них, в частности, упоминалось о могилах пасынков Даны. Они были восстановлены монахинями острова Химер задолго до Великого голода.

— Увеличивается количество следов, ведущих в монастырь. Я уверена, стоит пойти по этому пути…

Вместо ответа Лукас погасил экран. Жена посмотрела на него с удивлением.

— Послушай, Мари… Я чуть тебя не потерял, я против того, чтобы ты продолжала подставлять себя, хочу, чтобы ты устранилась от расследования.

— Что ты плетешь?

Он обнял ее и, глядя прямо в глаза, серьезным тоном сказал:

— Я боюсь за тебя, потому что несу за тебя ответственность и хочу всегда быть уверен, что ты в безопасности.

Ей потребовалось время, чтобы понять, настолько невероятным казалось все сказанное им.

— Ты просишь меня отказаться от расследования?

Он кивнул и еще крепче прижал ее к себе, но задетая за живое Мари с силой высвободилась из его объятий и, вне себя, встала перед ним.

— Как только ты мог подумать? Неужели ты и в самом деле считаешь, что я соглашусь с тобой? Я полицейский, я всегда рискую, — с пылом продолжила она, — такой ты меня встретил, такими больше года были ты и я! Ты что?

— Я видел тебя умирающей, Мари! Не хочу повторения! Ты теперь моя жена!

Глаза Мари загорелись яростью.

— Брак не дает тебе права командовать мной! Ни ты, ни кто-либо другой не помешает мне делать то, что я хочу! Не ожидала услышать от тебя такое!

Она развернулась и вышла.

Мари долго ходила по парку, пока ей не удалось полностью подавить гнев. Ей никогда и в голову не приходило, что он посмеет требовать, чтобы она отказалась от расследования. Ведь именно риск их объединял. К ней вдруг пришло сознание того, что, помимо гнева, ее начинало отдалять от Лукаса и глубокое непонимание его самого. Если она не хочет, чтобы они погубили себя, необходимо разгадать, что же происходит в его душе.

Она вновь подумала о его жестокости к матери.

Лукас уже не знал, кто он, и сейчас, в этом временном отрезке неуверенности, сомнений, единственной поддержкой для него была она, его жена. Мысль о том, что он мог ее потерять, была, наверное, для него непереносима настолько, что у него возникла потребность любой ценой защищать ее, даже от нее самой. Придя к такому умозаключению, она успокоилась.

Мари была недовольна собой. Ее вспыльчивость иногда одерживала верх над рассудком, и тогда она обижала тех, кто ей противоречил. Она не сомневалась в своей любви к Лукасу и все же хлопнула дверью при первом же проявлении непонимания. Повторяя себе, что он очень в ней нуждается, она пообещала себе отныне быть более терпимой к чужому мнению.

Она уцепилась за эту первую здравую мысль, единственную, которая помешает ей зациклиться на словах Кристиана и той записке из букета: она и вправду ничего не знает о Лукасе.

Мари не заметила, как ноги привели ее на маленькое семейное кладбище — вдруг на нее дохнула ночная свежесть, ее окутали сладковатые запахи цветущих кустов. Скрипнув железной ажурной дверцей, Мари направилась прямо к могиле матери, Мэри Салливан.

Она присела и стала шарить в темноте рукой по мраморной стеле, ища медальон, который положила туда сама. Его не было.

И вдруг на уровне ее глаз вспыхнул огонек фонарика, который держала чья-то рука.

Рука Райана!

Она резко выпрямилась.

— Я тебе нужен?

Мари онемела от неожиданности, пораженная его способностью появляться в местах, где его меньше всего ждали. Уж не следил ли он за ней?

— Я оберегаю тебя, — улыбнулся он. — Я чувствую, когда ты во мне нуждаешься.

Она преодолела в себе странное смешение влечения и подозрительности, которое он каждый раз пробуждал в ней, и по возможности холодно изложила Райану гипотезу ПМ, согласно которой он, Райан, является автором всех убийств.

Он задохнулся от смеха, потом извинился: его брат действительно мог так думать, неудивительно, что она прислушалась к нему.

— Ну и какие же, по-твоему, у меня должны быть на то причины?

— Если предположить, что именно ты похитил письмо Мэри, ты стал обладателем некой тайны, которую она хотела передать своему ребенку. И если она обвиняла свою семью, от которой сбежала — не знаю уж, какое ужасное открытие заставило ее так поступить, — ты вполне мог начать мстить за нее Салливанам.

— Единственный из этой семьи, кого я охотно убил бы, — вздохнул Райан, — это Эндрю, муж Луизы. Но это сделала вместо меня его болезнь…

— В чем он виноват?

Райан глубоко вздохнул и закрыл глаза. Видно было, что ему доставляет боль возвращаться в годы, возможно, самые счастливые в его жизни: он страстно любил Мэри, и она любила его с такой же страстью.

— У Эндрю Салливана были другие планы касательно будущего своей дочери, и в конце 1967 года он не колеблясь насильно лишил ее свободы, чтобы нас разлучить…

— Неправда, — перебила его Мари. — Луиза сказала мне, что Мэри сбежала к тебе.

— Она солгала. Либо Эндрю все устроил без ее ведома. Мэри знала, что ее семья никогда не согласится на наш брак…

Мари почувствовала, как в голосе ее отца зарождается глухая ярость, разрастающаяся по ходу повествования, как бередит она его раны.

— Мэри действительно решила сбежать ко мне, мы даже назначили свидание… Я ждал ее, ждал много дней… Она так и не пришла. Чем дольше, тем больше я сходил с ума от беспокойства. Не выдержав, я пришел к Салливанам. Эндрю повел себя ужасно, его поведение было оскорбительным. С явным удовольствием он сказал, что поместил дочь в надежное место и я ее больше не увижу. Не будь он ее отцом, я бы его убил.

Она заметила, как в глазах отца молнией мелькнул холодный блеск, свойственный тем, кто способен убить без угрызения совести одним ударом. Но сразу же его выцветшие голубые глаза заволокла безграничная печаль.

— Я перевернул небо и землю, чтобы отыскать ее. Однако через несколько недель она вдруг объявилась! Моя красавица, счастье мое, она была со мной…