Ограбить Европу - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 40

• Предыдущая
• 40/54
• Следующая

Привязав лошадей к столу, извозчик взял ведро и потопал к пруду, в котором плескались дикие утки.

Рейхсканцлер сидел на широкой дощатой скамейке и крепкими пожелтевшими зубами покусывал свою неизменную трубку, глядя на то, как на большом колесе от телеги, закрепленном на высоком толстом шесте, устраивает себе гнездо пара аистов. Выглядел Отто Бисмарк спокойным и даже где-то счастливым, что случалось с ним крайне редко. Глядя на этого пожилого человека в старом мундире защитного цвета и затертых высоких сапогах, мирно покуривающего трубку, в нем трудно было узнать человека, обладавшего в государстве едва ли не абсолютной властью. Великий человек тоже может выглядеть беззаботным.

Бисмарк всегда выступал законодателем моды. Достаточно ему будет в таком виде предстать на Александерплац, как половина министров поменяет визитные сюртуки на затертые мундиры времен австро-прусской войны.

– С какими новостями, Гельмут? – Канцлер вытащил изо рта трубку и жестом пригласил присесть рядом на лавку.

Поблагодарив, Вольф сел на краешек и так же, как Бисмарк, принялся наблюдать за крупным селезнем, гонявшим по пруду крикливую самочку.

– Я нашел типографию.

Торжествующую новость он старался огласить как можно более нейтральным голосом, но к собственному неудовольствию почувствовал, что в интонациях прозвучала бравада.

– Какой настырный, он ее совсем забьет! – показал канцлер концом трубки на селезня.

Гельмут не сумел сдержать улыбки. С трудом верилось, что Бисмарка может волновать что-то еще, кроме политики. Поговаривают, что в молодости он был не менее настырным, чем этот крикливый селезень. Как-то однажды государственный муж признался, что не чурался никакого греха и водил дружбу с дурными компаниями всякого рода, а к соседским крестьянкам относился как иноземец-завоеватель. Другим главным его грехом были карты: Отто умудрялся проигрывать все, что удавалось сберечь месяцами кропотливого хозяйствования. Он был шумен, задирист: до сих пор в Германии, смеясь, говорили о том, что Бисмарк имел обыкновение извещать друзей о своем прибытии выстрелами из охотничьего ружья в потолок. Как-то однажды он явился в гостиную соседа с лисой на поводке, а затем под громкие охотничьи выкрики отпустил ее. За неистовый нрав соседи прозвали его «бешеный Бисмарк». Весьма меткое прозвище!

Селезень загнал самку в густые камыши. Недовольно покрякав, она вдруг неожиданно успокоилась и соблаговолила принять ухаживания настойчивого кавалера. Кажется, семейная жизнь у пернатых заладилась, что вызвало на лице Отто Бисмарка широкую добродушную улыбку.

– У них будет все в порядке, господин рейхсканцлер, – отреагировал Вольф.

– Вижу, – хмыкнул «железный канцлер», выбивая пепел о край скамейки. – Похвально, господин Вольф; надеюсь, что преступники также арестованы, – повернулся он к начальнику полиции.

Гельмут всмотрелся в лицо рейхсканцлера, за последние месяцы сделавшееся еще более пожухлым. А его знаменитые отвислые усы были уже наполовину седые.

Вопрос был ожидаем. Вольф неоднократно повторял про себя ответ много раз, но так и не сумел подобрать ни точного слова, ни подобающей тональности.

– У нас очерчен круг подозреваемых. Кое-кто из этой шайки уже арестован; думаю, что в самое ближайшее время будут задержаны основные фигуранты. Правда, у нас возникли некоторые сложности…

– Что за сложности? – насторожился Бисмарк.

– Один из главных фигурантов, некто Леонид Варнаховский, по нашим оперативным данным, уже выехал за границу.

– Вот как? Куда именно, известно?

– Предположительно на восток, на Балканы.

– Он находится там под своей фамилией?

– У нас есть основания предполагать, что он выдает себя за французского графа.

– Этого еще не хватало! Кто он по национальности?

– Русский. Причем в свое время даже был адъютантом великого князя Николая Константиновича.

– Кажется, я слышал эту историю… А с Николаем Константиновичем знаком лично, – улыбнулся Бисмарк. – Тогда я служил дипломатом в Санкт-Петербурге и едва не надрал ему уши, когда он захотел отцепить от моего мундира орден. Рос он баловником!.. Сделаем вот что… Нужно узнать имя, под которым он скрывается, это очень важно! И сообщим о нем в Россию. У России с Балканами развиваются какие-то особые отношения; думаю, что местные власти не будут препятствовать выдаче фальшивомонетчика. Тем более что в Российской империи он объявлен в розыск. Ну, а мы со своей стороны подготовим соответствующее досье и передадим его русским.

Аудиенция подходила к концу.

– Как вам здесь? – неожиданно спросил Бисмарк и правой рукой, в которой была зажата трубка, обвел огромный двор с вытянутой вдоль стены конюшней, амбаром и домиком для прислуги.

– Здесь великолепно, господин канцлер, – с чувством ответил Вольф.

Сунув пустую трубку в уголок рта, князь проговорил:

– Мне тоже здесь очень нравится. Когда кайзер отправит меня в отставку, я поселюсь здесь… – Помолчав, добавил с некоторой грустью: – Полагаю, что навсегда.

Начальник первой экспедиции действительный статский советник Кирилл Федорович Бобровин не без робости перешагнул приемную начальника Третьего делопроизводства Департамента полиции Александра Петровича Уварова. Повод для визита был пресерьезный…

Не далее как шесть месяцев назад вышел указ министра внутренних дел о выделении в распоряжение дворцового коменданта, полковника Карла Коха, возглавлявшего ко всему прочему личную охрану государя, нескольких тайных агентов, которым вменялось тайно беречь государя. Личная охрана Александра Третьего не отходила от него ни на шаг, сопровождала в каждое присутственное место. Вряд ли такая опека нравилась императору – он не без основания полагал, что имеет право на кое-какие личные тайны, в которые не обязан посвящать даже ближний круг. Несмотря на брак, государь позволял себе некоторые мужские слабости и наносил визиты своим возлюбленным, для чего нередко покидал дворец инкогнито. Порой Александр Александрович вел себя столь конспиративно (в частности, менял внешность), что гвардейцы полковника Коха распознать его не могли, а потому здесь требовался особый подход. И филеры первой экспедиции, которые глаз с него не спускали, как никто подходили для подобной деликатной роли.

Собственно, так оно и было все последующие недели. «Топтуны» не без улыбки наблюдали за всеми чудачествами и превращениями государя: то в обыкновенного разносчика с рыжей бородой, а то в кавалерийского полковника. Едва покинув Дворцовую площадь, государь тотчас ловил извозчика и уезжал восвояси к одной из своих фавориток. Филеры неотступно следовали за государем, терпеливо стояли поодаль, когда Александр входил в дом очередной прелестницы; меняясь, будто бы в карауле, ждали его у подъезда до самого утра, ежели свидание вдруг затягивалось.

Но в прошлый раз все пошло несколько иначе. И виной тому был проливной дождь. Император вышел через черный ход, кивнул гвардейцу, стоявшему у дверей, который в немалой степени был удивлен перевоплощением государя (не всякий раз приходилось видеть, чтобы за ночь борода выросла едва ли не вдвое), и направился к извозчичьей бирже, находившейся неподалеку.

Он не сделал и десяти шагов, как к нему на паре гнедых подкатил лихач, видно, принимая государя за старшего гвардейского офицера, спешащего на полковой кутеж: такой не обидит и наверняка отвалит серебра сверх меры. Александр перекинулся с извозчиком парой слов, и тот, довольно кивнув, охотно взялся за вожжи.

Следом за государем, как и положено, не уступая в удали лихачу, отправилась повозка с филерами. За время наблюдения они успели познакомиться с постоянными любовницами Александра, а потому им даже не следовало гадать, к какой именно из них он отправился. Знали наперед: если он поедет в сторону Дворцовой набережной, то в этом случае царь-батюшка направляется к графине Апраксиной, с которой поддерживает связь последние три года. (У филеров были серьезные основания полагать, что муж графини знает о маленьких приключениях своей супруги, но не придает этому большого значения. А потом, подобное поведение благоверной предоставляло графу личную свободу действий, и он немедленно завел три не обязывающие его связи с фрейлинами Ее императорского величества.) Ежели государь направится в сторону Конногвардейского бульвара, то, стало быть, желает навестить княгиню Плещееву, двадцатитрехлетнюю вдову, муж которой пал на дуэли три месяца назад. Первые два визита государя к вдове были утешительными, а потом он так втянулся, что редкую неделю не появлялся в ее доме.

• Предыдущая
• 40/54
• Следующая