Блуд на крови. Книга первая - Лавров Валентин Викторович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/75
• Следующая

Товарищ (заместитель) прокурора Михаил Громницкий бросал в наэлектризованный зал гневные слова:

— Перед вами совсем молодой, со счастливой наружностью и недюжинным умом человек. Возможно ли, чтобы он совершил столь зверское преступление? Увы, возможно! Ибо у него мало нравственности и еще меньше чувства сострадания и душевной теплоты. Вспомните, как совершено убийство, то немыслимое количество ран, которые нанес он своим жертвам. Вспомните ту неискренность и изворотливость, которые отличали Данилова на предварительном и судебном следствии. Нет, человек способный убить ради брелоков и модных панталон, вашего снисхождения, господа присяжные, не заслуживает.

Суд приговорил Данилова к лишению всех прав состояния, девяти годам каторжных работ в рудниках и вечному поселению в Сибири.

Юный убийца внес в этот приговор свои поправки. Отбыв четыре года в рудниках, он вместе с другим каторжником убил стражника и бежал.

Спустя еще год в Большой Гнездниковский пришло письмо с иностранными штемпелями. Алексей Данилов писал родителям, что живет он теперь в одной из стран Южной Америки, помогает своему хозяину следить за работами на кофейных плантациях, вполне благоденствует. На этом следы бывшего студента навсегда затерялись.

Событие, о котором мы расскажем, случилось почти сто лет назад. В свое время оно всполошило не только тех, кто непосредственно знал его жертвы и его участников, но и всю Россию. Многое в нем осталось непонятным. Вопросы, которые поставила жизнь, не получили ответа. Впрочем, пусть читатели сами сделают свои выводы Издали, как известно, ушедшие события всегда виднее.

12 июля 1894 года, когда Москва, уставшая после шумного и наполненного трудами дня, отходила ко сну, в окованные железом двери полицейского управления 1-го участка Сретенской части раздался сильный стук.

На пороге стоял молодой человек большого роста, широкоплечий и с беспокойным блеском в глазах. Дежурному офицеру он сказал срывающимся от волнения голосом:

— Явился с повинной!

Молодой человек еще раз нервно сглотнул, хрипло выдавил:

— Я совершил страшное, совершенно ужасное преступление. Мне нету прощения.

— Вы кто? — спросил офицер.

— Меня зовут Иван Коробов. Я несколько лет работал бухгалтером в Торговом доме Розенталя, это в доме 36 по Мясницкой улице. Но после Нового года уехал в Пензу. Там я тоже состоял бухгалтером в магазине «Братья Финогеевы».

— Ну и…

— В конце марта я вдребезги проигрался в карты. Карточный долг заставил меня пойти на преступление. Я забрался в дом вдовы-генеральши Болдыревой… Это на Верхнепешей улице. Я узнал, что это очень богатая женщина. Она давала под большие проценты деньги в долг. Мне об этом говорила ее служанка Александра Савинова. Она была моей любовницей. Мы даже думали пожениться. Я не хотел убивать… — Молодой человек разрыдался.

Офицер протянул ему воды. Тот с жадностью осушил стакан. Сразу же успокоившись, он продолжил рассказ:

— Да, я не хотел никого убивать! Я лишь хотел взять триста пятьдесят рублей — уплатить долг чести. Я оттягивал срок выплаты сколько мог. Но Савинова сказала, что из Петербурга едет родственник генеральши — полковник Тальма! Я был вынужден действовать.

По моей просьбе Савинова оставила незапертой дверь во флигеле. Это со двора. Я ночью проник в дом… деньги не нашел, но… случайно уронил лампу возле подоконника. Керосин облил штору… Она вспыхнула. Я стал тушить огонь. Генеральша проснулась на шум. Я схватил висевший на стене кинжал и ударил им.

Я решил бежать. Но выскочила из своей комнаты не ложившаяся спать Савинова. Она стала бранить меня: «Зачем ты убил… Теперь мы оба пойдем на каторгу!» Тогда я убил и ее.

Подробности этих преступлений я расскажу завтра. Я очень плохо чувствую себя. Дайте мне возможность лечь.

Его отвели в отдельную камеру. В углу стояла металлическая кровать с тощим матрацем и застиранным одеялом. Коробов упал на кровать, укутался с головой. Его трясло.

Дежурный видел в глазок, что Коробов наконец успокоился.

Утром, когда открыли камеру, Коробов лежал мертвый. Вскрытие нашло значительное количество медленно действующего яда, от которого и остановилось сердце. Кто и зачем его отравил? Это было тайной. Следствие по поводу его смерти по непонятной причине не назначали. Зато в Пензу полетело донесение «О явке уроженца Москвы, мещанина И. А. Коробова с повинной в убийстве».

И вскоре это признание родило еще большую загадку.

Пенза продолжала пребывать в панике, будоражилась слухами, не затихавшими со страшной ночи убийства генеральши и ее горничной. На разные лады рассказывалось (и именно в такой редакции было записано в протоколе допроса), как в ту мартовскую ночь медник Иван Карпов вышел на крыльцо помочиться. Созерцая весеннюю ночь, вдруг заметил дым, шедший из флигеля, где проживала генеральша Паулина Болдырева. Пока он, почесывая волосатую грудь, наблюдал сие явление, на крыльце появился сын медника — Александр. Его домогала та же нужда, что и старшего Карпова.

— Сань, глянь-ка сюды, — сказал Карпов, — горит аль нет?

— Не, это енеральша печь растопила…

— «Печь»! А отчего дым из-под кровли вьется? Соображать надоть.

— Тогда, значит, горит. Батя, пойдем спать, дюже прохладно на ветру. Мать будет волноваться.

— Да как же мы могим спать, когда пожар и на нас запросто перекинется! Ветер-то в нашу сторону идет. Соображать, елки-моргалки, надоть. Во, и огонь мелькнул. Это точно, что горит.

— Ив окне на втором этаже отражается…

— Я пойду зипун надену, а ты беги за будочником. Куды ж ты без портов, облачился бы, что ль!

Одевшись, Санька побежал к постовому городовому Зотову. Тот по телефону сообщил пожарным. Вскоре огонь был благополучно потушен.

К этому времени проснулись все обитатели Верхнепешей и других соседних улиц. Окружив Карповых, они слушали взволнованный рассказ:

— Вышли мы с Сашкой на крыльцо, а тут видим, огонь вьется. Позвали пожарников и сами, соображать надоть, тушить побегли. Поднялись на второй этаж, а там жуть страшная. Пол обгорел, а на ем в мертвом виде енеральша и ейная Санька-служанка. Все обугленные, ноги согнули, руки поджали… Страсть!

— Кто бы ни совершил это зло, мы преступника найдем, из-под земли достанем! — произнес, подходя к толпе, стройный молодой человек.

Это был Александр Леопольдович Тальма, человек характера честного, но горячего, даже необузданного. По поводу его происхождения ходило множество слухов. Одни говорили, что он незаконнорожденный сын некоей знатной полячки — то ли графини, то ли баронессы. Другие утверждали, что он незаконнорожденный сын генеральши Болдыревой и полковника из Петербурга Александра Осиповича Тальма. Во всяком случае, о нежной привязанности Тальма-младшего к генеральше, которую он называл «матушкой», знала вся Пенза, и теперь было страшно смотреть, как он ходил взад-вперед, заламывал руки и восклицал сквозь душившие его слезы:

— Мы найдем, найдем убийц! Найдем и покараем!

Медник Карпов шепнул прибежавшему дворнику Савельеву:

— Ишь, болезный! И то, соображать надоть: енеральша женила его на знаменитой богачке! Мешок денег отхватил! Любил, знамо дело, мать. Только, говорят, успел промотать почти все.

Тальма подошел к Карпову, протянул ему серебряный рубль:

— Возьми, добрый человек! Ты заслужил. Ты первым увидал пожар.

Дом, в котором жила Болдырева и который уберег Карпов от полного сгорания, принадлежал Тальма. Он достался ему по дарственной записи от самой генеральши.

— Благодарствуем, ваше благородие! — Карпов снял картуз.

• Предыдущая
• 27/75
• Следующая