Осенними тропами судьбы (СИ) - Инош Алана - Страница 50

– Утю-тю!

Три щекастые няньки, сбившись на лавке в кучку, сидели обмершие, взирая на волосатого пустыми, стеклянными глазами, точно тот высосал из них весь разум. Не долго думая, Ждана схватила кочергу и съездила ею по обтянутой чёрным кафтаном спине раз, потом второй, а на третьем замахе кочерга оказалась крепко зажатой в руке волосатого. Ему ничего не стоило вырвать её у Жданы и согнуть в дугу со зверским рёвом.

– Хватит, Рыкун, – раздался холодный голос Вука. – Делать тебе больше нечего? Ступай отсюда!

Скаля клыки и ворча, тот выскользнул в открытую дверь. Ждана отвесила по откормленным щекам нянек несколько звонких хлопков, приводя в чувство, и те, приходя в себя, заморгали. Увидев незнакомца в чёрном и плачущего княжича, испуганно закудахтали, заохали.

– Ш-ш, – зашептала Ждана, прижимая к себе, гладя и целуя сына.

Вук, усмехнувшись, проговорил:

– А ты смелая… И морок тебя не берёт, как остальных.

Ждана откинула широкий колоколообразный рукав летника и показала белогорскую вышивку на рубашке – петушков, клюющих смородину под лучами солнца. Не забывая уроков Зорицы, она и здесь, в землях, накрытых «колпаком» владычества Маруши, тайком продолжала вплетать в узоры силу и тепло Лалады, хоть и только на исподней одежде и белье, которое доверяла стирать одной-единственной, немой с рождения служанке. Делая это, она рисковала жизнью: после того, как далёкий пращур Вранокрыла присягнул на верность Маруше, вот уже не один век такие рисунки в Воронецком княжестве искоренялись кровью и мечом. По сёлам и городам рыскали особые соглядатаи, следившие за внешним видом жителей и наделённые полномочиями казнить на месте за неподобающую вышивку. При Вранокрыле, правда, уже не требовалось никого казнить: давно никто не осмеливался рисковать головой из-за вышитого петуха или солнца. Ждане довелось слышать лишь страшные рассказы о том, как облачённые в чёрную одежду всадники на чёрных конях рубили людям головы, не сходя с седла. Сама Ждана только пару раз видела их, отделавшись холодными мурашками вдоль спины. То ли они так лениво исполняли свои обязанности, то ли сам князь не слишком ревностно чтил Марушу… Настолько не ревностно, что однажды дерзнул травить Марушиного пса на охоте, а также пытался добыть белогорскую деву для укрепления своего рода. Да, похоже, у Маруши были причины быть им недовольной.

Показывая рукав рубашки, Ждана закрыла вздрагивавшего от всхлипов Яра оградительным жестом, словно защищая его этой вышивкой. Верхняя губа Вука чуть дёрнулась, приоткрыв клыки, он отступил на шаг.

– И вышивальщица ты искусная, – процедил он.

На шум и голоса вбежали сыновья – босиком, в одних рубашках, с деревянными мечами. Радятко – впереди, с грозно и решительно сдвинутыми бровями, следом за старшим братом – Мал, готовый во всём следовать его примеру. Увидев заплаканного Яра и мать, закрывавшую его рукой, они, конечно, сочли, что незнакомец в чёрном – враг. Так это и выглядело…

– А ну, пошёл прочь! – закричал Радятко, смело бросаясь на Вука. – Никто не смеет обижать матушку и Яра! Ты за это поплатишься, негодяй!

Воодушевлённый его примером, Мал присоединился, и вдвоём они принялись колотить Вука мечами. Большого вреда, кроме боли, от их игрушечного оружия не было, да и удары особенной силой пока не отличались, и Вук, увёртываясь, только клыкасто смеялся. А потом с ледяным лязгом выхватил из ножен свой меч – самый настоящий…

– Нет! – истошно закричала Ждана. – Стража!

Никто не откликался на её призыв. В княжеской усадьбе было полно охраны, но сейчас все словно уснули или умерли… Только няньки кудахтали и вжимались в стенку. Мал при виде огромного сверкающего клинка растерялся и отступил, но Радятко не дрогнул – бесстрашно бросился с деревяшкой против настоящего смертоносного оружия. Впрочем, серьёзным этот поединок не был – по крайней мере, со стороны Вука. Посмеиваясь и блестя искорками жутковатого азарта в глазах, он лишь подставлял свой меч под удары, причём плашмя. А между тем минутная робость Мала закончилась: он не мог оставить брата в беде. Изловчившись, он больно ударил Вука по голени, и тот, охнув, захромал.

– Ах ты, паршивец!

«Уых-х!» – свистнул клинок, и деревянный меч, выбитый из руки Радятко, отлетел под лавку. То же самое случилось с мечом Мала.

– Хорошие у тебя защитники подрастают, – усмехнулся Вук. – Настоящие мужчины.

– Они – сыновья своего отца, – проговорила Ждана, поднимаясь.

Бледная, со сверкающими глазами, она вскинула руки, открыв вышивку на обоих рукавах. Скрестив их перед собой, она встала между бывшим мужем и сыновьями. «Мать Лалада…» – призвала она про себя. Под парчовым блеском ткани её грудь тяжело вздымалась.

– И своей матери, – глухо добавил Вук, отступая к двери на гульбище. Перед тем как исчезнуть чёрной тенью, он хрипло рыкнул: – Запомни: человек с корзиной! Верь мне, я не враг тебе!

Порыв холодного ветра унёс его, наполнив комнату тоскливой осенней зябкостью, а Ждана, чувствуя, что пол уходит из-под ног, протянула руки к старшим сыновьям. Они с обеих сторон прильнули к ней, и она, опершись на их ещё слабые детские плечи, смогла устоять. В смуглом бритом незнакомце в чёрной одежде они так и не узнали своего отца…

Из окна своих покоев она видела, как усадьбу покидает чёрная крытая коляска с фонарями, запряжённая вместо лошадей шестёркой чудовищных зверей, покрытых тёмно-серой мохнатой шерстью, с могучими загривками и толстыми, сильными лапами. Фигура в плаще, в которой Ждана узнала Вука, вскочила на место возницы и взмахнула кнутом, а придурковатый Рыкун запрыгнул на запятки. Оцепив коляску сзади, справа и слева, в путь двинулось сопровождение из дюжины волкоподобных зверюг, которые рванули с места так быстро, что только сизая пыль взвихрилась на дороге. Два-три мгновения – и коляска уже скрылась из виду, едва касаясь колёсами земли…

Стража во главе с её начальником Милованом была в том же состоянии, что и няньки – в оцепенении и со стеклянными взглядами. Ещё недавно белая, как мрамор, сейчас Ждана пламенела сердитым румянцем, щедро раздавая этому «сонному царству» пощёчины налево и направо. Широкой рыжебородой морде Милована она отвесила двойную порцию оплеух. Впрочем, оцепенение не помешало начальнику стражи услышать приказ князя, отданный напоследок перед отъездом, и он, очнувшись, заявил:

– Матушка государыня, собирайся. Владыка распорядился отвезти тебя в Зимград. Выезжаем на рассвете.

Псы псами, а свою службу он знал.

Опустившись в своих покоях в кресло, Ждана закрыла глаза. Вук сказал: «Верь мне, я тебе не враг». Верить или нет? Что-то тут нечисто. Но, как бы то ни было, другой возможности попасть в Белые горы ей могло и не представиться.

Яр всё ещё хныкал от пережитого испуга и звал её. Поднявшись с кресла на зов, усталая княгиня не заметила в печной топке краешек наполовину сожжённого листка, которого до прихода Вука там не было. Перебирая пальцами мягкие волосы сына и мурлыча колыбельную, она подпёрла ладонью горящий лоб и снова сомкнула веки…