Команда Смайли - ле Карре Джон - Страница 89

• Предыдущая
• 89/93
• Следующая

– Матушка Милосердная ожидает вас, – застенчивым шепотом произнесла сестра Благодатная.

«Если крикнуть, то во всем доме услышат», – подумал Смайли. Он заметил, что цветы в горшках расставлены высоко, вне досягаемости. У двери, на которой значилось «КОНТОРА», проводница Смайли остановилась и громко постучала, затем распахнула дверь. Матушка Милосердная оказалась крупной женщиной с воспаленным лицом и обескураживающе земным взглядом. Смайли сел напротив. На ее широкой груди покоился вычурный крест, и в ходе разговора она своими крупными руками не раз его касалась. Говорила она по-немецки, медленно и царственно.

– Так, – задумалась она. – Так вы, значит, герр Лахманн, и герр Лахманн – знакомый герра Глазера, а герр Глазер заболел и на этой неделе приехать не сможет. – Она поиграла именами, точно не хуже его знала, что все это ложь. – И он не настолько болен, что смог подойти к телефону и позвонить, но настолько болен, что не может сесть на велосипед и приехать. Правильно?

Смайли подтвердил.

– Пожалуйста, не понижайте голоса только потому, что я – монахиня. У нас тут весьма шумно, и это вовсе не значит, что мы недостаточно религиозны. Что-то вы бледны. У вас не грипп?

– Нет. Нет, я вполне здоров.

– Значит, вам больше повезло, чем герру Глазеру, который слег от гриппа. В прошлом году у нас свирепствовал египетский грипп, за год до этого – азиатский, а в этом году беда, похоже, сугубо наша. Могу я спросить, есть ли у герра Лахманна документы, подтверждающие, кто он есть.

Смайли показал ей швейцарское удостоверение личности.

– Послушайте! У вас же дрожат руки. А гриппа нет. «По профессии – педагог», – прочла она вслух. – Герр Лахманн скрывает, что он светило. Он профессор? Могу я осведомиться, по какому предмету?

– Профессор филологии.

– Так. Значит, филологии. А герр Глазер, какая у него профессия? Он никогда мне этого не говорил.

– Насколько я понимаю, он бизнесмен, – произнес Смайли.

– Бизнесмен, который безупречно говорит по-русски. Вы тоже безупречно говорите по-русски, профессор?

– Увы, нет.

– Но вы – друзья. – Она вернула Смайли удостоверение личности. – Итак, швейцарский бизнесмен, ведущий дела с Россией, и скромный преподаватель-филолог – друзья. Так. Будем надеяться, что эта дружба приносит свои плоды.

– Мы, кроме того, соседи, – добавил Смайли.

– Мы все соседи, герр Лахманн. Вы раньше видели Александру?

– Нет.

– Сюда привозят самых разных девушек. У нас есть крестницы. Есть подопечные. Племянницы. Сироты. Кузины. Несколько тетушек. Несколько сестер. А теперь еще и знакомая профессора. Но вы очень удивитесь, как мало на свете дочерей. Какие, например, взаимоотношения связывают герра Глазера с Александрой?

– Насколько я понимаю, он приятель месье Остракова.

– Который живет в Париже. Но невидимка. А также мадам Остраковой. Тоже невидимки. Таким же сегодня стал и герр Глазер. Вы видите, как нам трудно поддерживать контакты с миром, герр Лахманн? Если сами едва знаем, кто мы, как же можем мы сказать им, кто они? Вам надо держаться с ней очень осторожно. – Прозвонил колокол, отмечая окончание послеобеденного отдыха. – Она иногда погружается во тьму. А иногда видит слишком многое. И то, и другое для нее мучительно. Выросла она в России. Не знаю почему. Это сложная история, в которой многое не стыкуется и полно провалов. Если это не послужило причиной ее болезни, то, безусловно, определяет ее. Кстати, вы не думаете, что герр Глазер ее отец?

– Нет.

– И я тоже. А вы встречались с этой невидимкой – Остраковым? Нет, не встречались. А эта невидимка Остраков существует? Александра утверждает, что это призрак. И что у нее совсем другие родители. Ну, как многие из нас!

– Могу я спросить, что вы ей сказали обо мне?

– Все, что мне известно. А это значит – ничего. Что вы знакомый дяди Антона, которого она отказывается считать дядей. Что дядя Антон заболел – это, похоже, привело ее в восторг, но, по всей вероятности, также и встревожило. Я сказала, что ее отец хочет, чтобы кто-то каждую неделю посещал ее, а она говорит мне, что ее отец – разбойник, который ночью столкнул со скалы ее мать. Я велела ей говорить по-немецки, но она может решить лучше придерживаться русского.

– Я понимаю, – кивнул Смайли.

– В таком случае вы – счастливчик, – колко произнесла матушка Милосердная. – Ибо я не понимаю.

В кабинет вошла Александра, и сначала Смайли увидел только ее глаза – такие ясные, такие беззащитные. В воображении он представлял ее себе почему-то крупнее. Губы у нее оказались пухлые посредине, но тонкие и подвижные в углах, а улыбка – опасно сияющая. Матушка Милосердная усадила ее, сказала что-то по-русски и поцеловала в светлые волосы. Затем вышла, и они услышали позвякиванье ее ключей, пока она шла по коридору, и громкий окрик по-французски, когда она велела одной из сестер убрать эту гадость. На Александре была зеленая блуза с длинными рукавами, схваченными у кисти, а на плечах накинута наподобие плаща кофта. Одежда не сидела на ней, а висела как на вешалке, словно ее вырядили специально для этой встречи.

– Антон что, умер? – тотчас спросила она, и Смайли заметил, что мысль, родившая эти слова, никак не отражается на ее лице.

– Нет, у Антона сильный грипп, – ответил он.

– Антон говорит, что он мой дядя, но он мне вовсе не дядя, – пояснила она. Она хорошо говорила по-немецки, и Смайли подумал, что, вопреки россказням Карлы Григорьеву, она, возможно, унаследовала и это от матери, а возможно, от способного к языкам отца или от того и другого. – Он также делает вид, будто у него нет машины. – Как в свое время ее отец, она вот так же бесстрастно, ничем не выдавая себя, смотрела на Смайли. – Где ваш список вопросов? – поинтересовалась она. – Антон всегда приносит с собой список.

– О, мои вопросы у меня в голове.

– А задавать вопросы без списка запрещено. Мой отец запретил спрашивать из головы.

– А кто твой отец? – тут же подхватил Смайли.

Он снова видел только ее глаза, которые смотрели на него из своего заточения. Александра взяла кольцо клейкой ленты со стола матушки Милосердной и легонько провела по блестящей поверхности пальцем.

– Я видела вашу машину, – доложила она. – «КБ» значит Берн.

– Да, правильно, – сказал Смайли.

– А какая машина у Антона?

– «Мерседес». Черная. Очень шикарная.

– Сколько же он за нее заплатил?

– Он купил ее из вторых рук. И думаю, заплатил около пяти тысяч франков.

– Тогда почему же он ко мне приезжает на велосипеде?

– Возможно, потому, что ему нужны физические упражнения.

– Нет, – возразила она. – У него какая-то тайна.

– А у тебя есть тайна, Александра? – поднял глаза Смайли.

До ее сознания дошел его вопрос, она улыбнулась и дважды кивнула, точно собеседник находился очень далеко от нее.

– Мою тайну зовут Татьяна.

– Хорошее имя, – кивнул Смайли. – Татьяна. Как ты об этом узнала?

Она подняла голову и улыбнулась иконам на стене.

– Об этом нельзя говорить, – выпалила она. – Если станешь говорить, никто тебе не поверит и тебя засадят в клинику.

– Но ты ведь уже в клинике, – заметил Смайли.

Она не повысила голоса, только заговорила быстрее. И сидела застыв, так что казалось, будто даже не делает вдоха между словами. Ясность ее мысли и любезность выражений поражали. Она благодарит его за доброту, сказала она, но она знает, что он очень опасный человек, куда опаснее учителей или полицейских. Доктор Рюди придумал такие понятия, как собственность и тюрьмы, и много других разных умных вещей, которые позволяют миру жить во лжи, добавила она. А матушка Милосердная слишком близка к Богу, она не понимает, что Бога следует оседлать и погонять как лошадь, пока он не понесет тебя в нужном направлении.

– А вы, герр Лахманн, являетесь властью всепрощающей. Да, боюсь, это так.

Она вздохнула и улыбнулась ему усталой снисходительной улыбкой, а когда он опустил взгляд на стол, то увидел, что она ухватила свой большой палец и крутит его, так что кажется, сейчас сломает.

• Предыдущая
• 89/93
• Следующая