Странники Гора - Норман Джон - Страница 32

– Вернись! – закричала она. – Слин, ничтожный слин! Вернись, вернись!

Я слышал, как она дергается в наручниках и пинает столб.

– Стой спокойно, – сказал судья, – иначе тебя заставят выпить успокоительное.

– Слин! – плакала она.

Но уже несколько других степных воинов изучали оставленную без вуали Африз.

– Ты не собираешься сражаться за нее? – спросил я Камчака.

– Безусловно, собираюсь.

Но прежде чем вернуться, мы заглянули в лицо каждой из тарианских красавиц.

Наконец он вернулся к Африз.

– Что-то мало красивых женщин в этом году, сказал он ей.

– Сражайся за меня! – вскричала она.

– Плоховаты девки в этом году.

– Сражайся же за меня!

– Не знаю, стоит ли сражаться за кого-нибудь, – сказал он, – если все не то самки слина, не то каийлы.

– Ты должен биться, – заплакала она, – ты должен биться за меня, идиот!

– Ты что, просишь об этом? – заинтересованно спросил Камчак.

Она задохнулась от гнева.

– Да, – наконец сказала она, – я прошу тебя об этом.

– Ну что ж, – ответил Камчак, – я буду биться за тебя.

Африз, на мгновение замолчав от радости, прислонилась к столбу, затем она снова гневно посмотрела на Камчака:

– Тебя убьют в дюйме от моих ног.

Камчак пожал плечами, не исключая такую возможность, а сам повернулся к судье:

– Кто-нибудь собирается биться за нее, кроме меня?

– Нет, – ответил судья.

Если за женщину собираются биться больше чем один воин, тарианцы решают вопрос очередности в зависимости от их общественного положения, а кочевники в зависимости от шрамов. Каждый по-своему учитывал силу и выучку своих воинов, принявших участие в борьбе. Иногда люди бились друг с другом за такую честь, но это не поощрялось ни тарианцами, ни народами фургонов, потому что и те и другие рассматривали междоусобную схватку как нечто недостойное, особенно в присутствии врагов.

– Наверняка она никуда не годится, – заметил Камчак, всматриваясь в лицо Африз.

– Годится, – ответил судья, – потому что её защищает Камрас – чемпион Тарии.

– О нет, только не он! – вскричал Камчак, вскидывая кулак в насмешливом разочаровании.

– Да, – повторил судья, заглядывая в список, именно он.

– Ну, теперь ты вспомнил? – злорадно рассмеялась Африз.

– Кажется, вспомнил. Но уж очень многое всплывает в моей памяти в таком случае, – сказал Камчак.

– Если не хочешь, можешь сменить противника, – сказал судья.

Я подумал, что это весьма гуманный подход к делу – двое человек должны понимать, с кем они столкнутся лицом к лицу до того, как окажутся на песчаном поле. Представьте, как неприятно, выйдя на состязание, обнаружить перед своим носом такого опытного и сильного воина, как Камрас.

– Встреться с ним! – вскричала Африз.

– Если никто с ним не встретится, – сказал судья, – кассарская девушка по праву отойдет ему.

Камчак взглянул на кассарку, красотку у столба напротив Африз. Та была разочарована, и по понятным причинам. Похоже было, что она попадет в Тарию ни за что, даже не за горсть песка, вскинутого противниками в её честь.

– Встреться с ним, тачак! – закричала она.

– А где же твои кассары? – спросил Камчак.

Я подумал, что это – великолепный вопрос. Я видел Конрада, но тот взялся биться за тарианскую девушку в шести или в семи столбах в стороне. Альбрехт даже не явился на игры, думаю, он был дома с Тенчикой.

– Они все где-нибудь сражаются! – вскричала она. – Пожалуйста, тачак!

– Но ты же кассарка, – сказал Камчак.

– Пожалуйста! – От досады она готова была расплакаться.

– Кроме того, ты будешь хорошо выглядеть в шелках наслаждения.

– Посмотри на тарианскую девку, – закричала девушка, – разве она не прекрасна? Разве ты не хочешь ее?

Камчак посмотрел на Африз.

– Думаю, мы не хуже, чем остальные.

– Сражайся за меня! – закричала Африз.

– Хорошо, – сказал Камчак, – так и быть, уговорила.

Кассарская девушка, расслабившись, прислонилась к столбу.

– Ты дурак, – сказал подъехавший Камрас.

Он напугал меня – я и не знал, что он находится так близко. Я оглянулся – без сомнения, это был впечатляющий воин. Он выглядел сильным и ловким. Его длинные черные волосы были схвачены теперь в хвост на затылке. Огромные кулаки обернуты лентами из шкуры боска. В одной руке – шлем и овальный тарианский щит, в другой – копье, за плечом – ножны короткого меча.

Камчак посмотрел на него снизу вверх. Не то чтобы Камчак был особенно низкоросл, просто Камрас был действительно огромен.

– Ради небес, – сказал Камчак, присвистнув, – ты и взаправду громадный, парень.

– Начнем, – предложил Камрас.

При этих словах судья призвал всех очистить пространство между столбами прекрасной Африз из Тарии и очаровательной кассарской девушки. Двое из обслуживающих соревнования вышли вперед с граблями и принялись разравнивать круг песка между столбами, поскольку, пока проходило изучение «призов», его успели достаточно истоптать.

К несчастью для Камчака, это был тот год, когда тарианские воины предлагали оружие схватки. Хотя воины противоположной стороны, по обычаю, могли отказаться от битвы ещё до того, как их имя входило в список участвующих. Таким образом, если Камчак не чувствовал бы себя уверенным во владении каким-нибудь тарианским оружием, он имел бы право уклониться от битвы, оскорбив этим только кассарскую девушку, мнение которой, я был в этом уверен, абсолютно не волновало философски настроенного Камчака.

– Ах да, оружие, – сказал Камчак. – Что это будет? Копье, бич или бола с лезвиями, а может быть, кайва?

– Меч, – сказал Камрас.

Решение тарианина повергло меня в тоску. За все время, проведенное мной среди кочевников, я ни разу не видел ни у кого в руках горианского короткого меча, такого удобного и легкого оружия, обычного в городах. Воины народов фургонов не пользовались коротким мечом, быть может, потому, что такое оружие было неудобным для всадника. Вот сабля была бы более эффективна, но её кочевники не знали. Ее вполне заменяло копье, если пользоваться им умело, дополняемое семью кайвами. Кроме того, саблей вряд ли можно дотянуться до седла высокого тарлариона; воины же народов фургонов редко приближались к врагу ближе, чем это необходимо для того, чтобы сразить его при помощи стрелы или, если нужно, копья; а кайву кочевники рассматривали иногда как оружие для броска, а иногда как нож. Мне кажется, что кочевники, если бы они хотели иметь сабли или считали их ценными, смогли бы добыть их, несмотря на то что у них не было кузнецов, способных сделать оружие (может быть, даже кто-то заботился, чтобы таковых не появлялось). Но у народов фургонов имелось золото и драгоценные камни, привлекательные для торговцев Ара и любых других, и поэтому оружие они покупали. К примеру, большинство кайв было сработано в кузницах Ара. Тот факт, что сабля не была принята среди народов фургонов, отражал условия жизни и военных действий, к которым кочевники привыкли, скорее это была случайность, нежели результат неразвитости или технологических ограничений. Впрочем, сабля была непопулярна не только среди народов фургонов и в целом среди народов Гора, она рассматривалась как слишком длинное и неуклюжее оружие для близкой битвы, так нравившейся воинам городов, более того, её невозможно было использовать с седла тарна или тарлариона.

Итак, Камрас предложил сражаться на мечах, рассчитывая, что бедный Камчак совсем не владеет столь непопулярным среди кочевников видом оружия. Ну что ж, он правильно рассчитал…

Бедный Камчак был почти наверняка незнаком с мечом, как я оказался бы незнаком с любым ещё не привычным для меня оружием Гора, как, например, с ножом-бичом Порт-Кара или натасканными вартами в пещерах Тироса. Обыкновенно горианские воины, если им необходимо убить врага либо завоевать женщину, выбирают оружие битвы по своему расчету небольшой кинжал, меч и щит, кинжал и бич, топор и сеть или два кинжала с тем условием, что если используется кайва, её не метают. Но Камрас оказался в этом пункте тверд.