Зубы тигра - Леблан Морис - Страница 17

• Предыдущая
• 17/50
• Следующая

— А что же?

— Тут действовал невидимый мне враг.

— Вы его видели?

— Видеть его могли только вы, вы проходили как раз по кабинету, я даже слышал ваш испуганный возглас, когда упомянул о мадам Фовиль.

— Да, меня поразило известие о ее самоубийстве. Я бесконечно жалею эту женщину, независимо от того, виновата она или нет.

— И так как вы стояли в двух шагах от кнопки механизма и легко могли достать его рукой, то злоумышленник никак не мог скрыться от вас. — Она не опустила глаза, только чуть зарумянилась и ответила:

— Да, я во всяком случае должна была бы встретить его, потому что вышла за несколько минут до несчастья.

— Несомненно… но… любопытно… малоправдоподобно, как это вы не слышали стук падения, мои зовы и весь этот шум, который я поднял?

— Я, вероятно, закрыла за собой дверь.

— Мне остается предположить, что кто-то спрятался в моем кабинете, кто-то, действующий заодно с преступниками с бульвара Сюше, потому что префект полиции только что нашел под подушками моего дивана принадлежащий одному из этих бандитов обломок палки.

Она удивленно подняла глаза на него.

По-видимому, это было ново и для нее.

Он подошел к ней вплотную и, глядя ей прямо в глаза, сказал:

— Сознайтесь, по крайней мере, что все это очень странно?

— Что странно?

— Да все, ряд покушений на меня, вчера я нашел черновик статьи, помещенной в газетах, сегодня железная штора падает мне чуть ли не на голову, потом история с палкой и, наконец… только что… графин с отравленной водой.

Она покачала головой.

— Да, — с силой продолжал он. — Сомнений быть не может. В этом видна рука врага, смелого и беспощадного. Он действует неустанно. Цель его ясна. Он пробовал скомпрометировать меня, потом убить или хотя бы задержать на несколько часов, а сейчас прибегает к яду, к этому трусливому способу, который убивает исподтишка. А там будет — кинжал, пуля или веревка — безразлично, лишь бы устранить меня. Я тот — которого боятся, который в один прекрасный день раскроет все и положит к себе в карман миллионы, которые им хотелось бы получить. Я один караулю наследство Морнингтона. Четыре жертвы уже погибли. Я должен стать пятой. Так решил Гастон Саверан или другой, руководящий делом. А сообщник их здесь, в этом отеле, подле меня. Он следит за мной, выжидает удобную минуту и подходящие условия, чтобы поразить меня. Однако довольно! Мне это надоело. Я хочу знать, хочу знать и узнаю. Кто он?

Девушка отступила и оперлась о столик. Дон Луис шагнул и, не спуская глаз с ее непроницаемого лица, старался прочесть в нем хоть какой-нибудь признак тревоги, трепета, беспокойства, с силой повторил еще раз:

— Кто он? Кто хочет убить меня во что бы то ни стало?

— Я не знаю… — шептала она. — Может быть, и заговора нет никакого… случайное стечение обстоятельств.

Ему хотелось сказать ей «ты», так он всегда мысленно обращался к своим противникам.

«Ты лжешь, красавица, ты лжешь. Сообщник — это ты. Ты одна слышала мой разговор с Мазеру по телефону и в автомобиле поспешила на помощь Гастону Саверану, ты принесла сюда обломок палки. Ты, красавица, из неведомых мне побуждений хочешь убить меня».

Но он не в состоянии был высказать ей все это, излить свой гнев и свое негодование, он только с силой сжимал ей пальцы, и взгляд его обвинял красноречивей самых резких слов.

Сделав над собой усилие, он выпустил ее руку. Она быстро отодвинулась от него, и в этом движении были возмущение и ненависть.

— Хорошо, — решил дон Луис, — я допрошу слуг и отошлю тех, кто покажется мне подозрительным.

— Зачем же? — живо возразила она. — Я всех их знаю. Это лишнее.

Дону Луису показалось, что в глазах ее была мольба. Но, кого просила она пощадить? Других? Или ее?

Они долго молчали.

Дон Луис стоял в нескольких шагах от нее, думая о фотографии. В живой женщине он видел всю ту красоту, которая бросилась ему в глаза в изображении и какую он в ней не замечал до сих пор. Это было как на карточке: в ней уже появилась горечь, но форма рта была все та же. Подбородок, изящная шея, прикрытая вышитым воротничком, линия плеч и руки, сложенные на коленях, все было прелестно и была в ней мягкость и какая-то порядочность. Возможно ли, чтобы эта женщина могла быть отравительницей, убийцей?

Он снова заговорил:

— Вы, как будто, называли мне ваше имя. Только не настоящее.

— Да нет, нет же, — заторопилась она. — Я вам сказала — Марта.

— А зовут вас Флоранс… Флоранс Девассер.

Она вся затрепетала.

— Флоранс? Откуда вы знаете?

— Вот ваша фотография и на ней ваше имя, почти стершееся.

Она смотрела на карточку, не веря своим глазам.

— Это невероятно. Как она попала к вам? — потом вдруг: — Вам дал ее префект, да? Они ищут меня?.. и все вы, опять вы.

— Не бойтесь, — сказал Перенна, — стоит немножко отретушировать ее и вас нельзя будет узнать. Я это сделаю.

Она не слушая, смотрела на карточку, не отрываясь, и шептала:

— Мне было двадцать лет. Я жила в Италии. Боже, как я была счастлива в тот день, когда снималась! И как радовалась, получив фотографию, и казалась сама себе такой красивой. Потом она пропала. Ее украли у меня, как и многое другое.

Еще тише, словно обращаясь к другой женщине, к несчастной подруге, она несколько раз повторила:

— Флоранс… Флоранс…

Слезы струились по ее лицу.

«Она не из тех, что убивают, — думал дон Луис. — Не может быть, чтобы она была их сообщником, а между тем…»

Он отошел от нее и заходил по комнате от дверей к окну и обратно. Потом стал читать названия книг на полках. Это были книги по литературе, романы, пьесы, труды по морально-философским вопросам, стихи; подбор их свидетельствовал о высоком уровне культуры разносторонне образованного человека. Расин и Данте, Стендаль и Эдгар По, Монтень между Гете и Виргилием. И вдруг со свойственной ему способностью выхватывать какую-нибудь частность он заметил, что один из томов английского издания Шекспира чем-то отличается от остальных. Красный корешок казался жестче, чем корешки остальных томов, и не было на нем тех морщинок, которые образуются, когда книга читается. Это был восьмой том. Он быстро и неслышно вытащил его. И не ошибся, это была не книга, а коробка в виде книги, которая могла служить отличным тайником. В нем оказалось несколько листков почтовой бумаги, конверты, бумага в клеточку, он тотчас узнал бумагу, на которой был написан черновик статьи в газету.

Приподняв несколько листков, он на предпоследнем увидел какие-то записи с цифрами, очевидно, наспех сделанные карандашом. Он прочел:

Первое письмо. В ночь с 15 на 16 апреля. Второе — в ночь на 25. Третье и четвертое — в ночь на 5 мая и на 15 мая.

Дон Луис, прежде всего отметил про себя, что первое число — ночь на 16 апреля, как раз сегодня.

Почерк был похож на тот, каким написан был черновик статьи. Черновик, кстати, у него в кармане, можно сравнить.

Он вынул из кармана записную книжку, в которой лежал черновик. Раскрыл ее. Черновик исчез.

«Однако! — он скрипнул зубами. — Какая наглость!»

И тотчас вспомнил, что книжечка лежала в кармане пальто, а пальто висело на спинке стула, вблизи телефонной кабинки, когда он утром говорил с Мазеру. Именно тогда Девассер без всякого, как будто, повода блуждала по кабинету. Что она там делала?

«Какая комедиантка! — думал взбешенный Перенна. — Чуть было не обманула меня: слезы, впечатление чистоты и невинности, трогательное воспоминание, — все вздор! Одна шайка с Мари-Анной Фовиль и Гастоном Савераном — такая же лживая и так же играет каждым жестом, интонацией невинного голоска!»

Он порывался уличить ее. Доказательство было налицо. Можно ли после этого сомневаться, что она сообщница людей, заинтересованных в наследстве Морнингтона, и желающих устранить его? Может быть, даже руководит шайкой, благодаря смелости и уму.

• Предыдущая
• 17/50
• Следующая