Зубы тигра - Леблан Морис - Страница 38

• Предыдущая
• 38/50
• Следующая

Это было загадкой. Красивые черные глаза как всегда были спокойны. Она переменила костюм сиделки на простое платье, подчеркивающее изящную линию талии. Она была, по обыкновению, строга.

— Объясните, мадемуазель, — сказал ей префект.

— Я к вам по поручению, которое выполняют, не вполне уясняя его смысл.

— Что это значит?

— Лицо, которому я вполне доверяю и которое глубоко уважаю, поручило мне передать вам некоторые документы, имеющие, по-видимому, отношение к вашему сегодняшнему собранию.

— К вопросу о наследстве Космо Морнингтона?

— Да, господин префект.

— И вам известно, почему вам вручили эти документы? Какое они имеют к вам отношение?

— Они никакого отношения ко мне не имеют.

Демальон улыбнулся и отчеканил, не спуская глаз с Флоранс.

— Судя по письму, к ним приобщенному, они имеют к вам прямое отношение: они устанавливают ваше родство с семейством Гуссель, а, следовательно и ваши права на наследство.

— Мои права?

Крик удивления и протеста. Затем она заговорила:

— Мои права… на это наследство. Да я никогда и не встречала господина Морнингтона. Тут недоразумение.

Она говорила оживленно и с глубокой искренностью, которая на всякого другого произвела бы впечатление. Но префект не мог забыть аргументов дона Луиса.

— Позвольте документы.

Она вынула из мешочка незапечатанный голубой конверт, из которого префект достал несколько пожелтевший, вытертый по сгибам листок бумаги. При полном молчании, посмотрев документы самым внимательным образом, он заявил:

— Документы, очевидно, подлинные, печати казенные.

— Итак, господин префект? — спросила Флоранс дрожащим голосом.

— Итак, трудно допустить, мадемуазель, чтобы вы не были осведомлены.

Он повернулся к нотариусу:

— Я изложу вкратце содержание документов. Как вам известно, у Гастона Саверана, наследника Космо Морнингтона по четвертой линии, был старший брат Рауль, живший в Аргентине. Последний перед своей смертью отправил в Европу со старушкой няней девочку пяти лет, свою дочь, но удочеренную француженкой-гувернанткой, мадемуазель Девассер. Вот акт рождения. Вот документ об удочерении. Показания трех друзей, видных коммерсантов Буэнос-Айреса и, наконец, свидетельство о смерти отца и матери. Все документы вполне законны и снабжены печатью французского консула. Нет оснований сомневаться в их подлинности, и я не могу не рассматривать Флоранс Девассер как дочь Рауля и племянницу Гастона Саверана.

— Племянница Гастона Саверана… его племянница… — прошептала девушка, и слезы полились у нее из глаз при мысли о человеке, к которому она была нежно привязана, даже не подозревая, что их связывает тесное родство.

Искренние ли это были слезы? И действительно ли содержание документов стало ей известно лишь сейчас?

Эти вопросы задавал себе дон Луис Перенна, не спуская в то же время глаз с лица Демальона. И вдруг он прочел на нем, что арест Флоранс дело решенное.

Он подошел к девушке.

— Флоранс, — тихо сказал он.

Она подняла на него полные слез глаза и не протестовала.

Он медленно проговорил:

— Флоранс, вы должны защитить себя. Сами того не ведая, вы очутились в таком положении, когда надо защищаться. Вы должны хорошенько отдавать себе отчет в том, куда завели вас обстоятельства. Флоранс, логика событий привела господина префекта к убеждению, что человек, который придет сюда и предъявит неоспоримые права на наследство Морнингтона — будет человеком, который убил всех остальных наследников. Вошли вы. И вы, безусловно, наследница Космо Морнингтона.

Флоранс задрожала всем телом, и смертельная бледность покрыла ее лицо, но ни одного слова не вырвалось у нее.

Он продолжал:

— Вы не протестуете против обвинения?

Она долгое время молчала, потом проговорила устало:

— Что мне сказать? Я ничего не понимаю, все так темно…

Дон Луис в свою очередь содрогнулся.

— И только? Вы соглашаетесь? — шепнул он.

— Вы хотите сказать, что, не защищаясь, я тем самым признаю себя виновной? — вполголоса спросила она.

— Да.

— А это поведет?..

— К аресту…

— Тюрьма!

Страдание исказило ее лицо. Тюрьма для нее — это муки, выстраданные Мари-Анной, Савераном. Это отчаяние, позор, смерть, все то, чего не избежали Мари-Анна и Саверан, и что выпадет и ей на долю.

Совсем подавленная, она простонала:

— О, я так устала! Для меня ясно, что спасения нет! Мрак окружает меня! О, если бы я поняла, увидела…

Наступило долгое молчание. Нагнувшись к ней, Демальон внимательно изучал ее, но так, как она продолжала молчать, он положил руку на кнопку звонка и нажал три раза.

Дон Луис не шевелился, устремив на Флоранс полный отчаяния и любви взгляд. В нем шла борьба между любовью и ненавистью, побуждением верить девушке и рассудком, склонным отнестись скептически. Невинна? Виновна? Он не мог сказать.

Все против нее. А между тем он не может не любить ее.

Вошел Вебер со своими людьми.

Демальон сказал ему несколько слов, указывая на Флоранс.

Вебер направился к ней.

— Флоранс, — окликнул ее дон Луис.

Она взглянула на него, посмотрела на Вебера и его спутников и, вдруг поняв, что должно сейчас произойти, пошатнулась и, почти теряя сознание, упала на руки дона Луиса.

— О, спасите меня, спасите, умоляю вас.

И в этом движении было столько доверия, в этом порыве отчаяния — столько неподдельной искренности, что глаза дона Луиса открылись. Все его колебания, опасения, сомнения смыло волной горячей веры. Он воскликнул:

— Нет, нет! Этого не будет… господин префект, бывают вещи недопустимые…

Он нагнулся к Флоранс, он держал ее в своих объятиях, прижимал к себе с такой силой, что никто не смог бы отнять ее. Глаза их встретились. Он прижался лицом к ее лицу, бесконечная нежность к ней, к такой слабой, такой беспомощной, так доверчиво прильнувшей к нему, захлестнула ему душу, и он страстно заговорил едва слышно для нее одной:

— Я люблю вас… люблю вас… о, Флоранс, если бы вы знали, что происходит у меня в душе… как я страдаю… и как я счастлив, Флоранс. О, Флоранс, я люблю вас.

По знаку, данному префектом, Вебер удалился.

Дон Луис, выпустив Флоранс из своих объятий, усадил ее в кресло и, положив ей руки на плечи, сказал, глядя в глаза:

— Вы еще не понимаете, Флоранс, но я уже начинаю разбираться в этом мраке, что пугает вас. Флоранс, выслушайте меня… Ведь вы не сами действуете, не так ли? За вами, над вами есть кто-то другой… Он руководит вами. Не так ли? Вы даже не знаете, куда он толкает вас.

— Никто мною не руководит… что такое? Объясните.

— Вы часто поступаете так или иначе, потому что вам предлагают так поступать и вы сами считаете это правильным, не подозревая о последствиях. Отвечайте… Вы совершенно свободны? Никто не влияет на вас?

Молодая девушка, видимо, взяла себя в руки. Обычное спокойствие понемногу возвращалось к ней. Но вопросы дона Луиса все-таки волновали ее.

— Да нет же, — возражала она, — никто не влияет.

Он настаивал все с большей горячностью.

— Не говорите… подумайте… вот вы наследница Морнингтона… я знаю, я уверен, что вас эти деньги не прельщают, кто же может распоряжаться ими? Кто может быть заинтересован в том, чтобы вы разбогатели? С чьей жизнью связана ваша жизнь? Вы ему друг, невеста?

Она негодующе запротестовала.

— О, никогда! Тот, о ком вы говорите, не способен…

— Ага! — воскликнул дон Луис в порыве ревности, — вы признаете… так он-таки существует… я клянусь, что несчастный…

Он повернулся к Демальону.

— Мы приближаемся к цели, господин префект. Я знаю путь, хищник будет затравлен сегодня же, самое позднее завтра.

Господин префект, письмо, при котором присланы документы, подписано настоятельницей, заведующей клиникой Тери, необходимо немедленно допросить ее. Устроить очную ставку с мадемуазель — и мы добьемся, но терять нельзя ни одной минуты… Иначе хищник скроется. Я прошу вас только об отсрочке. Пусть начальник полиции и ваши агенты сопровождают нас, не спуская глаз с мадемуазель Девассер.

• Предыдущая
• 38/50
• Следующая