Странники между мирами - Ленский Владимир - Страница 61
- Предыдущая
- 61/115
- Следующая
Теган похоронил Ринхвивар, устроив огромный погребальный костер на широкой равнине Изиохона, так что отблески пламени несколько дней потом плескались в волнах моря — или так только казалось? — окрашивая воду багровыми и золотыми пятнами.
Гион ходил по берегу, входил в море по пояс, вытаскивал гирлянды водорослей, алых и синих, и обматывал ими голову; он царапал себя ногтями и резал себе лицо ножом, пытаясь прочертить контуры золотых роз. Жидкая человечья кровь бесполезно поливала землю. Ничто не могло вернуть Ринхвивар.
Наконец король с сыном вернулись в столицу. Теган читал хроники, перелистывал судебные дела — не писаные законы, но бесконечное число случаев, «прецедентов», на основании которых ему предстояло впоследствии выносить приговоры.
Теган забросил своих охотничьих птиц и собак: теперь он навещал их по нескольку минут в день, и животные недоумевали: в чем они провинились, если господин не желает больше проводить с ними время?
Однажды среди ночи король Гион встал с постели и прошел в оружейную. Он собрал десяток хранившихся там мечей и спустился на пустую площадь перед дворцом. Помост уже убрали; ничто не напоминало о празднике, который завершился смертью королевы.
Но Гион помнил каждый шаг, который сделала Ринхвивар в тот день, и пошел по ее незримому следу. И стоило Гиону накрыть босой ступней то место, по которому прошла его жена, как все ее следы вспыхнули ярким золотым огнем.
Для Гиона ночь открыла все, что сохраняла в себе. Он различал красноватое дрожащее пламя там, где из земли торчали клинки. Наклоняясь к каждому из этих явственных следов, он втыкал в прежние лунки рукояти мечей. Гион работал не спеша, безошибочно повторяя прежнее их расположение.
Неожиданно он остановился. Рука его замерла: одна из лунок наполнилась густым фиолетовым свечением. Оно не поднималось вверх, завинчиваясь тонкой спиралью, как остальные, но растекалось бесформенной лужицей.
— Яд! — сказал Гион. — Это было здесь.
Он оставил эту лунку пустой, обошел ее и продолжил свое занятие.
Затем, когда все мечи были распределены таким образом, что на ложе, образованном остриями, мог поместиться один человек, Гион отошел чуть в сторону и принялся исследовать лунные лучи.
Ассэ и Стексэ уже поднялись в небо. Их свет рассеянно стекал на землю, но вскоре луны начали сближаться. Спустя полчаса их тонкие лучи слились, и Гион, ступив в призрачный столб ночного света, медленно поднялся в воздух.
Он не делал никаких движений. Свет сам понес его над землей. Король закрыл глаза, опустил руки. Он перестал чувствовать свое тело и в этом усматривал благо: впервые за все то время, что минуло с мгновения смерти Ринхвивар, у него не болело в груди. Он даже захотел есть — этого с ним тоже давно не случалось.
Улыбка, забытый гость, вернулась на исхудавшее лицо, и выглядела она так же странно, нелепо и даже пугающе, как разряженная пышная красотка среди истлевших мертвецов.
Справа король был залит ярко-синим светом, слева — ядовито-желтым. Если смотреть на него сбоку, то его можно было видеть, однако не полностью, но лишь наполовину. Если же сместиться на несколько шагов и заглянуть прямо в лицо Гиону, то не будет никакого лица, только черная линия, разделяющая желтый и синий цвета. Прозрачные руки по-прежнему свисали вдоль тела, они едва шевелились на слабом ветерке, как мантия медузы.
Сквозь опущенные веки Гион видел площадь и дворец: они приобрели странный вид, дрожали, изгибались, теряли четкость очертаний, и их прямые углы начинали извиваться, точно живые.
Это было забавно. Гион усмехнулся.
Душа, средоточие боли, на время забыла о своих правах, а тело утратило земную тяжесть; король получил наконец возможность передохнуть.
Он поднялся еще выше и остановился прямо над мечами. Еще миг — и он сделает последнее усилие, выпустит лунные лучи, и тогда вернувшаяся земная тяжесть бросит ему навстречу все десять острых клинков. Он думал о предстоящем мгновении, он предвкушал его, и все тело его чесалось от нетерпения: в ожидающей боли таилась сладость, слишком сильная, чтобы, испытав ее, можно было остаться жить.
Сейчас...
Он напрягся и вышел из светового столба.
И полетел вниз.
Сильный толчок отбросил его в сторону: совершенно не та боль, которой он вожделел, пронзила избитое тело. Чужая боль, неприятная. Навязанная кем-то со стороны.
Гион вынужден был открыть глаза.
Над ним низко висело небо, и каждая звезда в небе была отчетливо видна — отдельно от прочих. И Гион понял, что небо являет ему образ одиночества, отныне составляющего для него сущность вселенной.
Он шевельнул пальцами, зарылся в пыль. Рядом кто-то двинулся — сел. Гион повернул голову. Небо исчезло из поля зрения — теперь король видел неясную человеческую тень, наполовину растворенную мраком ночи.
— Теган, — сказал король, — ты напрасно остановил меня. Я все равно уйду.
Теган еле слышно всхлипнул.
«Плачет? — с удивлением подумал Гион. — Этого не может быть!»
И сказал вслух:
— Ты плачешь? Но этого не может быть!
— Не уходите, отец, — сказал Теган. — Я не справлюсь.
— Справишься, — выдохнул король.
— Не уходите, — повторил юноша.
— Я больше не могу, — объяснил Гион. И взмолился: — Отпусти меня. Моя кровь ничего не стоит. Твоя мать накормила эту землю на десятки лет вперед... А я ничего не стою.
Теган осторожно положил ладонь на лоб отца. Узкая, сухая, теплая ладонь.
— У тебя хорошие руки, — сказал Гион, задирая голову так, чтобы поцеловать руку сына. — Как хорошо...
Теган не ответил. Просто сидел рядом, в пыли, на площади, а Гион медленно таял прямо под его руками. Сжав пальцы на плече отца, Теган ощутил пустоту. Видимость телесной оболочки Гиона еще оставалась на площади некоторое время, и вставшее солнце задело ее контуры и зажгло золотом края; но полные играющей пыли косые лучи пронзили насквозь то, что являло собой образ Глина, и тогда Теган поверил в то, что отец исчез.
Молодой король встал. Тень Гиона задрожала и рассыпалась у его ног. Тогда Теган выдернул из земли все десять мечей, сложил их на сгибе локтя и медленно зашагал в сторону дворца.
Коронация Тегана проходила торжественно, при большом печении народа. На перекрестках стояли бочки с вином и играли музыканты, но веселье получилось какое-то истерическое, нервное: люди боялись нового правления.
Теган — не Эльсион Лакар. Эльфы больше не дадут людским королям женщин своей крови. Придется вспоминать былые времена: работу до седьмого пота, неблагодарную землю, ломающиеся плуги, бедность, рабскую зависимость от капризов погоды.
А после начнется недород... Молодой король не справится.
Тревога росла, отравляя Королевство и мешая обрести радость в праздник.
Гион сразу узнал тот серый мир, где побывал давным-давно, когда в первый раз пошел следом за Ринхвивар. Он не был мертв; просто его поглотил туман, и здесь, и дальше, и впереди, и позади — нигде не было ничего, кроме бесконечного клубящегося тумана.
«И все же тут можно жить, — подумал Гион. — И отныне я буду жить здесь, в небытии. Странное место для обитания...»
Он шагал легко и бездумно, то ныряя в густые клочья повисшей в воздухе влаги, то выбираясь на просветы. Ему было безразлично и то, и другое. Сейчас у его пути не было никакой цели. Никто не ждет его, никто не зовет.
И едва лишь он понял это, как тотчас же пришло другое понимание: не следовало обольщаться. Кое-что ждало его, и кое-что его позвало.
Много лет назад на этой тропинке юноша по имени Гион оставил свою кровь. Странное, меняющее облик чудовище, что бродит по серому миру, изнемогая от голода и жажды, набросилось на него и ранило. И пока оно насыщалось кровью, вытекшей из человечьей раны, Гион успел бежать.
Но часть его осталась здесь, в этом мире, и, когда Гиону захотелось уйти в небытие, она, эта затаившаяся часть, воскресла и позвала его.
- Предыдущая
- 61/115
- Следующая