Бездна обещаний - Бергер Номи - Страница 8

• Предыдущая
• 8/105
• Следующая

Кирстен лишь пожала плечами.

— Что-нибудь другое?

На сей раз Кирстен смутилась. Зажав руки между колен, она чуть подалась вперед и, кивнув головой, уставилась в среднее до.

— Ты когда-нибудь любила, Наталья? — прошептала девушка.

— Что?

Кирстен покраснела.

— Ты когда…

— Я слышала вопрос, — перебила наставница. — Я просто хотела бы знать, с чего вдруг ты его задаешь?

Слова понеслись стремительным прерывистым потоком:

— Ты понимаешь, что мне вчера исполнилось восемнадцать, на следующей неделе я заканчиваю школу, а у меня в жизни не было еще ни одного свидания?

— Это оттого, что ты должна сделать нечто более важное, — слегка нахмурившись, парировала Наталья и уставилась в затылок сникшей Кирстен. — Человек с таким поразительным талантом, как твой, не имеет права тратить его даже на любовь. В твоей жизни нет места романам, Киришка, если ты только собираешься стать действительно великой классической пианисткой. Ты меня слушаешь? — Наталья взяла Кирстен за подбородок и посмотрела ей в глаза. — Будь преданна своей музыке, Киришка, и она будет преданна тебе. Музыка — твой самый надежный и близкий друг, никогда не предающий и не отрекающийся от тебя, что, кстати говоря, слишком часто случается с людьми. Музыка будет инструментом исполнения твоих желаний, храмом твоих надежд и твоей крепостью. Любовь же только отнимет силы, притупит честолюбие и уведет с дороги, которую ты себе выбрала. Если ты лишь на минуту позволишь себе отвлечься, Киришка, ты потеряешь все — себя, свой дар и, хуже всего, мечту.

Притихшая Кирстен внимательно слушала исполненный убежденности монолог Натальи, но, вместо того чтобы зарядиться его пафосом, чувствовала себя еще более смущенной и растерянной.

— Не понимаю, почему нельзя иметь и то и другое, — коротко вставила она. — И любовь, и музыку.

— По тому что для тебя любовь — это музыка.

— Возможно, — несколько неохотно согласилась Кирстен. — Но мне все же хотелось бы, прежде чем я умру, сходить хотя бы на одно свидание. Только с тем, чтобы знать, что я ничего не упустила.

«Ох, упускаешь», — заскулил тоненький настойчивый голосок, в последнее время постоянно нывший внутри. Кирстен была уверена, что есть нечто такое, что проходит мимо нее. Что именно — она не знала, но чувствовала. Чувствовала странные новые ощущения, ни понять, ни контролировать которые не было сил. Возбуждение, беспокойство, смущение и…

Словно кто-то щекотал ее изнутри, водя перышком вперед-назад, вверх-вниз, заставляя дрожать и трепетать, испытывая странный жар. Назойливые ощущения пробуждали желание крепко прижаться к какому-нибудь острому углу, или крепко сжать ноги в коленях, или тереться бедрами об изношенный матрац на постели. Кирстен испытывала при этом чувство вины. Вины, стыда и грязи.

Она и в мыслях не допускала поделиться своими чувствами с матерью. Вопрос о любви, заданный Наталье, был самым откровенным, который она могла позволить себе в разговоре с другим человеком. Иными словами, впервые в жизни Кирстен всерьез задумалась о чем-то помимо музыки. И одна мысль об этом была равносильна богохульству, чем-то вреде святотатства, составляющего суть греха. И избавиться от него можно было только раскаянием, способным очистить тело от коварных ощущений. Необходимость покаяться тяжким бременем лежала на душе Кирстен. И только музыка могла гарантировать что-то вроде необходимого девушке отпущения грехов. Кирстен решила наложить на себя нечто вроде епитимьи.

— Наталья, — произнесла она, собравшись наконец с мыслями, — я бы хотела разучить Второй фортепьянный концерт Брамса.

Самый спорный концерт великого композитора был, по мнению Кирстен, и самым подходящим для смирения предметом.

— Брамс! Это невозможно! Абсолютно невозможно!

Кирстен окончательно смутилась:

— Невозможно? Почему?

— Да потому что ты его изувечишь, — последовал безапелляционный ответ. — Ты слишком молода и неопытна. Тебе недостает глубины и зрелости в работе в том объеме, в каком требует того Брамс. Произведение должно жить и дышать. Ты обманешь слушателей и самого Брамса, если возьмешься за это произведение сейчас.

Первоначальный энтузиазм Кирстен тут же обернулся некоторым замешательством.

— Ты просто еще не готова, Киришка, — уже более мягко продолжала увещевать Наталья. — Ты должна еще пожить, необходимо набраться опыта, а для этого требуется время, много времени. Без опыта, дорогая моя, ты не сможешь сыграть Брамса с уважением, которого он заслуживает.

— Подыщи тогда мне что-нибудь другое, Наталья, — в отчаянии взмолилась Кирстен. — Ну, пожалуйста, подыщи!

Наталья нашла для Кирстен конкурс. Конкурс пианистов имени Вайклиффа Трента был известен во всем мире. Он устраивался в честь великолепного английского пианиста, трагически погибшего в тысяча девятьсот сороковом году в возрасте двадцати восьми лет. Конкурс проводился ежегодно, в апреле, в здании Нью-йоркского университета, его победитель получал приз в тысячу долларов и концертное турне по городам США: Бостон, Кливленд, Филадельфия и Чикаго. По иронии судьбы за десять лет проведения конкурса его не выигрывал ни один американец — печальная традиция, нарушить которую намерилась Кирстен.

В день открытия конкурса Кирстен проснулась в четыре утра, мокрая от пота и трясущаяся от внутреннего озноба. Через двадцать минут озноб сменился волнообразными приступами горячки. К шести часам Кирстен не могла вспомнить ни ноты из приготовленной для первого тура конкурса «Аппассионаты» Бетховена. Девушка встала с постели и проиграла до восьми часов, прервавшись лишь для того, чтобы заставить себя проглотить бутерброд и выпить стакан молока. В девять Кирстен в колючем сине-красном шерстяном платье, стоя посреди гостиной и пытаясь застегнуть пряжку своих новеньких бальных туфелек, мрачно дожидалась появления матери.

— Готова? — поинтересовалась Жанна, открывая входную дверь.

Кирстен сделала шаг и остановилась. Зажав рот руками, она опрометью бросилась по коридору в ванную комнату, где и оставила все содержимое своего чисто символического завтрака.

В автобусе, по пути в Гринвич-Виллидж, Кирстен, положив голову на плечо матери, чувствовала себя ребенком, которого впервые ведут к зубному врачу.

— Если я когда-нибудь еще раз соглашусь участвовать в конкурсе!.. — простонала она Жанне. — Ради Бога, отговори меня!

— А если я и попытаюсь? — с понимающей улыбкой спросила мать. — Неужели ты на самом деле последуешь моему совету?

Кирстен хихикнула:

— Вероятно, нет.

Весь оставшийся путь конкурсантка, то и дело хватаясь за живот пыталась сосредоточиться на Бетховене, мысленно проигрывая нота за нотой все произведение. Но по пути в аудиторию, где проходил конкурс, Кирстен почувствовала новый прилив тошноты. Благо желудок ее был уже пуст, и она отделалась лишь слабой икотой. Взглянув на Жанну, Кирстен поняла, что та встревожена ее состоянием, и попыталась изобразить улыбку. Взявшись за руки, мать и дочь вместе медленно пошли по переполненному коридору.

И снова такое множество претендентов, словно пощечина холодной реальности, напомнило Кирстен ее неудачную попытку в «Карнеги-холл». Согласившись на участие в конкурсе, Кирстен ни на минуту не сомневалась в победе. Но сейчас, озираясь вокруг, она вновь испытала разрушительный приступ неуверенности. Скороговоркой извинившись перед матерью, Кирстен оставила ее у входа в концертный зал и опрометью бросилась в ближайшую дамскую комнату. Вернувшись, она нашла свою мать беседующей с Натальей и присоединилась к ним. И только юная конкурсантка успела обняться и расцеловаться со своей учительницей, как опять собралась бежать в туалет.

— Нет, не ходи, — решила за нее Наталья.

— Нет, пойду.

— Это всего лишь нервы.

— Это всего лишь мой мочевой пузырь.

— И твоя внезапная неуверенность в себе.

— Ерунда! Я абсолютно спокойна, я верю в успех, — стуча зубами, промямлила она.

• Предыдущая
• 8/105
• Следующая