Профессионалы - Леонов Николай Иванович - Страница 7
- Предыдущая
- 7/30
- Следующая
Оставив следователя с задержанным, Лева пошел в столовую.
Сидя на шатком стуле, он ел сыр с черным хлебом и запивал из граненого стакана теплой жидкостью, которую работники столовой именовали чаем.
Лева вспомнил, как переехал в Москву и пришел в МУР. Орлов, тогда подполковник и старший группы, принял его неласково. Сегодня Гуров понимает, что раздражавшая его манера подполковника казаться неотесанным, малокультурным человеком была лишь защитной маской. Приход полковника Турилина на должность начальника отдела остановил продвижение Орлова, что было не только обидно, но и крайне несправедливо. Петр Николаевич давно перерос свою должность, и сейчас Гуров знает, как Орлов себя чувствовал в те дни. Вскоре он, быстро проскочив должность зама, возглавил отдел и стал самим собой: не хитрым, а мудрым, когда можно – простым в обращении, при этом всегда соблюдая дистанцию как с начальством, так и с подчиненными. Он уважал и ценил Гурова, хотя внешне это проявлялось редко, проскальзывала порой насмешливо-покровительственная отцовская нотка. И уж, конечно, он абсолютно несправедливо оценивал Гурова как профессионала в тот год, когда Лева пришел в МУР. Гуров еще не был асом, но как розыскник он уже состоялся, и доказательством тому было его первое крупное дело, работа по убийству писателя Ветрова. Но Петр Николаевич Орлов родился в МУРе, прожил здесь более тридцати лет и уверовал, что настоящие профессиональные розыскники могут быть только здесь, а вне этих стен работают люди разве что способные. Сделав подобное признание, Орлов морщился и переводил разговор на другую тему.
Изменился за эти годы и Гуров. В нем появилась начальственная требовательность, хотя старший группы совсем не большая шишка, а так – бугорок, точнее рычажок. Нажимая на старших, руководство приводит в действие весь механизм. В армии таким рычагом является старшина – не по званию, а по должности. Каков старшина, такова и боевая единица. Невелик начальник, а ближе, роднее и страшнее старшины для бойца никого нет. Так и для оперативника начальники управлений и отделов есть высокое начальство, а старший группы – и твой товарищ, и твоя судьба. Он тебя видит и знает до донышка с твоей силой и слабостью, с ним не пройдет ни хитрость, ни ловкачество. Руководство смотрит на тебя его глазами, и никуда ты от него не денешься.
Гуров удерживал продвижение капитана Крячко не из корыстных побуждений, как считали многие. Мол, зачем сильного оперативника отпускать на сторону, когда он в твоей упряжке отлично тянет. Гуров не доверял ему. Объяснить свои чувства он не мог даже себе. Возможно, здесь сказывалась разность характеров. Сам Гуров не решался идти на повышение, а Крячко рвался и не скрывал этого.
Вообще у Льва Ивановича Гурова наступил тяжелый период. От непосредственной, конкретной оперативной работы он начал уставать. Не физически, а морально уставать. Порой Леве казалось, что от него самого дурно попахивает. Исключение составляла недавняя работа в командировке, когда он, разыскивая убийцу, столкнулся с Павлом Астаховым, его тренерами, товарищами по спорту. Там был лишь один урод, а все остальные – конечно, разные, со всячинкой, но в главном прекрасные, чистые и сильные люди. Основное же, с чем майор Гуров сталкивался ежедневно, – ложь, кровь, зависть и уж почти обязательно водка и сопутствующие ей психические аномалии.
И Гуров от такой жизни устал. Предлагали повышение, но он боялся. Не ответственности и не того, что не справится. Он боялся бесчисленного количества бумаг, которые обрушатся на него, непрекращающихся оперативок и совещаний, а главное, того, что розыскную работу он станет выполнять чужими руками.
Возможно, его сомнения и нерешительность, объяснялись обыкновенной гордыней? С первого взгляда должность заместителя начальника престижнее и уж совершенно точно – лучше оплачивается. Однако! Работает себе в розыске старший уполномоченный майор Гуров, пашет, как двужильный конь, – почет ему и уважение, всяк – ему поклон и здрасте, от постового до начальника управления. А каким он еще будет замначем? Неизвестно. Затеряться среди чиновников с папками очень даже легко.
Да, жизнь его оказалась на переломе – на службе и в семье. Факт бесспорный. То ли вверх, то ли вниз, а может, на месте застыть и ждать, пока все само образуется?
Он вспомнил отца, который ему однажды говорил: «Сын, если тебе предстоит дальняя дорога, не пытайся заглянуть за горизонт, споткнешься о первый пенек. Ставь вешку, ставь не далеко и не близко – так, чтобы и перспектива наличествовала, и видна была вешка отчетливо. Иди к ней небыстро, однако уверенно и с достоинством. Когда дойдешь, переставь заново и в путь. Главное – неумолимость движения».
Гуров переставлял вешки и шел вперед. Разыскать одного, задержать другого, уличить третьего. Это его предназначение, место в жизни? Пройдут годы, десятилетия, он оглянется, что увидит? На что ты, Лев Иванович, потратил свою жизнь? Можно ответить плакатно-напыщенно, мол, защищал добро от зла. Только добро в его жизни абстрактно, как бы за кадром, а зло конкретно, все время рядом, сталкиваешься с ним ежедневно, разглядываешь и изучаешь. И требуется от тебя все меньше фантазии, больше профессиональных навыков.
Десять лет назад Гуров приходил в семью, где произошла авария, искал место прорыва наугад, на ощупь, методом проб и ошибок. С фантазией у него было всегда хорошо, опыт он приобрел. Сегодня он словно слесарь-сантехник, у которого в огромной сумке памяти имеются почти любые инструменты и приспособления.
Поставив диагноз, определив характер повреждения, вынимаешь из прошлого нужный ключ или блок – практически все повторяется, ты уже с такой ситуацией сталкивался – налаживаешь, закрепляешь и уходишь. Так всю жизнь и будешь латать и подтирать? Конечно, люди должны жить в чистоте и уюте, в покое и душевном комфорте. Все правильно, только тебе от этого не легче.
Уже не в первый раз Гуров себя одернул.
«Не раздражаться, не считать свою судьбу особенной, жизнь – исключительной. Никаких компромиссов, но без наглости», – решил Гуров, вышел из столовой и направился в кабинет.
Мимо провели Ветрина, Гуров глянул на него мельком и понял, что следователь Сашенька победы не одержала.
Когда он вошел, Сашенька уложила протокол допроса в папку, застегнула ее, открыла сумочку, достала зеркальце и все прочее, что делает женщину такой привлекательной в ее собственных глазах.
– Значит, недолго музыка играла, – сказал Гуров. – Вы хотели дать преступнику бой, а парень занял давно известную позицию: не знаю, не помню, не видел.
– Вы вроде довольны? – Сашенька занималась своим лицом и на Гурова не смотрела.
– Отчасти доволен.
Все орудия производства посыпались в сумочку, щелкнул замочек, Сашенька подняла на Гурова не доведенное до совершенства лицо:
– Как вас понять, Лев Иванович?
– А просто, Александра Петровна, как я сказал, так и понимайте. Что мы в работе застряли – плохо, а что вы свою ошибку увидели и больше, я надеюсь, не повторите, хорошо.
– Какую ошибку? – Сашенька, не опуская лица и глядя прямо на Гурова, заплакала.
Гуров поставил перед ней стакан воды, сел напротив и, повернувшись к окну, начал монолог. Ждал, пока девушка успокоится, и разговаривал сам с собой.
«Девочка, а что, собственно, произошло? Ну, поторопились с задержанием. Виноват-то больше я, потому как за все отвечает старший. И хоть ты и следователь прокуратуры, а работаешь год, а я – двенадцать. Ты красива, в нашей работе это недостаток. У женщин ты вызываешь ревность, мужчины не хотят видеть тебя победительницей. Тебе необходимо убрать косметику, найти свой голос, тональность в разговоре. Ты думаешь, к чему я здесь вертелся, отставлял стул, садился на него? Я проверял, будет ли парень во время допроса видеть твои нейлоновые коленки. Это не пошлость и не мелочь – это профессионализм. Когда нам необходимо беседовать с молодой женщиной, то делает это не Крячко и не я, а либо Боря, либо Светлов. Ведь к чему сводится беседа? К предложению раздеться, обнажиться, сдаться. Мы со Станиславом для молодой женщины неприятны вдвойне. И милиционер, и молодой мужик, буду я перед таким унижаться! Да пусть он удавится на своих доказательствах, а я не знаю, не видела, не помню. А Боря еще пацан, а Светлов вроде как отец. С ними можно и доверительно разговаривать, и пожаловаться, и всплакнуть.
- Предыдущая
- 7/30
- Следующая
