Братья: Кирилл и Мефодий - Воскобойников Валерий Михайлович - Страница 13

• Предыдущая
• 13/29
• Следующая

Но Феоктист, обняв его, сказал:

— Я много думал о тебе эти полгода. Пожалуй, не прав я был, когда хотел вырастить из тебя логофета или стратига. Ты другой человек, и жизнь у тебя должна быть другая.

Несколько лет прошли спокойно.

Константин учил философии в университете, отыскивал с Фотием затерянные книги, углублял познания в языках.

Однажды болгары с реки Брегальницы попросили у Византии прислать священника. Раньше они были язычниками, а теперь решили креститься.

Послали Константина Философа. Лучше его мало кто знал язык славян.

Константин съездил, рассказал им о боге, рае и аде, крестил их в святой воде, читая молитвы, и стали люди, заселившие берега Брегальницы, христианами.

— А дальше что нам делать? — спросили новые христиане Константина.

— Жить жизнью праведной, не обижать друг друга и соседей, просвещать свой разум.

Говорил он это, но уже понимал, что советы его пропадут без пользы.

Не могли они просвещать свой разум. Не было у них ни одной книги. Потому что азбуки у славянских народов не существовало по-прежнему. Хотел Константин Философ оставить им какую-нибудь книгу, да что толку — не могли болгары с Брегальницы прочесть в ней ни слова: ведь книги у Константина были на греческом, а греческого они не знали.

И понял он, что просвещение народа без книг на родном языке подобно попыткам писать вилами по воде.

Вечером, накануне отъезда Константина, жители решили отпраздновать свое просвещение. Они врыли в землю большой крест, подвели к нему двух быков, зарезали их, обрызгали крест бычьей кровью. Потом двух пленных привели и уже взялись за топоры.

Тут выбежал из хижины Константин и впервые в жизни стал громко кричать, понося своих христиан.

Те топоры оставили, но удивились.

— Ведь бога надо умилостивить. Сначала мы ему двух лучших быков отдали, а теперь дарим двух слуг.

Приказал Константин развязать несчастных пленных — старика и юношу. И снова стал объяснять, что это прежним идолам требовались жертвы, а христианскому богу самое главное — честная жизнь. Слушатели недоверчиво кивали головами.

— Что же за бог такой, если он дары не принимает?

На том и кончилось крещение болгар с реки Брегальницы.

— Не крещение это, а издевательство. Издевательство над народом и святым делом. Что толку от крещения, если народ остается непросвещенным! — Глаза Константина гневно горели, голос срывался.

— Я согласен с тобой. — Фотий, как всегда, был спокоен и говорил с усмешкой. — Но как ты хотел просвещать их? Дать им наши книги, научить нашему языку и заставить забыть родной?

— Нет, только не это! — Константин заходил по комнате.

— Я знал, что ты не согласишься. Назову еще один способ: перевести наши книги на их язык. Но для этого народ должен иметь письменность. У болгар на Брегальнице, как я знаю, письменности нет.

— Но ведь письменность можно создать. И не один болгарский народ в ней нуждается — все славяне, другие страны…

Фотий посмотрел на Константина с грустью.

— Видимо, ты не представляешь, о чем говоришь сейчас. Сколько ты знаешь храмов хотя бы в Константинополе?

— Немало.

— Именно немало, и у каждого был свой архитектор. А много ли ты знаешь людей, способных создать письменность? Да это потрудней, чем в одиночку построить храм. И потом, разве церковь так легко разрешит переводить священные книги на варварский язык? Или ты не думал обо всем этом?

— Об этом я думал, — сказал Константин, но тут же оборвал себя. Уже несколько дней горели в нем мысли о письменности для славян, но пока это были лишь мечты, и делиться ими было рано. Даже с Фотием.

Через два года Константин возвращался в столицу из новой поездки. Рядом ехали два его помощника, следом двигался большой отряд. Вместе с вооруженными всадниками тащились на мулах изможденные люди.

И когда показались вдалеке стены столицы и купола родной Софии, принялись они счастливо креститься. Это были пленные греки. Теперь Константин возвращал их домой из арабской неволи.

Логофет Феоктист послал Константина к арабам.

— Во-первых, ты вызволишь наших пленных людей. Во-вторых, поддержишь христиан, которых угнетают арабы. А в-третьих, сарацины обязательно устроят диспут.

Спутники Константина ехали по арабскому городу, тесно прижавшись к своему начальнику. Константин был моложе многих из них, но боязни он не выказывал.

— Смотри, гадости какие на дверях нарисованы! — шептались спутники.

И правда, на некоторых дверях были намалеваны отвратительные чудища, адовы твари, всяческие непристойности.

На диспут собрались самые ученые из мусульман, умудренные в астрологии, геометрии и других науках. Бородатые старцы в чалмах, они радовались молодости своего противника.

И конечно, первый вопрос был о тех непристойных чудищах на дверях домов.

— Какой в них смысл углядел молодой христианский философ? — спросили старцы, усмехаясь.

— Я увидел эти демонские образы на некоторых дверях сразу, как только въехал в ваш город, — ответил Константин. — Полагаю, что в домах тех живут христиане, демоны же бегут прочь из них. Зато внутри домов, где нет таких знаков, свободно живет все, что противно человеческому разуму.

Мусульманские мудрецы уже не усмехались — в присутствии эмира молодой иноземный противник сразил их в самом начале диспута.

А когда Константин стал цитировать наизусть святую книгу — Коран, да еще на арабском языке, все поняли, что он знает тонкости мусульманской религии не хуже собравшихся старцев.

Эмир засмеялся, махнул на своих мудрецов рукой и приказал прекратить спор.

— Мы убедились, что уважаемый посол богат пищей духовной, теперь пусть он убедится, что мы не менее богаты пищей земной, — сказал он, приглашая Константина на обед.

За обедом эмир еще раз высказал восхищение тем, что Константин хорошо говорит по-арабски.

— Лишь редкий образованный из арабов способен высказываться так красиво, как ты. Если юные из вас настолько умудрены знанием, что можно сказать тогда о ваших учителях!

Весь следующий день Константин обсуждал с эмиром договор о перемирии и торговле.

Рядом сидели писцы. Они записывали пункты договора на двух языках: греческом и арабском.

— Уже третий день я удивляюсь твоему здравомыслию. Можно подумать, что ты всю жизнь составлял подобные договора, — сказал эмир, когда писцы поставили последнюю точку. — Сначала я решил, что ты преуспел лишь в философии. Теперь я должен сказать, что и практические дела ты вершишь успешно. Сколько платит тебе твой царь за службу? Не подумай, что это лишь любопытство. Я готов платить тебе втрое больше, если ты перейдешь на службу ко мне. Ты будешь окружен почетом, известностью.

Такие случаи были. Даже один из учеников Льва Математика поступил на службу к арабам.

— Ты образованный человек и наверняка знаешь, что Александр Македонский предпочитал казнить перебежчиков, — ответил Константин.

— Твой ответ достоин человека твоего звания, — проговорил эмир.

По договору Константин получил бывших рабов, а теперь снова свободных граждан Византии.

Они приближались к родной столице, и каждый был счастлив. Освобожденные греки продолжали креститься на купола Софии и утирали слезы умиления. Воины радовались концу опасного похода — арабы, о которых рассказывали столько страшного, не изрубили их на куски и не бросили на съедение шакалам.

Константин и сам радостно смотрел на городские ворота — ему, руководителю посольства, было трудней всего.

Наконец и городские ворота они проехали.

И тут на пути им попалась большая компания гуляк. Молодые сытые парни, дети зажиточных ремесленников, пели развеселые песни, окружив человека в одежде священника.

• Предыдущая
• 13/29
• Следующая