Лунный камень - Коллинз Уильям Уилки - Страница 55

• Предыдущая
• 55/118
• Следующая

Даже в эту минуту милый мистер Годфри, всегда готовый отвечать добром за зло, попытался пощадить ее.

— Не спрашивайте меня! — сказал он. — Лучше позабудем об этом, Рэчел… право же, лучше!

— Я хочу это знать! — вскричала она яростно.

— Ответьте ей, Годфри, — вмешалась тетушка, — ничто так не повредит ей сейчас, как ваше молчание.

Красивые глаза мистера Годфри наполнились слезами. Он устремил на нее последний умоляющий взгляд и произнес наконец роковые слова:

— Если вы хотите знать, Рэчел, слух идет, что Лунный камень в закладе у мистера Люкера и что я — тот человек, кто заложил его.

Она вскочила на ноги со стоном. Она попеременно глядела то на тетушку, то на мистера Годфри с таким безумным видом, что я, право же, подумала: уж не сошла ли она с ума?

— Не говорите со мной! Не дотрагивайтесь до меня! — воскликнула она, отшатываясь от нас всех, словно загнанный зверь, в дальний угол комнаты. — Это моя вина! Я должна исправить ее! Я принесла в жертву себя — это мое право. Но видеть, как гибнет невинный человек, хранить тайну, разрушая ему жизнь? О господи! Это слишком ужасно! Я не могу этого вынести!

Тетушка приподнялась со стула и вдруг снова села. Она окликнула меня слабым голосом, указав на флакон в своей рабочей корзинке.

— Скорей, — шепнула она, — шесть капель с водой. Чтобы Рэчел не заметила!

При других обстоятельствах я нашла бы это странным. Но сейчас не было времени думать — нужно было дать лекарство. Милый мистер Годфри бессознательно помог мне скрыть это от Рэчел, говоря ей на другом конце комнаты слова утешения:

— Право же… право же, вы преувеличиваете, — услышала я. — Моя репутация слишком безупречна, для того чтоб ее могла погубить такая мимолетная клевета. Все это позабудется через неделю. Перестанем говорить об этом.

Она осталась совершенно нечувствительна даже к такому великодушию. Она вела себя все хуже и хуже.

— Я должна и хочу пресечь эту клевету, — сказала она. — Мама, послушайте, что я скажу… Мисс Клак, послушайте, что я скажу. Я знаю руку, взявшую Лунный камень. Я знаю… — Она сделала сильное ударение на этих словах, она топнула ногой в ярости, овладевшей ею. — Я знаю, что Годфри Эблуайт невиновен! Ведите меня к судье, Годфри! Ведите меня к судье, и я присягну в этом!

Тетушка схватила меня за руку и шепнула:

— Загородите меня от них минуты на две. Не допускайте, чтобы Рэчел увидела меня.

Синеватый оттенок, проступивший на лице ее, ужаснул меня. Она увидела, что я испугалась.

— Капли поправят дело минуты через две, — шепнула она и, закрыв глаза, стала ждать их действия.

Покуда это продолжалось, я слышала, как милый мистер Годфри кротко возражал:

— Ваше имя не должно быть связано с такими делами. Ваша репутация, дорогая Рэчел, слишком чиста и слишком священна для того, чтобы ею можно было шутить.

— Моя репутация! — Она разразилась хохотом. — Меня обвиняют, Годфри, так же как и вас. Лучший сыщик в Англии убежден, что я украла свой собственный алмаз. Спросите его мнение, и он вам скажет, что я заложила Лунный камень для уплаты своих тайных долгов!

Она замолчала, перебежала комнату и упала на колени у ног матери:

— О мама! мама! мама! Я, должно быть, сумасшедшая, не правда ли! Не открыть истины даже теперь!

Она была так возбуждена, что не заметила состояния своей матери. Она опять вскочила на ноги и в одно мгновение очутилась возле мистера Годфри.

— Я не позволю, чтобы вас… не позволю, чтобы какого-нибудь невинного человека обвинили и обесчестили по моей вине! Если вы не хотите повести меня к судье, напишите сейчас заявление о вашей невиновности, и я подпишу его. Сделайте, что я говорю вам, Годфри, или я напечатаю об этом в газетах, выбегу и стану кричать об этом на улицах!

Мы не станем уверять, что слова эти были внушены угрызениями совести, — мы скажем, что они были внушены истерикой. Снисходительный мистер Годфри успокоил ее, взяв лист бумаги и написав заявление. Она подписала его с лихорадочной торопливостью.

— Показывайте это везде, не думайте обо мне, — сказала она, подавая ему бумагу. — Боюсь, Годфри, что в мыслях моих я не была к вам до сих пор справедлива. Вы не такой эгоист, вы гораздо добрее, чем я думала. Приходите к нам, когда сможете, и я постараюсь загладить несправедливость, которую оказала вам.

Она подала ему руку. Увы, как жалка наша падшая натура! Увы, мистер Годфри — он не только забылся до такой степени, что поцеловал ее руку, — он ответил ей кротким тоном, который сам по себе, при данных обстоятельствах, был греховным:

— Я приду, дорогая, с условием, чтобы мы больше не говорили об этом ненавистном предмете.

Прежде чем кто-нибудь из нас успел сказать еще слово, раздался громкий стук в дверь. Я выглянула в окно и увидела Мирское, Плоть и Дьявола, ожидавших перед домом в виде кареты и лошадей, напудренного лакея и трех женщин, одетых до такой степени смело, что еще ни разу в моей жизни не доводилось мне видеть что-либо подобное.

Рэчел вздрогнула и пришла в себя. Она приблизилась к своей матери.

— За мной заехали взять меня на цветочную выставку, — сказала она. — Одно словечко, мама, прежде чем я пойду. Я не огорчила вас?

Капли произвели свое действие. Цвет лица бедной моей тетки принял свой естественный оттенок.

— Нет, нет, душа моя, — сказала она. — Поезжай со своими друзьями и повеселись.

Дочь наклонилась к ней и поцеловала ее.

Я стояла возле двери, когда Рэчел выходила из комнаты. Новая перемена — она была в слезах. Я с интересом наблюдала за мгновенным смягчением этого ожесточенного сердца. Я склонна уже была сказать ей несколько слов убеждения. Увы, моя симпатия, вызванная добрыми намерениями, только оскорбила ее. «С какой стати вы жалеете меня? — спросила она горьким шепотом. — Разве вы не видите, что я счастлива? Я еду на цветочную выставку, Клак, и у меня самая красивая шляпка во всем Лондоне». Она завершила эту насмешку надо мной воздушным поцелуем по моему адресу и выбежала из комнаты.

Вернувшись к тетушке, я заметила, что милый мистер Годфри тихо ищет что-то по всем углам комнаты. Прежде чем я успела предложить ему помощь, он уже нашел то, что искал. Он вернулся к своей тетке и ко мне с заявлением о его невиновности в одной руке и с коробочкой спичек в другой.

— Дорогая тетя, маленький заговор, — сказал он. — Дорогая мисс Клак, благочестивый обман, извинительный даже для вашей высокой нравственной прямоты! Прошу вас, оставьте Рэчел в убеждении, что я принимаю великодушное самопожертвование, с каким она подписала эту бумагу. И прошу вас, будьте свидетельницами, что я уничтожил эту бумагу в вашем присутствии, прежде чем выйти из этого дома!

Он зажег спичку и сжег бумагу на тарелке, стоявшей на столе.

— Маленькая неприятность, случившаяся со мной, — сущий пустяк, гораздо важнее сохранить это чистое имя от мирской заразы. Вот! Безобидная маленькая кучка золы, и наша милая впечатлительная Рэчел никогда не узнает о том, что мы сделали. Каковы ваши чувства сейчас? Драгоценные друзья мои, каковы сейчас ваши чувства? Что до меня, у меня сейчас так же легко на душе, как у маленького мальчика.

Он засиял своей прелестной улыбкой; он протянул одну руку тетушке, а другую мне. Я была слишком потрясена его благородным поведением, чтобы заговорить. Я зажмурила глаза, поднесла его руку в каком-то мистическом самозабвении к своим губам. Он прошептал мягкое возражение. О, восторг, чистый, неземной восторг этой минуты! Я села, сама не знаю на что, совершенно забыв обо всем в экзальтации своих чувств. Когда я опять открыла глаза, я точно спустилась с неба на землю. В комнате не было никого, кроме тетушки. Он ушел.

Хотела бы я поставить здесь точку, закончив рассказ на благородном поступке мистера Годфри. К несчастью, остается еще многое, очень многое, о чем финансовое давление мистера Фрэнклина Блэка вынуждает меня писать.

Оставшись одна с леди Вериндер, я, естественно, заговорила о ее здоровье, деликатно упомянув, что меня удивили ее старания скрыть от дочери свой припадок и принятые лекарства. Ответ моей тетки чрезвычайно меня удивил.

• Предыдущая
• 55/118
• Следующая