Мировая история и социальный интеллект - Кабанов Александр Борисович - Страница 23

посттоталитаризма коммунистического Китая, до диктаторов и

харизматичных полковников. В-третьих, авторитарный патернализм –

не региональное явление; он постоянно возникает вновь и вновь в

Южной Америке (сегодня это, прежде всего, Куба, Венесуэла и

Боливия) и в различных частях Африки. Совершенно ясно, что

патернализм и различные формы автократии не связаны напрямую с

конфуцианство и вообще религией, что их источник в чем-то другом,

более универсальном.

В конце концов, Фукуяма, видя что «фургоны» не желают ехать в

сторону «города», косвенно обвинил в этом руководство Соединенных

Штатов, которое посредством гуманитарных интервенций и неумелых

последующих действий дискредитировало идею либеральной

демократии. “Дело в том, что я не мог предположить сложившейся к

окончанию «холодной войны» ситуации, когда отсутствие рассудка в

действиях американцев способствовало бы утверждению

антиамериканизма в качестве принципиально отрицательного

направления глобальной политики” (Ф. Фукуяма. Столкновение культур

и американская гегемония. 2007). “17 лет назад по окончании

«холодной войны», Америка стала единственной сверхдержавой, а

демократические идеалы и рыночная экономика выглядели

достаточной альтернативой всему тому, что было ранее. То, что мы

имеем сегодня, - это ситуация, когда религия и до некоторой степени

национализм вновь стали играть существенную роль; действия Америки

широко осуждаются по всему миру, а сторонники западной модели

демократического развития, особенно на Ближнем Востоке, вынуждены

отмежевываться от Соединенных Штатов, как только появляется повод”

(там же). Между тем, на мой взгляд, более деятельную американскую

политику по демократизации мира последнего десятилетия скорее

можно рассматривать как реакцию на многочисленные сложности

демократизации в не-западном мире.

Но как бы Фукуяма не старался всеми силами защитить свою

изначальную концепцию «конца истории», тем не менее, несомненна

эволюция акцентов внутри теории; очевидно, что первоначально он

недооценил силу и влияние культурных факторов на политическое

устройство. Если в первоначальной статье “Конец истории?” он почти

ничего не говорит о культуре, то в своей книге “Конец истории и

последний человек” посвящает ей отдельный раздел, а в статье

“Главенство культуры” она, вообще, фактически выходит на первый

план, оттесняя идеологию на второй; соответственно есть большие

сомнения, что «достаточное» количество «фургонов», как бы ни было

расплывчато подобное определение, когда-либо въедет в «город».

Все проблемы Фукуямы оттого, что, отказавшись от одностороннего

экономического детерминизма свойственного «теории модернизации»,

он, во-первых; добавил к ней «жажду признания», которая якобы

является причиной идеологической эволюции человечества, чему нет

никаких подтверждений (рабство, войны аристократов, коммунизм и

фашизм гораздо проще объяснить экономическими мотивами). А, во-

вторых, предположил, что государственная власть (посредством

формы правления и качества управления) может играть важную роль в

формировании культур народов, в том числе их моральных систем

(например, демократия прививает населению присущие ей ценности и

способна укрощать «тимос»).

То, что Гоббс и Локк устранили «тимос» из политического анализа

было, на самом деле, не менее важно, чем изобретение

«экономического человека» Смитом и Риккардо. Они четко понимали,

что основная цель государства – обеспечение и повышение качества

совместного существования эгоистично настроенных индивидов,

посредством учреждения законов и утверждения власти, позволяющих

им удовлетворить свои потребности в безопасности, пище, крове и

накапливать капитал. Из чего логично вытекает, как я это показал, что

форма правления (автократия или демократия) определяется

социально-экономическим максимумом, Со своей стороны, Фукуяма

утверждает, что: “Не существует экономических причин для

демократии: демократическая политика в лучшем случае – обуза для

эффективной экономики” (Часть третья. 19); что демократию никогда не

выбирали по экономическим причинам – индустриализация в Америке,

в Англии и Франции могла произойти при авторитарном правлении и

цитирует Ли Кван Ю, который говорил, что “демократия – это путы на

ногах экономического роста”. (По его мнению, Шумпетер в его книге

“Капитализм, социализм и демократия” доказал, что рыночно

ориентированные авторитарные государства самые экономически

эффективные)

В действительности же истина такова. Если в Азии социально-

экономический максимум, который, как нам уже известно,

детерминирует политический режим (оптимум) в силу культуры, а

точнее более примитивных этических систем (и как следствие этого

более низкого уровня общественного капитала), достигается при

реализации достаточно авторитарных моделей власти, то в Европе и

остальном западном мире при демократической форме правления.

Несомненно, что, заменив сегодня в Соединенных Штатах либеральную

демократию на любую из форм азиатской автократии, мы спровоцируем

ухудшение качества жизни и снижение уровня валового продукта

страны. Желание Фукуямы смягчить «теорию модернизации» и его

увлечение «тимосом» или «жаждой признания» мешают ему осознать

довольно очевидный для обывателя факт, что условия жизни для него

важнее много другого, даже культуры в которой он вырос (по крайней

мере, миграция на Запад красноречиво свидетельствует об этом).

Помимо этого он совершенно не понимает, что более миролюбивое

сознание жителей западного мира – прямое следствие более уровня

благосостояния и качества жизни. Очевидно, что большая

продолжительность жизни, развитие здравоохранения и материальное

благосостояние отбивают охоту рисковать жизнью и имуществом (есть

что терять, «кроме цепей»), а не результат даруемого либеральной

демократией равного признания. Поэтому фантазии Ницше и Фукуямы,

что в нынешних жителях западного мира вдруг проснется «человек

прошлого», так и останутся только ими.

Раздел I

Столкновение цивилизаций и преобразование мирового

порядка

После публикации Фукуямой его статьи, а затем и книги у него,

естественно, появились оппоненты, самым главным из которых стал

американский политолог Сэмюэль Хантингтон. Он так же

первоначально изложил свое понимание будущего мировой

политической системы, последующего за окончанием «холодной

войны», в написанной им в 1993 году статье под названием

“Столкновение цивилизаций?”, после чего развил высказанные в ней

идеи в своей книге “Столкновение цивилизаций и преобразование

мирового порядка”, увидевшей свет тремя годами позже. Если первый

положил в основу своей модели концепцию «теории модернизации» и

гегелевский «историзм», то Хантингтон – старую концепцию «мира

цивилизаций», восходящую к Джанбатисте Вико и отточенную в работах

Освальда Шпенглера, Арнольда Тойнби и других.

Итак, по версии Хантингтона, ранее конфликты разворачивались между

монархами, стремящихся расширить свои земельные владения,

приобрести богатства и увеличить число подданных. Потом (после

периода становления европейских наций) по меткому выражению

историка Р. Палмера “войны между королями сменились конфликтами

между народами”. Последние, в свою очередь, в результате русской

революции и прихода к власти фашистских режимов, уступили свое

место конфликту идеологий. Причем все перечисленные конфликты

были преимущественно конфликтами западной цивилизации - У. Линд