Мировая история и социальный интеллект - Кабанов Александр Борисович - Страница 3

без наличия приказа, а иногда и вопреки нему вступало в схватку с

противником; однажды, как рассказывает Саллюстий, “римский

полководец Авл Манлий Торкван во время галльской войны повелел

казнить своего сына за то, что тот, нарушив приказ, вступил в бой с

врагом” (О заговоре Катилины. 51).

Геродот сообщает, что при тирании афиняне не могли выиграть ни

одной войны, так как не хотели, чтобы все плоды победы достались

тирану, после же установления демократии стали вновь одерживать

победы; а у варваров, то есть персов, все наоборот: они жаждут

милостей от деспота и раздачи его даров (Книга V. 78). Рассказывает,

как персы предлагали некоторым грекам служить у них, показывая, как

их царь щедр и благодарен, но те им отвечали: они знают, что такое

быть рабом, но им не известна свобода и ее ценность (Книга VII. 135).

Кроме перечисленного, как хорошо известно, у афинян в отличие от

восточных народов, практиковалось всеобщее и открытое обсуждение

городских и военных дел, суды играли важную роль в общественной и

политической жизни, вследствие чего было развито риторическое

мастерство и искусство защиты.

В свою очередь, Тацит в своем произведении “О происхождении

германцев и местоположении Германии”, - которое, по-видимому, было

написано, частично, с целью сопоставить образ жизни и культуру

римлян времен принципата с нравами и обычаями многочисленных

германских народностей, - отмечает бедность жизни варваров, их

стремление выжать из земли все, что она может сама дать, а не

возделывать ее ежедневным и кропотливым трудом. Повествует о

всеохватывающей неорганизованности и многочисленных распрях в

среде германцев, о том, что им не хватает выдержки, дисциплины и

ответственности на поле боя. Описывает удивительное сочетание

анархического типа свободы, когда каждый стремится к только личным

эгоистическим интересам, презирая общественные, с одной стороны, и

неограниченную тиранию вождей, с другой. С его точки зрения именно

удивительной соединение своеволия и раболепия – основные черты

варварства.

В другом своем сочинении, знаменитых “Аналлах”, говоря о германских

племенах, Тацит замечает: “Ведь у варваров в ком больше дерзости,

тот и пользуется большим доверием и, когда поднимается народное

движение, берет верх над всеми другими” (Книга I. 57). Там же

отмечает несходство нравов римлян и, живущих на востоке, парфян,

проявляющееся, среди прочего, в том, что воспитанных в Риме по его

законам и обычаям отпрысков парфянских царей, которых римское

государство пыталось в собственных целях усадить на престол в

Парфии, местные жители не принимали по причине различия культур, в

результате чего те очень быстро теряли власть, оказываясь жертвой

смуты или дворцового переворота. Вот что Тацит сообщает об одном

таком ставленнике: “Его доступность, ласковость и доброжелательность

– добродетели неведомые у парфян, - были, на их взгляд, не более чем

пороками; и поскольку все это несходно было с их нравами, они питали

равную ненависть и к дурному, и к хорошему в нем” (Книга II. 2).

Что касается римских нравов, то Тацит, вслед за Саллюстием, был

обеспокоен и удручен ослаблением общественных добродетелей и

падением гражданского духа (так называемого, virtus), тем, что все

больше завоевывали умы жажда власти и денег, показное и

расточительное потребление. Однако даже в условиях падения нравов

и практически неограниченной власти принцепса сенатская оппозиция

продолжала играть определенную роль в жизни империи (например, в

части утверждения значительной части государственных расходов),

публичная политика не была под запретом, нарушение закона, как

правило, осуждалось, суды были относительно независимы, а

некоторые императоры стремились сохранить для государства древние

римские фамилии, оказавшиеся в тяжелом финансовом положении, за

счет помощи из казны.

Раздел I I

О различиях в более позднее время

Тацит был последним великим римским историком: последующие

поколения последних, по большей части, оставили нам лишь

жизнеописания Цезарей. После падения Западной Римской Империи

Европа погрузилась в средневековье и только с эпохой возрождения и

великих географических открытий, вызвавших взрывной рост торговых

связей и интенсификацию дипломатических отношений между

народами принадлежащими самым разным цивилизациям и культурам

(Хантингтон считает, что регулярные отношения между цивилизациями

начались после 1500 года), появляются новые интересные письменные

источники; их авторами преимущественно были дипломаты, военные и

торговые агенты. Тем временем, основными политическими

противниками западных держав, принадлежащих иным культурам,

становятся оттоманская и российская империи.

О быте, нравах и жизненных устоях жителей оттоманской империи и

природе ее политической системы подробно рассказывает польский

князь и великий посол в Турции Кшиштоф Збаражзкий. В числе прочего,

он сообщает следующее: в государстве процветает повсеместная

коррупция, в том числе в армии; очень слабо развит институт частной

собственности, прежде всего, на землю (почти вся она принадлежит

государству, то есть султану); неразвитость законодательства и

судебной системы. Далее отмечает, что турецкая монархия

существенным образом отличается от всех европейских монархий того

времени: хотя в Турции имеются разные сословия у них один государь,

перед которым все остальные – невольники. “Там происходят чудесные

превращения: из огородника, зверолова – сразу же в короли, монархи.

И вот уже вновь становится ничем, словно действующие лица в какой-

то комедии”. “Власть этого государя абсолютная, от него, как от земного

Бога, исходят добро и зло, порицание которых в душах человеческих

есть бесчестие и грех. Этот монарх – основа и опора всего. На все – его

воля. Без нее у невольников нет ни семьи, ни почета, ни

наследственного достояния. Поэтому никакие партии, никакие союзы не

образуются, ибо назавтра не сын, а султан унаследует твое имущество.

Такова судьба всех. Возвышение определяется не рождением, не

достоинствами” (К. Збаражский. О состоянии оттоманской империи и ее

войска; 1624).

Помимо этого отмечается, что между подданными нет прочной дружбы

и доверия, постоянные зависть и соперничество; уважением пользуется

только тот, кто на службе у султана, потеря должности подобна смерти,

отчего каждый стремится любыми средствами – вплоть до оговоров и

клеветы, стать ближе к монарху.

Что касается России, то имеющиеся исторические источники отмечают

следующее. Русские отличаются беспощадностью и жестокостью,

которые почти не относят к числу пороков, считая их дозволенными и

необходимыми (Рейтенфельдс; 1680); они предпочитают использовать

насилие, а не разум (Ульфельд; 1608). Кроме этого, для русских

характерны: смышленость и хитрость, склонность к обману и коварство.

“Что касается до верности слову, то русские большей частью считают

его почти ни по чем, как скоро могут что-нибудь выиграть обманом и

нарушить данное обещание” (Флетчер; 1591). В то же самое время

московиты о себе имеют самое высокое мнение, считая, что их страна и

образ жизни самые счастливые из всех, остальные же народы, по их

мнению, достойны презрения.

В отношении государственной службы, политического режима и прав

подданных сообщается, что русские чиновники отличаются чванством,

самомнением и склонны к произволу, а в достижении должностей не

ограничивают себя никакими правилами. Правление является