Дело гастронома № 1 - Латий Евгений Александрович - Страница 66
- Предыдущая
- 66/89
- Следующая
Подошла, замахала руками, доказывая, что давно пора сворачиваться, но оба не поднимались с места. Она устала убеждать, присела и тоже стала помогать им.
Они сидели на даче у Беркутова. Хозяин принес грибовницу в белой супнице из баварского фарфора, поставил посредине стола в гостиной, за которым уже восседал Старшинов. Георгий Константинович торжественно открыл крышку. От грибовницы потянул нежный парок.
– Нюхни-ка, Иваныч!
Старшинов поднялся, потянул носом, потом закрыл глаза и, сотворив блаженную улыбку, промычал:
– Хороша! И ты прав оказался! От опят и синявок такого запаха не получишь!
Беркутов разлил густой суп по тарелкам. Старшинов сам наполнил рюмки водкой. И первым поднял свою.
– По-моему, мы в первый раз вот так, вдвоем, сидим, да еще у тебя на даче? – вдруг спросил Старшинов, и Беркутов кивнул. Николай Иванович поднялся. – Ну что, Жора, за твою грибовницу?! Как говорят, еще не пробовал, а уже вкусно!
Беркутов кивнул. Они чокнулись. Старшинов махнул рюмку до конца, Беркутов сделал небольшой глоток. Оба попробовали грибовницу. Старшинов, проглотив ложку, одобрительно крякнул, качнул головой, уважительно взглянул на Беркутова.
– Да, ты прав! Будто лесной дух в себя впитываешь, – возбужденно проговорил Николай Иванович. – Аромат голову кружит! Скажу честно и без затей: такой грибовницы я еще не едал!
– Сельдерея нет! Всегда был, а тут куда-то подевался, – посетовал Беркутов.
– Меня и без сельдерея твоего за уши не оторвать!
Старшинов снова наполнил свою рюмку. Беркутов взглянул на свою, полную, развел руками.
– Ты по мне не равняйся! – буркнул Николай Иванович. – Я люблю сразу три подряд махнуть, а потом уж не торопиться!
Они снова чокнулись, и Старшинов опять махнул свою до конца, крякнул. Беркутов чуть пригубил. Старшинов съел несколько ложек грибовницы и остановился.
– Я хоть и бодрюсь с виду, но на душе тоже кошки скребут! Понимаю, что верхи нас бросили, а справедливого правосудия для нас не ожидается, – подавляя желчь в душе, поморщился Старшинов. – Мне тут рассказывали, как Рыбинец бушевал, узнав, что Аримин покончил с собой! Видно, зело ему хотелось расстрелять его.
Он снова разлил водку. Они чокнулись, Старшинов выпил до дна. Снова принялись за суп.
– А вы, Николай Иванович, музыку любите? – помолчав, вдруг спросил Беркутов.
– Музыку? – удивился он, наморщив лоб гармошкой.
– Ну да, музыку.
– Ну как же?! Кто же музыку не любит? Только я ведь народную люблю! Зыкина там, Воронец! А ты, мне говорили, в консерваторию часто бегаешь?
Беркутов кивнул.
– А меня в детстве этому не обучали, о чем я иногда даже жалею, – вздохнул Старшинов. – Такая уж участь!
– Меня тоже не обучали, оно само как-то образовалось, влечение это!
Беркутов вдруг загорелся:
– Наливай, Николай Иваныч!
Он вдруг поднялся и поставил пластинку на проигрыватель, бережно опустил иглу. Первые аккорды, и заговорила тягучая виолончель, ударила по душе, и Беркутов подался вперед, потянулся вслед за мелодией. Старшинов наполнил рюмки, однако первые звуки оркестра захватили и его, он заслушался, затем вдруг в его глазах сверкнули слезы, он открыл рот, захватал воздух, замахал руками.
– Выключи! – потребовал Старшинов.
Беркутов поднялся, остановил пластинку. Старшинов, тяжело дыша, понемногу приходил в себя.
– Что-то не то? – не понимая причин столь резкого возбуждения, спросил Беркутов.
– Душу мне рвет твоя музыка! Сам не пойму отчего! Первый раз такое! Вдруг сердце сжало, дыхание перехватило и сил никаких, – стал объяснять Николай Иванович. – А что, отчего, не пойму. Как по нервам играть начали. Когда песни слушаю, такого не бывает. Нет, за душу берет, даже слезу вышибает, но чтоб такое – никогда!.. Давай!
Они чокнулись. Старшинов выпил полную, Беркутов чуть пригубил. Помолчали.
– А там музыки не будет, – неожиданно проговорил Беркутов.
Старшинов услышал, кивнул. И оба вдруг на какое-то время застыли, замолчали.
«Волга» легко катила по асфальтовому шоссе. Стрелка спидометра колебалась между 80 и 90. Из приемника лилась музыка из советских фильмов. Зоя в нарядном темно-зеленом платье сидела рядом с Скачко, с нежностью поглядывая на него. На ее коленях лежал «Автомобильный атлас», в который она изредка заглядывала.
– Люблю мужиков, умеющих железные машины водить. Да еще столь уверенно!
– Эх, Зоя-Зоя! Это еще не самое редкое качество мужчины. А таких женщин, как ты, я бы на руках носил!
– Готова хоть завтра предоставить вам такую возможность! – рассмеялась она.
– Интересное предложение!
Скачко хмыкнул, задумался, а Зоя разволновалась, наблюдая, как он это предложение обдумывает.
– Я вижу, ты не из робких!
– Это правда.
Зоя улыбнулась.
– Но сначала – желудок! Посмотрите по карте, есть ли впереди крупный населенный пункт, для устройства обеденного привала? – попросил полковник.
– Зачем нам дешевые столовые и рестораны? – возмутилась она. – У нас с собой икра, осетрина, крабы! Расстелем скатерть-самобранку где-нибудь на бережку и перекусим. Или вам, мсье, общепит подавай и грудастых официанток?! Так я их получше. И грудь тоже вроде ничего!
Скачко улыбнулся.
– «Бережок» звучит заманчиво! – пробормотал он. – Что ж, ищем бережок! – воскликнул он и, прибавив газу, помчался вперед.
Беркутов разговаривал с Лидой. Они пили чай с тортиком в кабинете Зои. Лида, переговорив с Зоей, докладывала мужу о первых результатах ее поездки в Кострому. Зоя была обескуражена тем, как ее там принимали. Договоры хоть и подписали, но всего на год и в объемах, установленных для областных гастрономов. Намекнули, что позже можно будет вернуться к прежним объемам, они сами заинтересованы. Подарки не взяли. Часть она съела с горя, часть везет обратно. Беркутов выслушал короткий доклад жены, огорчился, но тут же улыбка вспыхнула на его лице.
– А какой был чудный город Кострома, – вдруг вспомнил Беркутов, взглянув на жену.
– Но голосок у Зои веселый! Я поняла, что она не одна поглощает наши деликатесы, – интригующе сообщила Лида, следя за выражением лица мужа.
– Я рад за нее! – кивнул Беркутов.
– Давай я сегодня приду пораньше, пожарю судачка, сделаю польский соус, у нас есть пара бутылочек «Твиши», и мы… – Лида намеренно оборвала течение фразы.
– Закатим пир во время чумы, – продолжил ее мысль Беркутов.
– Я хоть и не то имела в виду, но и это мы тоже закатим! – повеселев, кивнула Лида.
– Все, пошел работать!
Беркутов поднялся и вышел из кабинета.
Они лежали на берегу речушки, Зоя расстелила широкую и яркую скатерть-клеенку. Вытащила икру, севрюжий балык, финский сервелат, вино. Рядом стояла «Волга». Скачко съел бутерброд с икрой, крякнул от удовольствия. Зоя выпила пару глотков вина и вдруг снова заговорила о своем женском одиночестве.
– Неужели ты никого не любила? – засомневался полковник. – Что-то слабо в это верится!
– Почему не любила? Любила! И сильно любила! А тебя увидела, и все остальные любови сломались…
Она нежно улыбнулась ему.
– А если бы я попросил тебя о чем-то важном для меня, ты бы сделала?!
– Все бы сделала!
– Прямо все-все?!
– Прямо все-все! – потянувшись к нему губами, прошептала она. – Что ты хочешь, сладенький мой?!
Они поцеловались. Скачко выдержал паузу. Потом усмехнулся, махнул рукой.
– Да нет, это так! Замнем для ясности!
– Нет уж! Раз начал, то говори!
– Потом!..
– Нет, сейчас!
Скачко вздохнул, улыбнулся.
– Говори-говори!.. Ну скажи, я тебя очень прошу! – она с мольбой смотрела на него. – Скажи! Я все сделаю для тебя! Все-все! Обещаю! Все-все!
– Женщины непостоянны!
– Женщины постоянны! – возразила Зоя. – Настоящая женщина хочет боготворить своего мужчину и служить ему! Это ее самая желанная мечта и цель!
- Предыдущая
- 66/89
- Следующая
