Дело гастронома № 1 - Латий Евгений Александрович - Страница 67
- Предыдущая
- 67/89
- Следующая
Павел Сергеевич улыбнулся.
– Скажи, что ты хочешь, чтоб я сделала для тебя?!
– Я хочу знать все о Беркутове Георгии Константиныче! Обо всех его темных делишках.
Зоя недоуменно взглянула на него.
Люся печатала на машинке, поглядывая в приоткрытую дверь, откуда доносились радостные голоса.
– Спасибо, Георгий Константиныч! – прогудел басовитый голосок.
– Заходите, Юлиан Семеныч!
Вернулся Беркутов, радостно потирая руки, подошел к Люсе.
– Кто это был, Георгий Константиныч? Знакомое лицо!
– Писатель Юлиан Семенов! Не слышала о таком?
Люся пожала плечами:
– Я вообще-то больше поэзию люблю!
– А телесериал «Семнадцать мгновений весны» видела?
– Еще бы! – обрадовалась она. – А кого он там играл?
– Он там не играл. Он написал сценарий фильма. Он писатель, сценарист!
Люся влюбленно смотрела на директора, но тут в приемную вошел мужчина в строгом костюме с портфелем в руках. Он увидел Беркутова, отдал поклон, радостно заулыбался, протянул, крепко пожал руку Беркутову, тотчас заулыбался.
– Петр Петрович Салтыков, судья, из Верховного суда России! – представился он. – Я звонил вам по поводу заказика! Сын женится, так сказать, важное событие… Куда деваться?! – подобострастно проговорил он.
– Помню-помню! Прошу в кабинет, – сухо кивнул Беркутов, и они прошли в кабинет.
Люся перестала печатать и, почти с завистью посмотрев им вслед, вздохнула.
– Как на курорте! Кого только не увидишь!
И она снова принялась стрекотать на машинке.
8
Зоя, стоя у машины, изучала на капоте карту области. Географические значки давалась ей с трудом.
– Сам черт ногу сломит в этих значках! Вот железная дорога, ее я вижу, а где ближайшая станция? Ничего не вижу, – недовольно пробормотала она, обернулась на Скачко.
Тот полулежал на бережку и смотрел на воду.
– Послушайте, вы, рыцарь подлого образа?! Вы не подвезете меня до станции, я вам заплачу!
Но Скачко не отозвался.
– Все же я вас деликатесами накормила! Не будьте неблагодарной скотиной!
Скачко неодобрительно хмыкнул.
– Дурят нас, мужиков, как хотят! Обещают золотые горы, а на деле – шиш!
– Это вы облапошили меня, как дурочку! Это я поверила в чистую любовь! Ухаживали, завлекали, а на самом деле… – Она сжала кулаки и потрясла ими в воздухе.
– Хо-хо-хо! Бедняжка! Поплачь еще! – он посерьезнел. – Только вот утешить не могу!
– Я вас ненавижу! – она смахнула слезу.
Скачко нахмурился, покачал головой.
– Нет, женщинам верить нельзя. Слова для них ничего не значат. «Я все сделаю для тебя! Все-все!» – он спародировал ее любовно-романтическую интонацию.
Скачко сделал себе бутерброд с икрой, стал есть. Нахмурился и сообщил Зое:
– Мы арестовали вашего сына.
Зоя округлила глаза, однако не поверила тому, что он сказал.
– Это подлый шантаж! Я вам не верю!
– Антон брал у вас без спроса четыре тысячи рублей?! – вдруг спросил Скачко.
Зоя испуганно посмотрела на него.
– Да, брал, но…
Она не договорила, осеклась. Еще через мгновение Платонова поняла, что Скачко вовсе не шутит. Она вмиг помрачнела, в упор глядя на полковника. Тот помедлил и утвердительно качнул головой. Зоя закрыла ладонями лицо и разрыдалась.
Новый допрос также проходил в следственной камере. Антон с видимым удовольствием глотал чай, жадно поедал черствое печенье и пугливо поглядывал на Бокова, словно боясь, что угощение отнимут. Боков сидел напротив подследственного, молчал, наблюдая за ним. Антон засунул в рот последнее печенье и лишь после этого успокоился. Допил чай. Вопросительно посмотрел на Бокова.
– Ну что, взбодрился? – мрачно усмехнулся Боков. – Можем начать разговор?
Антон пожал плечами.
– Только я все равно ничего вам не скажу! – дерзко объявил он. – Вы, наверное, будете бить меня?
– Кто это тебя просвещал?
– Раньше били, Солженицын писал об этом! Да и сейчас я уверен, что бьете!
– А ты ждешь, чтоб тебе ребра начали ломать?! Однако на свете все меняется.
– Только не ваша власть! – усмехнулся он, и Боков, оторопев, уставился на него. Обычно в этих стенах, если не писались от страха, то вели себя смиренно, выказывая всяческую покорность. А тут желторотый птенец – и где-то успел уже нахвататься антисоветчины.
– И давно ты в диссиденты записался? Надоела честная спокойная жизнь? – Боков взял из дела копию анкеты. – Вот твоя анкета! В ней записано, что ты комсомолец, добр, отзывчив, любишь общественную работу. В школе даже избирался в комитет комсомола! А теперь что, решил перекраситься?
– Я еще не решил! – обозлился Антон.
– А если еще не решил, то посоветуйся сначала с мамочкой! Тоже мне, герой выискался!
– Между прочим, гражданин следователь, я совершеннолетний и за свои поступки сам отвечаю! – посерьезнев, напомнил Платонов. – И прошу разговаривать со мной на «вы»!
– То, что ты еще летний, это невооруженным глазом заметно, как и то, что не совершенный! – раздраженно бросил майор. – А разговора на «вы» ты, щенок, еще не заслужил! – Боков с трудом держал себя в рамках.
– А жить со страхом в душе лучше? – криво усмехнулся Антон. – Я бы лично не хотел. Рабом быть не хочу! Да, маму жалко, ее с работы могут вытурить. Но я ей разрешу от меня отказаться! Ведь у вас это по сей день практикуется?
– Ты все же идиот! – поморщился Боков.
Антон усмехнулся.
– В романе Достоевского, между прочим, это самый приличный человек! – радостно отозвался он. – Не возражаю против такого определения для себя.
Боков, глядя на его самодовольное лицо, так разозлился, что сжал кулаки и готов был поколотить этого пакостника. Но вовремя сдержался, вызвал охранника и потребовал увести арестованного в камеру.
Зоя нервно курила. Полковник открыл новую бутылку «Киндзмараули», налил по полстакана Зое и себе. Сделал новый глоток и блаженно зажмурил глаза.
– Потрясающее вино! – промычал он. – Не познакомился бы с вами, не попробовал бы…
– Как вы вышли на моего сына?
– Случайно. Он ехал в трамвае и открыто читал Солженицына. На его беду, в вагон зашел мой сотрудник. Увидел это безобразие и оторопел. Конечно же, он не мог пройти мимо! А еще ваш сынок увел у меня жену! Но это уже к делу не относится.
– Ах, вот откуда ноги растут! А я-то голову ломаю! Ее, кажется, зовут Мариванна?
Скачко кивнул. Зоя шумно вздохнула.
– И сколько лет грозит моему сыну за этот адюльтер? – с презрением спросила она.
– До шести лет за распространение антисоветской литературы. И «волчий билет» после зоны.
– Шесть лет?! – ужаснулась она. – Вы что, звери?! Хотя о чем я говорю?! – нервно пробормотала она. Протянула полковнику свой стаканчик, тот наполнил его вином. Зоя сделала несколько жадных глотков. Достала сигареты, закурила.
– А Беркутову сколько могут дать?
– С ним уже не наша игра. На него есть охотники рангом повыше.
Он кивнул на небо.
– Андропов?! – сразу угадала она.
– Я этого не говорил! – Скачко нахмурился, услышав фамилию Андропова. – Но могу сказать, что ваша Анилина уже дала показания против Беркутова, так что… – он не договорил.
– Так сколько ему грозит?!
– Смотря как поведет себя после ареста.
– Его что, арестуют?! – округлив глаза, прошептала она и тут же прикрыла рот ладошкой.
Скачко кивнул, поморщился. Говорить о таких вещах, да еще первой подруге Беркутова, он не имел никакого права. Но что-то подтолкнуло его к этому опасному откровению.
– Все, что я сейчас говорю вам, должно умереть в вас! Иначе… – он запнулся.
– Что «иначе»?!
– Иначе вы лишитесь сына! – негромко, но уверенно выговорил он. – Точнее, сделаете его самым несчастным человеком на свете. Надеюсь, вы этого не хотите?
Она заплакала навзрыд. Скачко терпеливо пережидал этот ее срыв. И Зоя быстро с ним справилась. Достала платок, вытерла слезы. Шумно выдохнула.
- Предыдущая
- 67/89
- Следующая
