Дьявол в Лиге избранных - Ли Линда Фрэнсис - Страница 36

• Предыдущая
• 36/76
• Следующая

– Не хочу мешать вашей компании, но нам надо работать.

Я говорила своим самым надменным тоном, который должен был привести в трепет их обоих. Художник обернулся ко мне и рассмеялся (да, рассмеялся!), а Кика усмехнулась.

– Да ладно вам, – сказала она. – Он принес вам подарок.

Это меня заинтриговало.

– Подарок? Мне?

Мой художник снова засмеялся, протянул руку и взял что-то с соседнего стула, затем встал и подал мне блестящий серый пакет из «Сакса» на Пятой авеню.

В нелепом волнении я вытащила маленькую коробочку и на редкость быстро справилась с упаковкой. То, что находилось в коробочке, не должно было бы меня удивить.

– Тот браслет!

– Мне показалось, что он тебе понравился. – Глупо, но верно. – Кроме того, – добавил он, – я решил, что должен принести свои извинения за грубость при нашей первой встрече.

Я смутилась. Подарок и извинения за грубость. Но еще больше меня смутила его одежда. На нем был белый джинсовый пиджак, какая-то черная лоснящаяся рубашка и белые джинсы. Быть может, это и сошло бы для какого-нибудь пляжа на юге Европы, но не для моего мира. Правило не носить белое до Пасхи относится к женщинам, мужчина же никогда не должен надевать белый джинсовый костюм. Кем бы он ни был.

Я вздохнула:

– Как ни мило это с твоей стороны, но я не могу принять этот подарок.

– Почему же? Потому что я мужчина?

Кика посмотрела на меня разочарованно, но с пониманием. Тогда же, когда и я, она твердо усвоила от моей матери, что подарки от мужчин, кроме мужа, не должны приниматься. Кика была не в силах это видеть и поспешно покинула комнату – как будто это я придумала правила!

Я задумалась. Отношения с гомосексуалистами – для меня дело новое. И в самом деле, что такого в том, чтобы принять подарок от голубого? Кроме того, прошла целая вечность с тех пор, как Гордон делал мне сюрприз – за исключением любовницы и дальнейших событий, – и я ужасно хотела получить подарок.

– Хотя, если честно, браслет просто прелесть! Спасибо, – сказала я, принимая подарок. – Можешь считать меня чересчур любопытной, но все-таки мне бы хотелось знать, почему у тебя возникло желание извиниться. Ты его явно не испытывал, когда захлопнул дверь у меня перед носом.

Сойер пожал плечами; он выглядел слегка озадаченным.

– Не спорю, я был груб, когда ты пришла. Но что тут скажешь? Я легко впадаю в дурное настроение. – Он взял браслет. – Дай, я его надену тебе на руку, – сказал он. – И попробуй для разнообразия назвать меня по имени.

– Ты о чем?

– Я не слышал, чтобы ты хоть раз назвала меня по имени с тех пор, как приходила в студию, да и тогда это был лишь вопрос. Может, ты не помнишь, как меня зовут?

– Прекрасно помню.

Он снова засмеялся:

– Я знаю людей вроде тебя. Вероятно, в твоих мыслях я просто «Художник».

Он попал почти в точку, и я почувствовала себя неуютно, тем более что правильный ответ был «Мой художник».

Я закрыла коробку и сказала:

– Я надену его как-нибудь в другой раз. Слышишь, звонят в дверь. – Слава Богу. – Должно быть, это твой фотограф.

Через несколько минут вошел фотограф.

– Сойер! – воскликнул он.

– Питер.

Они обнялись и расцеловались. (В списке недопустимых вещей это стоит рядом с неумением пользоваться ножом и вилкой. Конечно, в чужой монастырь со своим уставом не ходят, может быть, в Европе это и принято, но мы-то не в Европе.)

Нас представили, и Питер поцеловал мне руку. (Эй, люди, мы в Америке!)

– Вы просто видение! – воскликнул он.

Ну что ж, некоторым мужчинам можно простить чрезмерные проявления европейского шарма.

На этом, правда, его очарование закончилось, во всяком случае по отношению ко мне. Мой художник – пусть лучше будет Сойер – и фотограф без промедления приступили к работе, ведя себя так, будто меня рядом не было. Меня попросту игнорировали.

Мы вышли на улицу, и они стали обсуждать наиболее подходящие ракурсы для съемки, направление солнечного света, компоновку кадра, все это время смеясь, как старые друзья. Мне подумалось, что Питер мог быть бойфрендом Сойера или, по крайней мере, кем-то, с кем он встречался.

Признаюсь, я чувствовала себя неуютно. Да, именно. И не потому, что пыталась представить себе рядом двух мужчин. Мне была странным образом неприятна мысль в принципе о ком-либо рядом с моим художником. И пока стрелки медленно отсчитывали минуты, мне становилось все хуже.

Когда они наконец приступили непосредственно к съемке, мне пришлось созерцать полуобнаженного Сойера (вернее, обнажившегося настолько, насколько его удалось уговорить) у моего бассейна. На нем были джинсы и расстегнутая рубашка. Не могу точно сказать, кого из нас это взволновало больше – меня или Питера.

Сойер так хорошо смотрелся у бассейна, что даже Кика вполне пришла в себя и стала наблюдать за происходящим вместе со мной.

– Он красивый, – начала она. – Почти такой же красавец, как дон Хуан де Танго.

Это так, но я не собиралась соглашаться с Кикой.

– Несомненно, его бойфренд тоже так считает.

– Бойфренд? – Кика окинула меня сердитым взглядом. – Ты что, ревнуешь к Питеру?

Я мастерски разыграла возмущение:

– Что за вздор! Я вовсе не ревную к Питеру. – Я и не ревновала. Правда.

Кика фыркнула:

– Как нехорошо, мисси Уайер.

В этот момент мы заметили, что Сойер смотрит на нас. Сверкнув глазами, он сделал несколько шагов в нашу сторону, но, вместо того, чтобы подойти ко мне, взял вдруг Кику за руку и закружил ее в танце.

– О, мистер Сойер!

Она произнесла это, как школьница, потерявшая голову от самого красивого мальчика на выпускном балу. Мне стало за нее стыдно.

Затем Кика снова оказалась рядом со мной, правда, ненадолго, так как теперь наступила моя очередь. Мой художник увлек меня на площадку, вальсируя со мной так же, как с Кикой.

– Мистер Джексон! – По крайней мере, у меня получилось не так плохо, как у Кики. – Что вы делаете?

Он притянул меня ближе; Кика чуть ли не молилась. Не похоже было, чтобы Сойер обратил на это внимание. Он кружил меня вокруг бассейна, как будто мы участвовали в конкурсе бальных танцев. При этом он напевал мелодию, под которую мы танцевали. Это было странно и весело.

После нескольких поворотов он исполнил финал в стиле дона Хуана. Я была в смятении, что и говорить, потому что когда кто-то держит тебя вот так крепко, можно почувствовать... силу. Я не знаю, как еще назвать это. Удерживавшие меня руки были напряжены. Если бы он не имел склонности к мужчинам, весь этот танец мог бы показаться просто непристойным – я замужем, да и вообще... К счастью, об этом можно не беспокоиться. Я решила, что иметь голубого приятеля гораздо лучше, чем мужа, так как он был сильным, привлекательным, и к тому же можно было не бояться, что он разочарует меня.

Это было на удивление приятно, и я полностью доверилась его ничем не угрожающей силе. Это было именно то, в чем я неосознанно нуждалась всю свою жизнь. Друг-мужчина, который, глядя на меня, не желал бы меня или не ревновал.

– Я просто без ума от тебя, – сказала я.

Когда он поднял меня и притянул к себе, я снова ощутила волнение. Это было начало большой, прекрасной платонической дружбы с мужчиной, который не поставит под удар мою репутацию. Я чувствовала себя счастливее, чем когда-либо, и жалела, что мысль найти такого друга, как он, не приходила мне в голову раньше.

Он посмотрел на меня и улыбнулся, как будто точно знал, о чем я сейчас думаю, и тоже подумал об этом. Или это мне передалась его мысль.

– Имей в виду, – прошептал он мне на ухо, – я не гей.

Всю свою жизнь я ездила по одному и тому же шоссе среди прекрасных ландшафтов, никогда не сворачивая и не пользуясь объездной дорогой. На психологии, моем самом ненавистном предмете в колледже, нам говорили, что на отношение девочек к окружающему миру очень сильно влияет то, как обращался с ними отец.

• Предыдущая
• 36/76
• Следующая