Дьявол в Лиге избранных - Ли Линда Фрэнсис - Страница 37

• Предыдущая
• 37/76
• Следующая

В конце восьмого класса в школе устроили бал выпускников. Мы все пришли в неописуемое волнение, так как это был наш первый бал. Даже Пилар, при всем ее хладнокровии, была взволнована. Наша маленькая компания, как три маленьких генерала, тщательно планировала каждый шаг предстоящего события – мы даже репетировали, как ответить, когда нас пригласят на танец. Мы часами придумывали, какие сделаем прически, как обойдем запрет на пользование косметикой и как оденемся. Нам с Пилар покупали новые платья, а Никки пришлось обойтись чем-то из такого источника, о котором нам не хотелось спрашивать.

По мере приближения бала энтузиазм Никки угасал, а наше с Пилар нетерпение усиливалось. Не раз Никки стояла перед магазином «Одежда для детей и подростков», с вожделением разглядывая в витрине платье из розовой тафты, стоившее больше, чем ее мать зарабатывала за месяц.

– Я буду выглядеть как деревенщина, если у меня не будет чего-нибудь красивого! – восклицала она.

В ответ мы не могли ничего возразить, потому что, честно говоря, так оно и было.

За неделю до бала папа сказал мне перед сном то, что всегда говорил:

– Я собираюсь подарить тебе весь мир, принцесса, потому что очень люблю тебя.

Понятно, что он высказывался чересчур эмоционально, но это стало его традиционным способом пожелать мне спокойной ночи.

Но в тот вечер я не ответила своим обычным «Я тоже тебя люблю, папочка». Нет, вместо этого я попросила его купить Никки платье.

Он этого явно не ожидал:

– Ну, я не знаю, солнышко...

– Но платье – ведь гораздо меньше, чем весь мир, папа.

Он посмотрел мне в глаза, широко улыбнулся и засмеялся так громко, что в комнату вошла мама.

– Что тут у вас происходит?

– Ничего, любимая, – сказал отец. – Иди почитай. – Он поцеловал меня в лоб. – Посмотрим, что я смогу сделать.

Вечером перед большим балом мы с Пилар и Никки собрались у меня дома и обнаружили три коробки из «Одежды для детей и подростков», перевязанные большими красивыми бантами. По одной для каждой из нас.

Пилар открыла свою и уставилась на то, что было внутри. В моей коробке было платье, которое я выбрала раньше. Но больше, чем платье, меня интересовала реакция подруг. Затаив дыхание, не смея надеяться, Никки развязала бант на коробке. Увидев лиф платья, она задохнулась от восторга.

– О, Боже, – Никки прижалась лицом к воздушным оборкам. – О, Фреди, ты такая чудесная.

На лице Пилар не было той радости, которую я ожидала увидеть. Она затолкала платье обратно в коробку:

– Мне не нужно твое платье.

В этот момент я начала понимать, что, будучи дочерью своего отца, Мисс Совершенство Фредерика Хилдебранд сильная личность, хотя не всем это будет нравиться. И сейчас, в объятиях Сойера Джексона, внезапно переставшего быть геем, я чувствовала, что оказалась на распутье, да что там, признаем это, – у съезда с магистрали моей жизни. Если я изменю направление, на моем пути под рукой не будет правильного ножа, ложки или полотняной салфетки. И, да простит меня Бог, могущества. Этот мужчина, при всей его силе, не имел ничего общего с той жизнью, которую я знала.

Подумав об этом, я так резко качнулась, что он едва не уронил меня в бассейн.

– То есть как это не гей? – К счастью, как я уже сказала, он весь состоял из одних мускулов, так что ему удалось удержать меня. – Как это может быть, что ты не голубой? – продолжала я. – Ты должен быть голубым.

Я знаю, что вела себя хуже, чем обычно. Но в самом деле, как он мог не быть геем? Я провела последние несколько часов, флиртуя с ним. Это было почти нормально, коль скоро он предпочитал мужчин, – забавно и безопасно, не как подобает, но, по крайней мере, это не было ужасным грехом с точки зрения морали. Но если он не гей...

– Ты расстроена из-за того, что я не голубой? – В его темных глазах появился озорной огонек. – Ты уверена, что ты родом из Техаса?

– Смешно. Конечно, я расстроена. Тебе следовало сказать раньше.

– Например, до того, как ты заявила, что без ума от меня? – На его губах появилась ироническая ухмылка.

– Я сказала, что могла бы запросто быть от тебя без ума.

Высвободившись из его рук, я поправила платье и попыталась стряхнуть с себя чары этого мужчины, в котором не было ничего гомосексуального. Я чувствовала себя разбитой. Полной отчаяния. И еще я чувствовала пламя абсолютно аморального желания, полыхавшего во мне. Я, Фреди Уайер, сгорающая от страсти!

Можно было просто взять список всех неподобающих эмоций, которые я на протяжении всей жизни училась не испытывать, и увидеть, что теперь я испытываю каждую из них.

Сойер был сбит с толку:

– Если тебе от этого станет легче, можешь продолжать притворяться, что я гей.

Если бы. Но я слишком долго была дочерью своей мамы, чтобы притворяться. Игнорировать? Безусловно. Но теперь, когда я узнала, что у него все нормально с ориентацией, было невозможно делать вид, что странный трепет, вызванный им во мне, не мог быть поводом для беспокойства. Пока я думала, что он предпочитает мужчин, мне удавалось не придавать значения этому ощущению, списывая его исключительно на нехватку мужского внимания за последние несколько недель. И хоть я и образец благопристойности, но я женщина, и мне всего двадцать восемь лет. Я не каменная. Привлекательного, доступного, нормального мужчину, который так взволновал мои чувства, будет трудно продолжать игнорировать. К счастью, подошел фотограф.

– Здесь все, – сказал он.

Я улыбнулась ему с нарочитой любезностью:

– Замечательно, спасибо. Уверена, фотографии получатся чудесные. Я очень благодарна вам за то, что вы пришли.

Но тот и не собирался уходить. Он постоял немного, затем взглянул сначала на художника, потом на меня. Наконец Сойер сказал:

– Сейчас, я принесу.

Он подошел к своей туристической сумке и что-то достал. Чековую книжку. Он собирался заплатить!

От смущения я едва могла дышать.

– Ни в коем случае, – выговорила я наконец. – Сейчас я принесу чек.

Я прошла через площадку, окружавшую бассейн, и стук каблуков моих великолепных туфель по вымощенной камнем дорожке отмечал каждый шаг на пути к дому. Через несколько минут я вернулась с «временной» чековой книжкой и начала выписывать чек.

– Сколько я вам должна, Питер?

– Я беру пятьсот долларов за снимок.

Обычная фотография стоит пятьсот долларов?

– Это без печати. Когда у меня будут негативы, вы можете прийти ко мне в студию и решить, какие снимки вам понадобятся.

Тысяча долларов?

Голубая ручка от Тиффани дрожала, когда я выписывала чек.

«Мой художник» посмотрел на меня с любопытством, затем собрал сумку, одарил меня неприкрыто чувственной улыбкой, которая привела меня в еще большее смятение, и направился к выходу, через гостиную, как раз мимо стены, на которой еще несколько часов назад висели картины, а теперь зияющей пустотой.

Прием у Никки был все ближе, так же как и крайний срок вступления новых членов в Лигу, а Никки, благослови ее Господь, казалось, была просто не в состоянии постичь скромное поведение леди. Я с таким же успехом могла учить ее латыни или еще чему-нибудь столь же отвлеченному.

Было такое ощущение, что с каждым днем, прошедшим с момента ее визита в «Салон Франсуазы», выкрашенные и подстриженные волосы Никки становились все более непослушными. К счастью, они хотя бы остались того же благородного оттенка. И ко всей изысканной одежде нежных тонов, которую мы купили в Сан-Антонио, она каждый раз, как я ее видела, добавляла какой-нибудь браслет или побрякушку... как будто я не замечу ее дискотечные серьги, наполовину скрытые новой прической.

Но так как время неумолимо шло, я стала договариваться об индивидуальных встречах Никки с дамами, которые могли проголосовать за ее вступление в Лигу. Не осмелившись попросить о поддержке никого из тех, кто участвовал в печально известном Алкогольном чаепитии, я приступила к поиску новых членов Лиги, которые могли бы с большим уважением отнестись к Никки.

• Предыдущая
• 37/76
• Следующая