Дьявол в Лиге избранных - Ли Линда Фрэнсис - Страница 39
- Предыдущая
- 39/76
- Следующая
Я подумала, не отвезти ли Никки домой переодеться. У нас оставалось только пять минут на то, чтобы добраться до дома Мисти Блейдвелл, а опоздание более чем на десять минут считалось абсолютно недопустимым. Так что в нашем распоряжении было всего пятнадцать минут. Кроме того, однажды я видела Мисти и Кэнди в Сан-Антонио, и обе были в туфлях на шпильках. Думаю, они были скрытыми НС и время от времени выбирались за пределы города, чтобы немного пощеголять в кричащих нарядах. Чулки Никки могут оказаться как раз тем, что их подкупит. С другой стороны, стоит ли рисковать?
Мы заехали во дворец Граутов, и Никки беспрекословно переоделась в чулки телесного цвета. Затем мы стрелой понеслись прочь из «Ив», мимо Хуана, на нашу следующую встречу.
Дом Мисти производил двоякое впечатление. Он был построен из красивого светлого ракушечника, и при этом его венчала жутко дорогая и ужасная с виду жестяная крыша. Кто, будучи в своем уме, станет осквернять совершенство ракушечника зеленой крышей? Но можно будет закрыть глаза на эту омерзительную крышу, если Мисти поддержит Никки.
Нас впустила молодая няня-шведка, которой вряд ли было больше восемнадцати лет, но растрепанные волосы и глубокая складка между бровей ужасно старили ее. Все в Лиге знают, что у Мисти Блейдвелл пятеро мальчиков, сущие дьяволята, и старшему еще не исполнилось семи лет.
Мисти, казалось, не было до этого никакого дела. Это могло означать, что она либо витала в облаках, либо принимала не одобряемые Лигой препараты. Я придерживаюсь версии о транквилизаторах, так как Мисти – несмотря на свое дурацкое имя – была когда-то довольно известным детским психологом и должна была хоть немного соображать. Что бы там ни было с Мисти, няня ее детей выглядела так, будто приняла пару таблеток.
Мисти встретила нас не на шпильках, но и не в туфлях на плоской подошве. Ее одеяние можно описать разве что как неописуемое. На ее лице играла широкая мечтательная улыбка. Никки тут же расслабилась. Из детской доносились шумные крики, и хорошее настроение было сохранять довольно трудно. (Уиннифред могла бы дать Мисти пару уроков, как поддерживать дисциплину. Я никогда не видела таких воспитанных собак.)
– Ох уж эти мальчики, – радостно сказала Мисти и взмахнула рукой, как будто пыталась отогнать шум.
Это казалось странным, но Никки еще больше воспряла духом. Ничто так не способствует появлению чувства непринужденности (или даже превосходства) , как замеченные чужие проблемы и неприятности. Это напомнило мне о моем собственном стремлении никогда не рассказывать ничего личного и не позволять никому заметить, что что-то не в порядке. Посмотрите на Никки: минуту назад она была угрюма и напугана, а теперь уже улыбалась.
Но разговор не клеился. Визг. Мальчишки, носящиеся друг за другом по гостиной. Няня, бегающая за ними. Казалось, Мисти всего это не замечает, но мы с Никки так не могли. Десять минут спустя после нашего прихода даже Мисти не могла соблюдать спокойствие.
Не успела я понять, что случилось, как раздался плач, у кого-то из детей потекла кровь, и няня повезла Мисти и пострадавших в травмпункт.
Мы с Никки вышли из дома.
– Надеюсь, все будет в порядке, – сказала она.
– Няня говорит, врачи в травмпункте знают их всех по именам – так часто детям Мисти требуется медицинская помощь. Думаю, все обойдется, – уверила я ее.
– Как ты думаешь, Мисти меня поддержит? – Было видно, что ей ужасно не хотелось спрашивать, но она должна была знать.
– Трудно сказать. Не уверена, что она вспомнит, что мы здесь были.
– Да, она была в каком-то оцепенении.
Тут-то мы и заметили кровь.
– О, Боже, посмотри на меня! – вскричала Никки, показывая на свою песочную кофточку. – Я не могу пойти на следующую встречу в таком виде!
Надо же, она пришла в ужас от пятнышка крови. Я достала из сумочки носовой платок, и Никки стала оттирать им пятно.
– Почти ничего не заметно, – сказала я.
– Ты уверена?
– Абсолютно.
К этому времени весь оптимизм Никки сошел на нет. Когда она в третий раз садилась в машину, настроение у нее было еще хуже, чем раньше.
– Никки, в самом деле, возьми себя в руки.
Помните ящик Пандоры?
Никки развернулась на сиденье ко мне лицом:
– Взять себя в руки? Не говори ерунды, Фреди! Как я могу взять себя в руки, если все, что я делаю, – неправильно?
Я улыбнулась, стиснув зубы:
– Не сочти это критикой, но использование бранных слов недопустимо для кандидата в члены Лиги.
– Я не выругалась!
– Но смысл тот же. Никто из Лиги Уиллоу-Крика не станет поддерживать женщину, которая сыплет ругательствами.
Или носит леопардовые чулки.
Или дискотечные серьги.
Или является женой Говарда Граута.
Ничего этого я не произнесла вслух, даже не позволила этим мыслям поселиться у меня в голове, так как я отказывалась признавать, что мой план слишком рискован. Это нужно сделать, и я – та женщина, которая на это способна. И точка.
– Это так трудно, – видно было, что она действительно раскаивается. – Я ношу не то, говорю не то, и это после всех уроков и тренировок!
Я чуть не улыбнулась, подумав, что она начинает понимать. Я очень надеялась на то, что, вернувшись домой, Никки выбросит весь свой безумный гардероб и начнет наконец серьезно относиться к вступлению в Лигу, куда она так хотела попасть. Хотя, по правде говоря, у Никки никогда не получалось быть членом команды.
Это было в начале первого года в старших классах, когда состав нашей маленькой группы изменился. Мать Никки поменяла массу работ, одну за другой, и каждая следующая была хуже предыдущей. Никки одевалась все хуже, а остальные все лучше – не дороже, а моднее.
Нам всем вскоре должно было исполниться по четырнадцать лет, все у нас было по последней моде, и мы имели деньги на развлечения. Если Пилар и нельзя было назвать ультрамодной, то, во всяком случае, «упакованной» она была на все сто. За исключением одного розового вечернего платья, которое я для нее раздобыла, Никки не была ни модной, ни «упакованной». Я знала, что все из-за того, что у нее не было денег, хотя, похоже, кроме меня никто об этом не догадывался.
Все произошло за ленчем. Мы сидели в школьном кафетерии. Ожидание в очереди с подносом было в далеком прошлом, завтраки из дому и подавно. Круто считалось покупать конфеты и содовую в киоске.
Наша группа теперь расширилась, в нее входили не только мы втроем. Никки всегда появлялась на несколько минут позже, чем остальные. Она всегда приходила со своим подносом из очереди за бесплатным горячим обедом. Сейчас я задаюсь вопросом: не потому ли она сносила презрительные насмешки, что это был ее единственный шанс полноценно поесть за весь день? Как бы то ни было, она приходила и садилась напротив Пилар и рядом со мной – другие девочки никогда не занимали ее место.
Помню, была пятница. Ребекка Милбэнкс, перед тем как к нам подошла Никки, наклонилась вперед и сообщила новость:
– Ни за что не догадаетесь, кто пытался получить у меня в доме место... горничной!
Никого из нас не заинтересовала бы эта тема, если бы не то, каким тоном она это сообщила.
– Кто? – встрепенулись все.
– Мать Никки!
Не знаю, как описать испытанный нами шок. Ни одна из наших мам не работала, тем более горничной. Это не укладывалось в голове.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Пилар, и ее резкие черты лица стали еще жестче.
Девочки сдвинулись поплотнее, чтобы послушать историю, заняв место Никки.
Карие глаза Бекки горели, предвещая скандал.
– Мать Никки пришла к нам домой, чтобы устроиться на место горничной! Представляете? Ее мать – сущий стыд.
Только тут мы заметили, что Никки стоит позади нас со своим бесплатным ленчем на подносе. На ее лице застыла маска ужаса. Девочки замолчали со свойственной подросткам смесью вины и удовольствия. И вместо того чтобы попросить других девочек пересесть на свои обычные места, Пилар секунду молчала, а потом указала на край стола и сказала:
- Предыдущая
- 39/76
- Следующая
