Героиня мира - Ли Танит - Страница 53

• Предыдущая
• 53/123
• Следующая

Мне нет нужды отвечать. Само молчание послужит необходимой ложью.

Он наверняка воспримет это положительно. На взгляд мужчины, женщина, любящая другого, ценится выше. Для него это значит, что при определенных обстоятельствах она способна проявить верность, и следующему поклоннику придется ее завоевывать. До чего же Воллюс умна. Только удалось ли ей хоть раз почувствовать доверие к людям. Как можно все жить и жить, не зная ни минуты покоя, разве что в полном одиночестве?

Озеро превратилось в белую луну.

Луна заполнила его целиком.

— Какая ночь! — воскликнул Вильс. Он с восхищением заговорил о ее поэтичности и рассказал, как однажды ночью во время военного похода видел отражение такой же луны в мраморной глади покрытого льдом озера. Затем он спросил, хороша ли охота в поместье, и повел речь об охоте на волков, как когда-то Гурц. Но в отличие от наделенного живостью и красотой Вильса Гурц не вызывал у меня интереса, что уже нехорошо и постыдно. И будь поосторожней, Аара, это развлечение для взрослых, и ты только-только начинаешь постигать его правила.

Карулан сопровождал Воллюс и одну из принцесс, они гуляли на изрядном от нас расстоянии. Вторая принцесса с Лорнетом вели спор насчет черной гробницы, явно досадуя друг на друга. Госпожа и Желудочный принц не присоединились к нам.

Среди сосен светился храм Вульмардры. Вильс не заметил его.

От прогулки, от белого мерцания в воздухе на него напала меланхолия. Может быть, он немного перепил — мне стало слышно, как он дышит, а я замечала, что такое случается, когда мужчины больны или пьяны.

Через некоторое время мы подошли к берегу. Камышинки словно остекленели от холода. Вильс сломал одну, послышался резкий щелчок, а он заговорил о том, что неплохо бы сделать панфлейту и выманить нимф из леса. Впрочем, зачем ему эти несчастные нимфы, а мне следует проявлять осторожность: как бы лесные богини не прониклись завистью ко мне.

Не успела я догадаться о его намерениях, как он уже взял меня за руку.

— Все увольнения отменяются. Но благодаря вам мысль о смерти кажется мне невообразимой, — сказал он. — И это славно.

А мне вдруг померещился голос другого молодого человека, доносившийся сверху, с лестничной площадки: «Завтра мне надлежит отправиться обратно. Тебе известно, какая нам грозит опасность». А она в ответ: «Если ты рассчитывал, что я положу тебя к себе в постель потому, что назавтра ты можешь погибнуть… ты потерял всякий ум, Фенсер».

И по необъяснимому совпадению Вильс проговорил:

— Вы помните тот поединок? И южанина по имени Фенсер Завион?

Я высвободила руку. Я не сводила глаз с озера.

— Я не хотел вас оскорбить, — сказал он.

— Достаточно одного упоминания о южанине.

Вильс спохватился.

— Но ведь вы…

— Выйдя замуж, я стала считать своей отчизной родину супруга. — Кто же произнес эти слова? Говорила женщина, и голос женский.

— Принцесса, — сказал Вильс, — неужто вы, подобно всем этим безмозглым тварям… этим… станете меня винить? Раз слухи уже дошли до вас, выслушайте, по крайней мере, и меня тоже…

Он снова завладел моей рукой. Растерявшись, я посмотрела ему прямо в лицо, перехватив темный, блуждающий, исполненный боли взгляд.

— Фенсер Завион, — проговорил он, — связал свою судьбу с Севером… подобно вам, Аара, да простятся мне эти слова, моя прекрасная отважная богиня. Он тоже принес своего рода брачный обет верности. Императору и его легионам. И Завион держал свое слово. Что же до него самого… ах, такой человек… — лицо Вильса прояснилось, что-то припомнилось ему, и он рассмеялся. А затем снова перевел на меня встревоженный взгляд. — Верно, я доверял ему, но то же случилось и с другими людьми, занимавшими, право, куда более высокие и почетные должности. — (Доверься… мне… ведь я же знаю, ты не мог…) — И если он действительно предал нас…

— Предал, — повторила я. Или не я, она, женщина с голосом моей тетушки Илайивы.

— Урткина булда, — сказал Вильс. Потом извинился передо мной и снова выругался, еще крепче. — Он исчез вместе со своим батальоном из тысячи человек, подчинявшихся ему как унитарку. Может, он действует в интересах Севера, а может, отправился в края Чавро, неся на блюдечке с голубой каемочкой все сколько-нибудь важные рецепты блюд, о которых проведал у нас.

— Фенсер, — повторила я.

— При этом, мадам, позор пал на головы всех, кто с ним дружил. Пока что мы отмалчиваемся и отделываемся свирепыми взглядами. Я дважды бросал вызов обидчикам, и меня тоже вызывали на поединок. До крови дело не дошло ни разу. Пока что. У нас есть дела поважнее, на юге и на востоке. — Он отвернулся, по-прежнему сжимая мою руку в своей. — Я наговорил лишнего.

И конечно же, навеял на вас скуку. Милая, вы сохраните мои слова в тайне?

Теперь мне показалось, что отдергивать руку не стоит, он примет это за жест пренебрежения. Я ощутила такую же грусть, как и он. Сказать было нечего.

Остальная публика находилась на расстоянии в четверть мили от нас, мостки пристани скрывали нас от взглядов. Он тут же оценил положение, привлек меня к себе и поцеловал в губы.

Я ничего не ощутила. Я надеялась на какое-то чувство, искала его в себе. Только тепло натянутого как струна мужского тела, соприкоснувшегося со мной. Меня объяла страшная тоска по чему-то несуществующему. От боли я закрыла глаза, и он снова прижал меня к себе. А теперь я в свою очередь должна высвободиться из его объятий.

Мне по-детски хотелось провалиться сквозь землю, убежать от него. Но Илайива и Воллюс удержали меня, и я тихо сказала ему:

— Сударь, накануне сражения подобное…

— Простите меня, — ответил он, — и не казните. Или покарайте. — В голосе его опять зазвучали радостные нотки. Вот и все, что нужно было сделать, и он уже пришел в себя.

Мне хотелось одного: спрятаться, схорониться, но я повела его по окаймлявшему луну берегу туда, где гуляли Воллюс, ее приятельницы и нецелованный Карулан.

— Лебеди всегда возвращаются к озеру. И для вас вода — родная стихия, не так ли? — сказала Воллюс.

Она зашла в спальню вместе со мной, вторично вторглась в мое прибежище. Моим тяжким трудам нет скончания, подобно работе, что совершается в загробной жизни.

Она стряхнула туфли на пол. Угостилась засахаренными грецкими орехами. Кот купался в озере, и теперь ушел сушиться.

— Тем самым я хотела сказать, — продолжила Воллюс, — что безо всяких подсказок вы поступаете именно так, как я бы вам посоветовала. Или сказались приобретенные в юном возрасте навыки? Они появляются тут же, стоит лишь прожить несколько месяцев с мужчиной, выполняя его желания. — Она растерла лоб и толстую шею кремового цвета, но даже не притронулась к безукоризненной прическе. — А какие мысли возникли у вас по его поводу?

Что же мне теперь говорить?

— Меня поразило, что я запомнилась ему с тех пор, как мы у вас встретились.

— А? Нет-нет. — Она рассмеялась. — Вы имеете в виду Вильса. Он очень мил, но, вероятно, мне придется с ним раззнакомиться из-за этой истории с Завионом. Разумеется, вполне возможно, все это чепуха и вздор. Неужели вероломный южанин изменил нам и снова перешел на сторону Юга? Нет, на сей счет я не стану биться об заклад. Но я не имела в виду пригожего черноволосого тритарка Вильса, который целуется среди ночи с русалками, укрывшись за мостками пристани. Я говорила о принце Карулане.

Я позволила себе сделать вдох и потихоньку выдохнула.

— У меня должны были возникнуть какие-то мысли относительно него?

— Мысли всегда должны возникать; высказывают их вслух или нет — вопрос отдельный.

— А мне следует высказаться?

— Говорите.

Я попала в затруднительное положение, но фантазия неожиданно помогла мне выпутаться.

— Как-то, еще совсем маленькой девочкой, я наткнулась в книжке на сказку про принца с сине-зелеными глазами. Их украла ведьма, чтобы украсить себе шпильки для волос.

— Что за ужасное дитя! — весело воскликнула Воллюс. — Ему удалось получить их обратно?

• Предыдущая
• 53/123
• Следующая