Око вселенной - Экштейн Александр Валентинович - Страница 25

Таким способом Слава хотел спровоцировать лаоэра на возвращение и присутствие при получении инструктажа от далай-ламы. Но лаоэр не возвращался, он таким способом фиксировал свое доверие к Славе Савоеву-человеку.

— «Вы», — поморщился далай-лама, — это европейская филологическая гематома в обращении между людьми. Возникла как провокация, оправдание агрессии. «Иду на вы», — фактически оскорбление, нецензурная брань, ставшая движителем интеллигентской вежливости, основному элементу равнодушия, трансформирующегося в бессердечие…

— Довольно! — поднял руку Слава Савоев. — Говори мне «ты» и говори о Шамбале без филологии.

— Хорошо, — кивнул головой далай-лама, снисходительно улыбаясь, — слушай. Появление Шамбалы на земле недоступно для понимания всех конфессий. Что-то знают евреи, но у них русско-партизанский синдром — на вопросы не отвечают, и, скорее всего, тоже ничего не знают…

— Я немного знаю. — Лаоэр заполнил Славу всполохом своего младенческого образа. — Просто марсиане проводили на Земле эксперимент в районе Атлантиды, на которой уже не было чистых атлантов, а так, одни сволочи, смесь человекообразующих меркабников и брошенных атлантами женщин. — Лаоэр не вмешивался в словесные изыски своего избранника. — Но люди на Земле уже были. Поверхностное человечество по основным параметрам сформировалось внутриземными особями, а затем кто-то, — Слава Саоев сурово посмотрел на внимательно слушающего его далай-ламу, — повторяю, КТО-ТО, отключил на три с половиной дня напряжение в магнитном поле Земли, и люди потеряли память. Коллективная память человечества, — объяснил Слава далай-ламе, — на поверхности Земли зависит от магнитного поля планеты. При исчезновении или сильном падении напряжения в нем люди теряют представление о том, кто они такие, ради чего осуществились, и тому подобное. Магнитное поле, на мой взгляд, отключает, включает и распределяет по планетам Солнечной системы какая-то автоматика, не пострадавшая во время катастрофы. Но вот именно в период этого отключения на Землю и внедрилась ваша Шамбала-Агнозия, черт бы ее побрал, — возмутился Слава Савоев. — Разбирайся теперь с нею, выясняй ее истинное предназначение.

— Очень радужную картину ты мне нарисовал. Видимо, этот «Кто-то», которого ты обозвал «автоматикой», просчитался, и память, не единожды отобранная у человечества, аккумулировалась в Шамбале. То, что ты рассказал, мы, то есть я и Тибет, знаем.

— Вот и хорошо, — обрадовался вновь покинутый лаоэром Слава Савоев. — Зачем тогда мозги друг другу компостировать? Короче, — Слава дружелюбно подмигнул далай-ламе, поднимаясь с коврового ложа-кресла, — я пошел в Шамбалу, а ты тут оставайся, контролируй подходы. Если что, открывай огонь на поражение.

— Хорошо, — кивнул головой далай-лама. — А ты не мог бы вспомнить суть эксперимента, проведенного на Земле марсианами, что им, древним старцам, нужно было от нашей юной эволюционной системы?

— Не помню, — равнодушно уронил Слава Савоев, направляясь к выходу из зала Цветоструктурного общения. — По-моему, это был так называемый эксперимент Люцифера. Марсиане задолбали им всех на свете, убили свою планету, теперь вот за Землю принялись с самыми благими намерениями, экспериментаторы хреновы. Да не забивай ты себе этим голову, — звонко крикнул уже не видимый из зала Слава Савоев. — Активизация марсианами люциферного бунта оборачивается против них самих, через пару тысяч лет придется мусор с Земли убирать.

— Возможно, — буркнул себе под нос далай-лама, — Люцифер и потерпел поражение, а возможно, и нет, я-то не знаю об этом…

— Басенок, ты куда? — Лицо Самсонова было мрачным и хмурым. Он стоял посреди коридора, напротив своей приемной, засунув руки в карманы. — Зайди, у меня для тебя задание есть. Где Баркалов и Стромов?

— Вообще-то, я на труп с ограблением спешу, — попытался избежать самсоновского задания Степа Басенок. — Баркалов и Стромов уже на месте преступления.

— Чей труп, местный или приезжий? — равнодушно поинтересовался Самсонов и, не вынимая рук из карманов, стал покачиваться на носках. — По сводке их два, и оба неинтересные, то ли убили, то ли взаимовыгодное самоубийство друг над другом учинили.

— Только что, — доложил Степа, — пять минут назад сообщили. Журналистка столичная…

— Семен Иосифович, — выскочила из приемной секретарь и помчалась к Самсонову, на бегу протягивая ему мобильник, — вам из Ростова, генерал какой-то московский.

— Полковник Самсонов слушает. Так точно, уже подключены и работают лучшие сыщики города. Баркалов и Стромов на месте преступления, а орденоносец Басенок выезжает. Работает по горячим следам, но успех маловероятен, профессионалы работали… Да, конечно, — Самсонов укоризненно посмотрел на Степу, — я его сейчас как раз инструктирую по этому поводу… Так точно. Всего доброго, товарищ генерал. — Полковник Самсонов кивнул головой, приглашая Степу, и быстро пошел в кабинет, сжимая в руке мобильник. — Пять минут назад, — заорал он на Любовь Антоновну в приемной, — убили журналистку из Москвы, а я не знаю!

— Ну и что, — неуверенно пожала плечами секретарь, — я тоже не знаю.

— Предположительно, — сообщил Степа Басенок в затылок Самсонова, входя за ним в кабинет, — убили с целью ограбления, спонтанно, ударили бутылкой по голове. Видимо, шпана местная. — Он взглянул на Самсонова, усевшегося на свое место, и на всякий случай добавил: — Профессионально сработала.

— Ладно, езжай, вернешься, доложишь, — раздраженно махнул рукой Самсонов. — И по ходу следствия выясни, кто это у нас такой шустрый в Ростов настучал. Труп только несколько минут назад обнаружили, а в УФСБ региональном уже все подробности знают.

— Любопытно, — согласился с полковником Степа Басенок, — подробностей даже я не знаю.

Подробностей было много, и все предметные. Разбитая бутылка из-под дрянного вина «Киндзмараули», убитая и ограбленная журналистка «Ночной газеты», сняли даже обувь, и на правой руке белел след от обручального кольца. Над телом склонился врач-эксперт Эльмир Кречугин с погасшей папиросой «Казбек» в уголке рта. Он пытался разжать сжатую в кулак руку убитой, в которой торчал клок волос. Погибшей на вид было не более тридцати лет, но, судя по стилю одежды, она хотела выглядеть на все сто. Черный, по-мусульмански повязанный платок полностью закрывал лоб. Из-под платка на грубое лицо, лишенное даже намека на макияж, вытекла струйка крови. Длинное коричневое платье закрывало щиколотки, на ногах, лишенных обуви, как-то совсем уж беззащитно выглядели белые хлопчатобумажные носки. Ноги не маленькие, почти сорок третий размер. В комнате был сущий погром, как будто туда ворвалась целая ватага пьяных отморозков и крушила все подряд ради самого процесса. Именно эта демонстративность и не нравилась Степе Басенку. Он поинтересовался у подошедшего Игоря Баркалова:

— Письмо нашли?

— Какое? — ошарашенно посмотрел на него Игорь. — Говори точнее.

— По идее, где-то здесь, на самом видном месте должно быть письмо, в котором убийца коротко сообщает свою автобиографию, место жительства, прилагает перечень перенесенных в детстве болезней и причины, по которым он решил убить журналистку и сразу же повеситься от раскаяния.

— Да, — согласился с ним Игорь Баркалов, — явный перебор. Банда обколотых аминазином олигофренов и то бы действовала в пять раз аккуратней.

К ним подошел старший криминалист майор Листопад и сообщил:

— Пальцев полно, как будто специально оставляли, на бутылке даже отпечатки мизинца есть, следы от обуви тоже четкие, волосы, видимо, «газета» сопротивлялась, предполагаемого убийцы также прилагаются. — Листопад был доволен уловом. — Постараюсь как можно быстрее все расшифровать, явно дилетанты работали, малолетки или дебилы.

— Паспорт, случайно, не нашли, или какие другие документы? — поинтересовался Басенок.

— Удостоверение журналиста, — кивнул головой Листопад и уточнил: — Трупа журналиста. Сиверцев! — крикнул он что-то раскладывающему на столе фотографу. — Документ дай сюда.