Ничего неизменного - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 91

Два из трех окон выходили на широкую реку над запрудой, и неумолчный плеск воды, солнечные и лунные блики, отражение облаков и звезд — все создавало иллюзию, будто мельница, как странный корабль, плывет и плывет куда-то. Третье окно смотрело на берег. Но возле него стояла подзорная труба на треноге. Очень морская подзорная труба — из бронзы и красного дерева, с великолепной оптикой и красивой резьбой. Стены, увешанные картами, коврами, каким-то фантастическим оружием, пейзажами Виолет и корявыми, но живыми и узнаваемыми шаржами, сделанными Бераной, довершали впечатление. Когда Мартин поднимался к себе на чердак, мельница начинала казаться ему дурдомом, но, несомненно, дурдомом дальнего плавания.

На лесную опушку не выходило ни одного окна. Мельница смотрела туда глухой стеной. В прозрачных сосняках, растущих за заливными лугами, Заноза иногда собирал для Бераны фиалки. Отсутствие окон с лесной стороны мельницы говорило, что упырь прекрасно знает о том, что это за сосняки, о том, почему там нельзя собирать цветы, и о том, что к ним, вообще, лучше не приближаться. Кто-то просто не может без подвигов. Хотя бы идиотских.

Мартин думал об этом, и о том, что он теперь тоже может, если захочет, сделать что-нибудь идиотское, но героическое. Еще он думал, как покажет чердак Лэа, ей должно было понравиться. И вспоминал, что Лэа никогда сюда не придет… вспоминал, почему сам оказался здесь. А Заноза сбивал его с этих мыслей просьбой помочь на лесопилке, и думать снова становилось некогда.

— А мы демонопоклонника поймали, — сообщил Заноза, когда очередная трудовая ночь подошла к концу. — Скрипача. Есть в скрипачах что-то такое, я тебе скажу… не зря про них столько легенд, и все демонические.

Короткая передышка, последние полчаса до рассвета. Время покурить, допить припасенную на ночь кровь и поговорить... да вот, хотя бы о демонах. Теперь говорить можно обо всем, не нужно следить за тем, чтоб быть человеком. А потом Заноза отправится в ночь Алаатира, а Мартин — в утро Тарвуда. Нужно будет встретить возчиков, которые приедут за очередной партией стройматериалов, убедить вдову Мазальскую в том, что он не хочет, и не будет завтракать, поспать хотя бы часа четыре, и уходить в Москву.

Что бы ни случилось, как бы мало ни осталось в нем человеческого, отказываться от той жизни Мартин не собирался. Ему нравилось быть капитаном Соколовым. Теперь, когда это стало игрой, а не обязанностью — нравилось по-настоящему.

— Это все скрипки, — объяснил он Занозе, — хорошие скрипки полны волшебства. К тому же, на них сложно играть, нужен идеальный слух, и музыку портит малейшая ошибка. Ваш скрипач душу кому-то продал или просто Люциферу поклонялся?

— Стали бы мы его ловить, если б он был обычным сатанистом! Но душу он тоже не продавал, он такую сделку заключил… бездушную. Демон дал ему на время возможность зачаровывать, а за сотню зачарованных обещал, что его сценарий понравится кому-нибудь из культовых режиссеров.

— Режиссеров? — Мартин не понял. Речь все еще шла о скрипаче? — Дирижеров, может быть?

Но тогда при чем тут сценарий?

— Чува-ак, ты забыл, что такое Алаатир? В этом городе попасть в кинобизнес не мечтают только мертвые. Да и то… за всех я не поручусь. Этот парень писал сценарии. Ну, и на скрипке играл. И вот, сделку с демоном заключил. А чары решил использовать во время гастролей одного русского, типа, тот приедет и уедет, никто ничего и не поймет. Сто человек — это немного. За один раз всех и обработал. На фигню всякую чаровал — с соседями поссориться, в витрину кирпичом кинуть, копам нахамить, из магазина что-нибудь стырить. Ну, реально, мелочи.

— Из которых…?

— Ага. Из которых кровища, трэш и фраги,  — Заноза кивнул, очень собой довольный.

Мартин хорошо знал и этот его вид, и эти интонации. Был бы эмпатом, и эмоции знал бы уже до тонкостей. Заноза сделал что-то, чего никто кроме него сделать не мог, был этим фактом горд и сейчас беззастенчиво хвастался.

— Вовремя вмешались, значит? — спросил он, чтобы полюбоваться, как упырь раздувается от гордости.

— Да-а.

— Демона обломали?

— Да он еще кого-нибудь найдет. Демон же. Но знаешь, что забавно? — Заноза подобрался, наклонился к Мартину, — из-за этого шухера скрипач и правда оказался в тусовке, где его сценарий может кого-нибудь заинтересовать.

— Все правильно. Скрипач должен был только использовать чары, и он их использовал. Он не брал на себя обязательства устроить беспорядки, значит, свою часть договора выполнил. Когда мы заключаем сделку, мы не можем нарушить условия, пока их соблюдает вторая сторона.

— И мне это не нравится, — пробормотал Заноза, на глазах теряя самодовольство и погружаясь в задумчивость. — Не могу понять, что он задумал. Я в него верю, он круче всех, но я все равно напрягаюсь, когда перестаю его понимать. Он хотел тебя видеть, велел передать, что приглашает тебя в «Крепость». В любое удобное время от заката до рассвета.

— Кто? — Мартин понял, но не поверил. Потому что, с чего бы вдруг? И зачем? — Твой Хасан?

— Мой Хасан.

— Я сомневаюсь, что он захочет заключить сделку с демоном.

— Ни за что. Никогда. Никаких сделок, — Заноза помотал головой и непонятно добавил: — в этом я точно могу поклясться.

Мартину показалось, что последнее было адресовано не ему. Но кроме них на плотине никого не было.

— Может, он считает, что я дурно на тебя влияю, и хочет, чтоб я держался подальше?

— Ты же не леди. Если б Хасан считал, что тебе нужно держаться подальше, он бы не стал с тобой разговаривать. А ты дурно на меня влияешь? 

— Не знаю. Я демон. И ты, и Виолет, оба говорите, что вампиров, которые связываются с демонами, убивают. Наверное, не просто так.

— Вампир, который пьет кровь демона, становится жутким уродом, зато может выходить на солнце. Первый пункт сильно осложняет второй, потому что быть жутким уродом и в темноте не очень удобно, а на свету — просто трындец. Однако второй пункт так напрягает всех, кто впадает в дневную спячку, что неудобством первого принято пренебрегать. Поэтому вампиров, которые становятся уродами, мочат превентивно. Просто на всякий случай. Но, Ма-арртин, — Заноза снова вернулся в радужное настроение и расплылся в широченной улыбке, — посмотри на меня! Кто поверит, что я не сплю днем?

— То есть, у кого повернется язык назвать тебя уродом? Действительно, — Мартин постарался не смеяться, — да отсохнет такой язык, устыдившись собственной лживости. К тому же, крови моей ты не пьешь. Разве что в фигуральном смысле. Тогда что Хасану от меня нужно?

— Вот этого я и не понимаю. Но с тех пор, как мы подрались в Порту, ты ему… — неопределенный жест оставил дымный росчерк за тлеющим кончиком сигареты, — скорее нравишься. Значит, он точно приглашает тебя не для того, чтобы угостить кофе с бриллиантовой крошкой.  

Мартин сделал для себя пометку: если мистер Намик-Карасар предложит ему кофе — обязательно отказаться. Как можно вежливее. Но категорически. Цианистый калий не казался ему приемлемой альтернативой бриллиантовой крошке. А в добром расположении Турка он очень сильно сомневался.

Берана описывала Хасана, как «злого и страшного». Она видела его в мае, когда он пришел на Тарвуд, чтобы забрать Занозу. Вломился, насквозь пройдя через Хаос, и, судя по рассказам той же Бераны — убив всех, кого встретил.

Все, что говорила мигелева дочка, следовало делить на четыре. Заноза, вообще, говорил, что на шестнадцать. Но чтоб показаться ей страшным… нужно было быть страшным. Потому что Берана мало чего боялась.

И Мартин, отправившись на встречу с легендарным Турком, был готов увидеть кого-то вроде Мигеля, только еще хуже. Ну, а что? Между турками и мексиканцами разница, наверное, не очень велика?

Подготовиться к тому, что у Хасана с Мигелем нет вообще ничего общего, Мартин не успел. И первые несколько секунд, пока Заноза церемонно представлял их друг другу: «Хасан, это мистер Фальконе, Мартин, это мистер Намик-Карасар», сверял ожидания с реальностью и срочно вносил поправки.