Святыня - Лихэйн Деннис - Страница 32

• Предыдущая
• 32/67
• Следующая

— Не-а. Но скоро разгрызу. Чувствую.

— Врешь.

— Ага. Вру.

И она показала мне язык.

— Знаешь...

Я поднял глаза. Это был «Оранжевые плавки». Трясясь от ярости, он тыкал пальцем в сторону Энджи.

— Ты все еще здесь? — сказал я.

— Знаешь... — опять повторил он.

— Да? — сказала Энджи.

Грудь его вздымалась, а бутылку он держал теперь высоко, над плечом.

— ...если б ты не была бабой, я бы...

— Был бы уже в травмопункте, — сказал я. — Но и при теперешнем раскладе ты, кажется, туда торопишься.

Энджи приподнялась в своем шезлонге и взглянула на него.

Он тяжело засопел и вдруг, развернувшись, пошел прочь к своему дружку. Они стали перешептываться, злобно косясь на нас.

— Тебе не кажется, что я просто не вписываюсь в это место по темпераменту? — сказала Энджи.

Обедать мы поехали в «Крабовый домик». Опять.

За три дня ресторанчик этот успел стать нашим вторым домом. Рита, сорокалетняя официантка в видавшей виды ковбойской шляпе, сетчатых чулках под укороченными джинсами и с сигаретой в зубах, стала нам самым близким здесь человеком, а Джини, ее босс и шеф-повар ресторанчика, с успехом боролся за второе место в наших сердцах. Что же касается цапли, знакомой нам еще с первого дня, то звали ее Сандра, и нрава она была самого кроткого, если только не угощать ее пивом.

Мы сидели на веранде-причале, наблюдая очередной закат, когда небо мало-помалу становилось темно-оранжевым, а мы вдыхали соленый воздух плавней, как это ни грустно, перемешанный с бензином, и теплый ветерок ерошил наши волосы, позванивал колокольчиками на верхушках свайных столбов и грозил унести наши записи в тихие воды залива.

На другом конце веранды компания канадцев с неестественно розовыми лицами и в безобразно пестрых рубашках уписывала громадные блюда с чем-то жареным и громко сокрушалась о том, в каком опасном штате угораздило их припарковать свой «RV».

— Сначала наркотики на берегу, да? — говорил один. — А теперь еще эта бедная девушка...

«Наркотики на берегу» и «бедная девушка» вот уже два дня были главными местными новостями.

— Да! О да! — закудахтала одна из женщин. — Что тебе Майами! Истинная правда!

Наутро после нашего прилета группа вдов из Методистского общества поддержки вдовам в Мичигане прогуливалась по берегу в Данедине, и там они увидели, что море выбросило какие-то пластиковые пакетики. Пакетики были маленькие, толстенькие и, как оказалось, наполненные героином. К полудню еще несколько пакетиков появилось на пляжах в Клируотере и Сент-Питерсбурге, а по непроверенным слухам, еще и гораздо севернее — возле Хомосассы, а также гораздо южнее — на Марко-Айленде. Служащие береговой охраны полагали, что это результат шторма, разразившегося где-то возле берегов Мексики, Кубы или Багамов и потопившего корабль, везший наркотики, но обломков кораблекрушения найдено не было.

О «бедной девушке» сообщили накануне. В мотеле Клируотера застрелили неизвестную женщину. Убийца, похоже, стрелял из автомата, направляя очередь прямо в лицо жертве, что затруднило ее идентификацию. Представитель полицейских властей сказал журналистам, что тело женщины также было «изуродовано», но как именно, пояснить отказался. Возраст женщины был примерно определен между восемнадцатью и тридцатью, и полиция Клируотера пыталась идентифицировать труп по журналам записей у дантистов.

Первой моей мыслью, когда я прочел сообщение, было: «Черт. Дезире», но после посещения района Клируотера, где было обнаружено тело, и вникнув в закодированный язык шестичасовых последних известий, я с полной очевидностью понял, что жертва вероятнее всего была проституткой.

— Да здесь, — говорил один из канадцев, — похлеще, чем на Диком Западе. Ей-богу!

— Вот это ты в точку попал, Боб, — сказала его жена, макая морского окуня в кляре в миску с соусом тартар.

Да, странноватый это был штат, но я начал замечать, что по-своему он стал мне симпатичен. Ну, во-первых, симпатичен мне был «Крабовый домик». Мне нравились Сандра и Рита, нравились Джини и две надписи за стойкой бара, одна из которых гласила «Привык к нью-йоркской стряпне — кати на север по трассе 1-95», вторая же уверяла: «Вот когда состарюсь, переберусь в Канаду, там и сбавлю скорость».

На мне были майка и шорты, и моя обычная меловая бледность приобрела приятный бежеватый оттенок. Энджи была в своем коротеньком черном топе и пестрой длинной юбке-саронг, черные волосы ее были скручены в пучок и кудрявились, а каштановые пряди в них выгорели чуть ли не до желтизны.

Мне нравилось нежиться на солнце, но для нее эти три дня явились настоящим божьим благословением. Когда она забывала нервничать по поводу нашего дела или же когда очередной наш бестолковый день подходил к концу, она словно встряхивалась, распрямляя плечи, цветя и благоухая, расслабляясь в солнечном зное, поглощая ароматы мангровых рощ, густую синеву моря и напитанный солью воздух. Туфли она надевала, лишь когда мы приступали к очередному туру охоты на Дезире или Джеффа Прайса; она отправлялась на море ночью и сидела там на капоте автомобиля, слушая прибой, и даже постели в апартаментах она предпочла белый веревочный гамак на балконе.

Я заглянул ей в глаза, и она улыбнулась мне улыбкой, в которой было какое-то грустное понимание и вместе с тем острое любопытство.

Мы немного посидели так, и улыбки постепенно слиняли с наших лиц, но взгляды наши по-прежнему были скрещены, каждый из нас искал на лице другого ответы на невысказанные вопросы.

— Знаешь, — сказала она и, протянув руку через столик, взяла в нее мою руку, — похоже, Фил для нас двоих является как бы укором.

Я кивнул.

Испачканная песком нога Энджи обвилась вокруг моей ноги.

— Мне жаль, если это причинило тебе боль.

— Не боль, — сказал я.

Она подняла бровь.

— Не то, что можно назвать болью, — сказал я. — Но временами это меня беспокоило.

Она поднесла к щеке мою руку и закрыла глаза.

— А я-то считала вас партнерами, а вовсе не любовниками! — послышался голос.

— Это, — не раскрывая глаза, сказала Энджи, — должно быть, Рита.

Так оно и было: Рита в своей необъятной шляпе, своих сетчатых чулках, на этот раз ярко-красных, двигалась к нам, неся наши тарелки с креветками, раками и дандженесским крабом. Рите чрезвычайно нравилось, что мы сыщики. Ей было интересно всё: и в скольких перестрелках мы участвовали, в скольких погонях преуспели и скольких преступников ухлопали.

Она поставила на столик тарелки и сняла с нашей папки с записями пакет с пивом, собираясь очистить стол и переставить нашу пластмассовую посуду, но теплый ветерок подхватил записи и пластмассовые ножи-вилки и швырнул их на пол.

— О господи! — воскликнула Рита.

Я вскочил, чтобы помочь ей, но она оказалась проворней — быстро сгребла записи, сунула их в папку и двумя пальцами подхватила выпавшее фото, которое уже успело очутиться возле перил. Она с улыбкой повернулась к нам, причем левая нога ее была еще полуповернута туда, где она охотилась за фото.

— Ты потеряла свое призвание, — сказала Энджи. — Истинное твое предназначение — это во всем опережать янки.

— Был у меня один янки, — ответила Рита и взглянула на поднятую фотографию. — Гроша ломаного не стоил, только и делал, что рассуждал о...

— Ну же, Рита, — подначил я ее. — Продолжай, не стесняйся!

— Эй, — сказала она, не спуская глаз с фото, и опять повторила: — Эй!

— Что такое?

Она передала мне папку и фото и ринулась с веранды внутрь ресторанчика.

Я тоже поглядел на пойманную ею фотографию.

— В чем, собственно, дело? — спросила Энджи, когда я сунул фотографию ей.

Рита опять взбежала на веранду и протянула мне газету.

Это был экземпляр «Сент-Питерсбург таймс», свежий номер, раскрытый ею на странице 7.

— Гляди, — запыхавшись, проговорила она и показала мне заметку на середине страницы.

Заголовок был такой: Задержан по делу об убийстве в Брадентоне.

• Предыдущая
• 32/67
• Следующая