Собрание стихотворений и поэм - Гамзатов Расул Гамзатович - Страница 57

3

И снова летят журавли, И клин режет небо рябое. О, если бы только могли Вы взять меня, птицы, с собою!

Но я на земле тут стою, Свое ощущая бессилье. Что ждет вас в далеком краю, О птицы, судьбы моей крылья?

И мысли мои, и мечты Летят без раздумья за вами, И песнь неземной красоты С понятными небу словами.

А я остаюсь на земле, Печальный — без крыльев и песни. И крик ваш прощальный ко мне Летит из глубин поднебесья.

Вы скроетесь скоро из глаз, Прекрасные птицы надежды, Я путник, похожий на вас — Вот только без крыльев мятежных.

Я тоже по свету иду, Но только земными путями. …Я новую песню найду, Как та, что летит вслед за вами.

Три сына

Где скалы пронзают седой небосклон, Где тропы узки и пустынны, Жил хан, говорят. Был он молод, умен. И было у хана три сына.

Но молодость быстро проходит, мой друг, И нету страшнее потери. Состарился хан. И тяжелый недуг Неслышно вошел в его двери.

Что делать? И вот он зовет сыновей И еле скрывает волненье: — Мой тяжкий недуг с каждым днем все сильней, Но есть от болезни спасенье…

— Спасенье? Какое? Скажи нам скорей! Отец, ты нас тайной не мучай! Обшарим глубины далеких морей, Поднимемся к солнцу и к тучам.

Мы сделаем все, но тебя мы спасем — Ни жар нам не страшен, ни холод, — Любое лекарство тебе принесем, И будешь здоров ты и молод!

— Так знайте, болезнь роковая моя Исчезнет, когда не словами — Делами докажут мои сыновья, Что славными стали мужами.

— Ну что ты, отец! Разве мы не мужи? Усы у нас словно у тигров. И каждый владеет кинжалом — скажи, Ужель это детские игры?

— Да что там усы! — отвечает отец.— Растут у котов они тоже. Кинжалом владеет порой и подлец — И этим гордиться негоже.

Я дам поручения вам, сыновья, — Есть прихоти этой причина, — Коль справитесь с ними, поверю и я, Что вы уж не дети — мужчины!

Так вот вам заданье: средь сумрачных скал Под каменной глыбой седою Пробился родник, зазвенел, засверкал Прозрачной живою водою.

Целебная струйка бежит и бежит — И в солнечный день, и в ненастье. Но этот чудесный родник сторожит Дракон с огнедышащей пастью.

И чтоб удостоиться званья мужчин, Умеющих спорить с бедою. Вы мне принесите оттуда кувшин С холодной живою водою.

Вторая задача, пожалуй, трудней — Решить ее сможет лишь сильный. На голой скале среди вечных камней Пылает огонь негасимый.

Он молнией гордой зажжен нам на страх, Но если помочь мне хотите — К нему отыщите тропинку в горах И мне тот огонь принесите.

Трудна будет третья задача моя, И первым двум с ней не сравниться: У снежных вершин, где бесплодна земля, Посейте, взрастите пшеницу.

Сожните ее, размелите в муку, Чурек из нее испеките И дайте чурек этот мне, старику. …Ну что ж, мои дети, идите.

Ушли… И сомнения хана грызут, И встать он с постели не может. И, как черепахи, минуты ползут, А дни — на недели похожи.

И вот наконец возвращается сын — Усталый, босой, запыленный. И держит в руках он огромный кувшин С водою прозрачной, студеной.

Старик улыбнулся и сделал глоток, Чуть-чуть приподнявшись с постели. — Вода хороша. Только жалко, сынок, Что не был ты в дальнем ущелье.

Хоть ростом уже ты, пожалуй, с быка, Полно мое сердце кручиной. Ты вырос, и все же не стал ты пока, Мой сын, настоящим мужчиной…

И вновь ожиданье. И вновь он один. Но что за огонь там во мраке? В воротах второй появляется сын И держит пылающий факел!

Но горестно сыну старик говорит: — Ну что ж, поздравляю с победой. Прекрасный огонь. И красиво горит. Да жаль, он из печки соседа.

Хоть скоро упрешься ты лбом в облака, Полно мое сердце кручиной. Ты вырос, и все же не стал ты пока, Мой сын, настоящим мужчиной…

А самого младшего сына все нет — И смотрит старик на дорогу, И меркнет в глазах угасающих свет, И сил остается не много.

Все меньше надежды, все больше морщин… Прошли, пролетели все сроки. Но кто там стучится? Не младший ли сын? Ну да! Он стоит на пороге!

— Отец, мне казалось, прошел уже век, К тебе я летел словно птица. Решил я задачу… Отведай чурек Из горной, из сладкой пшеницы.

Дрожащей рукою старик разломил Чурек — и глаза посветлели. И, полный откуда-то взявшихся сил, Он твердо поднялся с постели.

Спокойным и радостным стал его взор, И молвил он, глядя на сына: — О, слушайте, слушайте, жители гор, Мой сын — настоящий мужчина!

Достиг я сегодня вершины вершин, И смерть не страшна мне, поверьте, Коль дело твое продолжает твой сын — Ты в нем обретаешь бессмертье!

Пусть всем наукой будет

Всех виноватых все равно Постигнет наказанье! …Жил-был старик давным-давно, Гласит одно сказанье. Однажды в поле он с утра Работал вместе с сыном. Была весенняя пора, Цвели, цвели долины. И вот еще не схлынул зной Среди страды горячей, Пришел домой едва живой Старик — и чуть не плачет. — Сейчас на поле столько дел, Чего ж ушел ты с поля? — …А он как будто онемел От горя и от боли. — Да что случилось? Сын твой где? — Посыпались вопросы. …А у него по бороде Текут обильно слезы: — Зачем караешь ты меня Так беспощадно, боже? И до сегодняшнего дня Зачем, зачем я дожил! Ах, сын мой, сын… Когда б я знал… — Так плачешь ты о сыне? Быть может, в бездну он упал Или погиб в пучине?.. — Он жив…— И головой поник.— Беда страшней, поверьте! — Да что ты говоришь, старик? Что в мире горше смерти? — Меня ударил сын родной,— Старик с трудом ответил.— Скорей бы смерть пришла за мной — Как жить теперь на свете?..

— О, пусть утихнут песни рек! Пусть онемеют горы! Наш гордый край не знал вовек Подобного позора! Кто руку поднял на отца — Того жалеть не смейте! Мы предадим, как подлеца, Его позорной смерти. Он должен быть казнен, распят, Он смерть найдет в ущелье. В грехе он страшном виноват — И нет ему прощенья! — Был гнев народа так велик, Что горы задрожали. …Но тут заговорил старик, Исполненный печали: — Хотя меня ударил сын, К нему явите милость. Виновен только я один В том, что со мной случилось. В те дни, когда я юным был, Страстям давал я волю И тоже честь свою убил На том же самом поле. Отца, седого старика, Ударил я когда-то… Вот эта самая рука В несчастье виновата. Никто не знал про тот позор — Ни мать, ни сын, ни братья. Но не забыл я до сих пор Отцовского проклятья! Сказал он: «Будет прям твой путь, Без горя, зла и жажды. Но пусть твой сын когда-нибудь С тобой поступит так же!» Сбылось проклятье давних дней — Нас судят наши дети. Я понял, что вине моей Прощенья нет на свете!.. Моя великая беда Пусть всем наукой будет…— Никто в горах и никогда Тот случай не забудет. Я не устану без конца Твердить врагу и другу: Позор тому, кто на отца Поднять посмеет руку!

Цада — Цадастан

Тепло гранитного гнезда, Вершин высоких острия. Ты — колыбель моя, Цада, Ты — песня первая моя.

Цада — сто крыш и сто дворов. Вспоил меня ты и вскормил. Храня на сердце отчий кров, Объездил я стоцветный мир.

Снега неслись из темноты — Я холода не ощущал. Своим теплом и светом ты Меня в дорогах защищал.

И пусть в какой-нибудь стране Аварца видели впервой, Клянусь: понятен был вполне Язык твоей любви живой.

Он будто музыка звучал В любви немыслимой дали. Я братьев по любви встречал На всех материках Земли.

Взглянув на мир со всех сторон, Я убедился навсегда: Не сто дворов, а миллион Объединил аул Цада.

Гнездо из камня и тепла, Частица доброго огня, Источник, где, звеня, текла Вода, вспоившая меня.

Ты Родиной влюбленным стал. Тебя я всюду узнаю. Моя держава—Цадастан, Тобой живу. Тебя пою.

Я тебя не забуду

По планете немало постранствовал я, Уходил в никуда, приходил ниоткуда… Ты — мой посох в судьбе, ты — дорога моя. Я тебя никогда и нигде не забуду.

Все, кого я встречал, оставались в душе. Кто — на несколько лет, кто — всего на минуту… Ты была в моем сердце с рожденья уже. Я тебя никогда и нигде не забуду.

Много раз улыбались красавицы мне, Были эти улыбки похожи на чудо… Но в глазах твоих я утонул по весне. Я тебя никогда и нигде не забуду.