Гранатовые джунгли (ЛП) - Браун Рита Мэй - Страница 19

- Нет, тебе не надо никем быть. Извини, что я спросила, лесбиянка ты или нет. Но это все-таки большой удар. То, что мама тебе не расскажет, и все такое. Наверно, я ограниченная, а может, мне страшно. Я не считаю, что ты или кто-то еще должны носить ярлыки, и я не понимаю, почему, черт возьми, так уж важно, с кем ты спишь, и не понимаю, почему мне так не по себе из-за этого. Все это время я думала, что я такая прогрессивная, такой бутон интеллектуальности среди колючек, а теперь понимаю, что точно так же, как все, набита предрассудками. Просто прикрываю их шлейфом из длинных слов, - она набрала воздуху в грудь и продолжала: - Меня просто убило, когда ты сказала, что спишь с Кэролин - это меня-то, Мисс Сарказм из средней школы Форт-Лодердейла, Мисс Ученую Штучку. - Я попыталась что-нибудь сказать, но она не останавливалась: - Я не закончила, Молли, ведь я даже не знаю, смогу ли теперь с тобой дружить. Я буду думать об этом каждый раз, когда тебя увижу. Буду нервничать и гадать, вдруг ты меня изнасилуешь, или что-то вроде того.

Теперь пришла моя очередь для потрясений. 

- Вот чепуха! Ты что, думаешь, я бегаю за каждым существом женского пола, которое увижу? Я не собираюсь на тебя бросаться, как обезьяна с больной щитовидкой. Черт подери!

- Я знаю. Я это знаю, но это все равно сидит у меня в голове. Дело во мне, а не в тебе. Мне жаль. Мне правда очень жаль, - она перекинула ногу через борт и выбралась из самолета. - Пойдем, отвезу тебя домой.

- Нет. Здесь не далеко. Пешком пройдусь.

Она не поднимала глаз.

- Ладно.

Этим вечером Кэролин позвонила и заполонила мои уши четырьмя тысячами слащавых извинений. Я сказала, чтобы она заткнулась, и что мне нет дела, что она там думает. И что она может взять свою корону и засунуть себе в задницу.

Школа вся гудела от того, что веселая троица рассталась, но никто из нас не проговорился, так что сплетникам приходилось выдумывать собственные истории. Широко разошлась теория Мисси Бартон, что Конни хотела спать с Кларком, а я не могла с этим смириться. А поведение Кэролин она объясняла тем, что та разрывалась между нами. Когда ко мне вернулось чувство юмора, я подумала, что это довольно смешно, но, кроме того, меня тошнило от людской глупости. Подсуньте им дерьмо в красном пакетике, и они его купят.

Я все больше и больше замыкалась среди великолепия своего кабинета. Это была утомительная игра, когда развеялся блеск от того, что меня выбрали президентом студенческого совета. Я жаждала вернуться на картофельное поле и мутить вместе с девчонками, которые не отличали ботинки «Видженс» от «Олд Мейн». Но эти девчата выросли, ходили с тоннами туши на ресницах, радужно-розовым лаком на ногтях и готовы были выцарапать друг дружке глаза за парня, обладающего «чеви» пятьдесят пятого года с металлическими пластинками, цвета красной яблочной карамели, в ритме четыре четверти. Некуда было возвращаться. И некуда идти. В колледже будет так же, как в школе, только хуже. Но все равно надо идти туда. Если не получу степень, стану еще одной секретаршей. Нет уж, спасибо! Я получу ее, и прямиком в большой город. Надо держаться. Как когда-то сказал мне Карл, надо держаться. Хорошо было бы поговорить с Карлом. Господи, хорошо было бы поговорить с любым, кто меня бы не послал.

За неделю до выпуска школьную жизнь расцветило событие: кто-то пробрался в душ девушек перед физкультурой и подложил в купальные шапочки порошковую краску. Шестьдесят девушек пришли туда после физкультуры, и те двадцать, что первыми попали в душ, вышли красными, желтыми, зелеными и синими. Эта штука еще и не смывалась. Вечером в эту субботу, когда вручали дипломы, я не без удовольствия отметила, что Кэролин напоминала чахоточного индейца из кино, а Конни явно посинела.

Когда мне вручили диплом, мне досталась долгая овация от моего электората и объятие от мистера Бирса. Когда шум утих, он сказал в гулкий микрофон:

- Вот наш новый губернатор через двадцать лет!

Все снова закричали «ура», и я подумала, что мистер Бирс такой же глупый, а может быть, такой же добрый, как Карл, который всем на работе говорил то же самое.

Гейнсвиль, Флорида - это подкладное судно Южных штатов. Расположенный на севере центральной Флориды, он обладает зарослями сосны, испанскими мхами и административными зданиями из кирпича, похожими на сгустки запекшейся крови. Здесь обосновался Флоридский университет. Единственная причина, по которой я попала сюда - они дали мне полную стипендию, плюс комнату и содержание. Дьюк, Вассар и Рэдклифф предлагали меньше, и, поскольку у меня не было денег, мой выбор был определен практическими обстоятельствами. Кэрри и Флоренс посадили меня на автобус, который подкатил к зданию «Говард Джонсон»^{26} и останавливался перед всеми остальными «Говардами Джонсонами» в штате. Поездка на автобусе заняла двенадцать часов, но наконец я прибыла и впервые увидела этот унылый город. Крепко сжав в руке единственный чемодан, на котором была наклейка Штата Девочек, я пошла в общежитие.

Университет разместил меня в Бровард-Холле, известном в университетском городке как Свинячья Бухта. Но это было бесплатно, так что я терпела. В первый день я познакомилась со своей соседкой по комнате, будущей медичкой из Джексонвилля, Фэй Рейдер. Поскольку я при поступлении нацарапала в анкете «юрист», администрация, видимо, подумала, что мы станем хорошей парой. Это так и было, но по причинам, не связанным с учебой. Фэй и я открыли в себе общую склонность мутить воду, и мы, не теряя времени, установили систему взяток охранникам здания, так что могли входить и выходить через окна первого этажа после того, как двери общежития запирались, дабы хранить нашу девственность от ночного ветерка. Фэй вступила в общество «Хи-Омега»^{27}, потому что ее мать состояла в нем в 1941 году, а я - в «Дельта-Дельта-Дельта»^{28}, потому что они, как и университет, обещали платить за все. Грязные сделки. Фэй сказала, что вступила в общество ради матери, в чьей жизни единственной отрадой была Джексонвильская ассоциация бывших студентов, а я - потому что этого требовала политика университетского городка. Таким образом, все мои расходы на избирательную кампанию были бы поддержаны обществом и партией, к которой принадлежало общество - Университетской Партией. Я выставила свою кандидатуру от первокурсников и победила. Фэй была менеджером кампании, которую «Три Дельты» сочли политически блестящим ударом, потому что она помогла соединить «Три Дельты» и «Хи-Омегу», которые сообща властвовали над остальными одиннадцатью обществами в университетском городке. Мы с Фэй смеялись над торжественностью, с которой все это приветствовалось нашими «сестрами» и проводили свободные часы вместе, рыская за пределами нашего округа в поисках выпивки, а потом притаскивали ее в общежитие, слегка разбавляли и продавали подороже.

Мы обе терпеть не могли университет, с его скучными студентками, изучающими сельское хозяйство, мрачными студентками, изучающими бизнес, и девушками, бегающими в тренчах^{29} с книгами по истории искусства под левой мышкой. Фэй призналась, что ей не слишком-то и хочется становиться врачом, но пусть она лучше сдохнет, чем сидеть на гуманитарных курсах рядом со всеми этими болтушками, которые носят круглые брошки на круглых воротниках. Отец купил ей «мерседес 190SL», чтобы поощрить ее к учебе, и имел привычку каждые две недели присылать ей по почте крупные чеки. Фэй была сама щедрость, возможно, потому, что не знала цены деньгам, но мне это в ней нравилось, неважно, какие были у нее мотивы. Бросив один взгляд на мой скудный гардероб, она препроводила меня в лучший магазин в городе и выбросила три сотни долларов на одежду. Чтобы пощадить мою гордость, она заявила, что нельзя, чтобы ее видели рядом с соседкой по комнате, которая каждый день носит одну и ту же рубашку. Мне кажется, я была для Фэй диковинкой. Ей трудно было постигнуть мои амбиции, но ведь что такое бедность, ей тоже трудно было постигнуть.