Боги минувших времен: стихотворения - Кондратьев Александр Алексеевич - Страница 32
- Предыдущая
- 32/44
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
32
Скорбь Морены
Кто из сестер-богинь злосчастнее, чем я?!
Что стало с юностью и красотой моею!
О прошлом вспомню лишь, и прямо цепенею.
О, где ты, родина прекрасная моя?!
Когда-то жизнь и смерть в груди моей тая,
Теперь лишь смерти хлад я на устах имею.
Дохну, и все вокруг объято станет ею…
С тех пор как теплые я бросила края,
Где я была — туман над бездной моря синей,
И на полночь ушла вслед за ордой славян,
В стране лесов, болот, где мрак, снега и иней,
Я перестала быть прекрасною богиней [27].
Закутав шубою мой прежде стройный стан,
Чтоб слез не видели, творю вокруг туман.
Лель [28] и Полель I
Пусть говорят, что Лель с Полелем – плод
Досужих вымыслов писателей старинных,
Что ты ни в хрониках, ни в сказках, ни в былинах
Их не найдешь имен. Пусть ни среди болот,
Ни в сенях чаш лесных у брега сонных вод,
Ни средь пустынных скал на высотах орлиных,
Ни в зарослях цветов, пестреющих в долинах,
Никто не видел их… Но отчего лишь лед
Растает на реке, и снег исчезнет с луга,
И ласковым теплом в лицо дохнет Апрель,
А у околицы призывная свирель
Пастушья зазвучит, — к тебе твоя подруга
Прижмется, сладкого исполнена недуга,
Кто в сердце у нее поет: свирель иль Лель?
Лель [29] и Полель II
Мы — Лады сыновья, но кто был наш отец –
Не ведает никто. Мы не имеем тела.
Никем не зримые, со всеми в бой мы смело
Вступаем. Первым я, божественный стрелец,
Заставлю петь мой лук, а кончит мой близнец –
Полель. Он вяжет всех, кому судьба приспела
Быть нашим пленником. Моя стрела свистела
И в смертных и в богов. Всем был один конец –
Попарно связанным предаться воле Лады.
Но побежденные своей неволе рады,
И победителей, под звон чеканных чаш,
Зовут: «Полель и Лель, на пир венчальный наш
Придите благостно! Ты, Лель, нам страсти дашь,
А ты, Полель, — семейные услады»…
Мерцана [30]
Перуна грозного возлюбленная дочь,
Я — светлоокая небесная царевна.
Из-под ресниц моих, лишь только гляну гневно,
Зарницы всполыхнут, и, царственная, прочь
Отпрянет с трепетом, встречая взор мой, Ночь…
В мой терем царь-отец заходит ежедневно.
И я молю его и сладко и напевно:
«Поведай, батюшка, кто мать мне? Ах, невмочь
Без нежных ласк ее грустить средь небосвода!
О, пожалей меня! Скажи мне, где она?!..»
Вотще! Молчит Перун. И я, не зная сна,
Брожу от сумерек вдоль нив и огородов,
Благословляя их, чтоб червь не трогал всходов.
Улыбка уст моих спокойна и грустна.
Ретрский Радегаст [31]
На ложе пурпурном, в доспех золотых
И шлеме блещущем с простершей крылья птицей,
Сижу задумчиво с секирою в деснице.
Синь пестрая знамен и вражьих и своих
Колеблется вверху. Везут отвсюду их,
Чтоб поместить в моей таинственной божнице…
На славный ретрский холм у редарей в столице…
Отсюда властвую, то яростен, то тих..
Щит с бычьей мордою и черной и рогатой
Мне украшает грудь — победы давней знак.
Из четырех голов лишь три унес мой враг…
С тех пор к моим ногам, в мой храм девятивратый[32],
Влекутся пленные, мне в жертву, супостаты,
И обезглавленным объемлет очи мрак.
Святилище Святовита [33]
Повсюду славится Арконский Святовит.
Его святилище знаменами одето.
Владыка грозных битв и благостного света,
В нем Дажбог и Перун одновременно слит.
Из дуба крепкого изваян, бог стоит,
Четверолик и строг. Десница ввысь воздета;
Огромный турий рог рука сжимает эта;
Мед сладкий раз в году туда бывает влит.
Старинный скифский лук другая держит длань.
Трепещут стрел его соперники Арконы
И ежегодную к ногам слагают дань.
Но если враг идет, — «Воспрянь, о бог, воспрянь!» –
Взывают ругичи толпой воспламененной
И Святовитовы выносят в бой знамена.
Щетинский Триглав [34]
Святилище пышней едва ли видел взор.
По клену резаны, и божества, и птицы,
И звери, и цветы, вдоль стен моей божницы
В пестро раскрашенный переплелись узор.
Там в главной храмине стою я с давних пор,
Предвечной ночи сын, таинственной царицы,
Славянский древний бог, Триглав серебролицый…
Главу четвертую Перунов снес топор…
Ее весь день держу за длинные рога.
Но только смеркнется, я храм мой покидаю.
Конь черный ждет меня, и в поисках врага,
С кривой секирою в руках, я объезжаю
Всю землю Щетина от края и до краю,
Вперяя в тучи взор и в моря берега…
Ругевит [35]
От любопытных глаз в святилище укрыт
Багряно-алою завесой, семиликий,
Испачкан птицами, но грозный и великий,
С мечом, подъятым ввысь, застыл я, Ругевит.
Семь запасных мечей на поясе висит
Вокруг дубовых чресл руянского владыки.
Но мне уже давно не слышны браней клики.
Страна вкушает мир, и бог войны забыт…
Забыт, но все же бог! И вещей думы полной
Как будто слышу там, где в берег плещут волны,
Размерный весел шум… Я знаю: час пробьет,
И полный викингов пристанет датский флот…
Короткий, жаркий бой… И улыбнусь безмолвно
Секире вражеской, что у колен блеснет…
32
- Предыдущая
- 32/44
- Следующая
