Полное собрание сочинений в трех томах. Том 2 - Мольер Жан-Батист - Страница 44

Г-н Баис. Ибо лучше умереть по всем правилам, нежели выздороветь против правил.

Г-н Макротон. Мы вы-ра-зи-ли вам сво-е не-пред-взя-то-е мне-ни-е.

Г-н Баис. Мы были с вами откровенны, как с родным братом.

Сганарель (г-ну Макротону). Пре-мно-го вам бла-го-да-рен. (Г-ну Баису.) Бесконечно вам обязан за ваши труды.

Г-н Макротон и г-н Баис уходят.

Сганарель один.

Сганарель. Теперь уж я совсем растерялся… Однако, черт побери, меня осенила мысль: а что если я схожу, куплю дочке орвиетану и полечу ее сам? Ведь орвиетан исцелил немало больных!

Сганарель, аптекарь.

Сганарель. Господин аптекарь! Отпустите мне пузыречек орвиетану[47] — я вам хорошо заплачу.

Аптекарь (поет).

Сганарель. Я верю вам, сударь, что всем золотом мира не оплатить вашего лекарства, однако прошу вас все же принять вот эту монету в тридцать су.

Аптекарь (поет).

Шуты, арлекины и помощники аптекаря исполняют веселый танец.

Г-н Филерен, г-н Томес, г-н Дефонандрес.

Г-н Филерен. И не совестно вам, господа, выказывать безрассудство не по возрасту и ссориться, подобно юным вертопрахам? Или вы не видите, какой вред причиняет нам во мнении окружающих подобная грызня? Не достаточно ли поводов для раздумий предоставляют ученым расхождения и разногласия между древними нашими наставниками и авторами нынешних медицинских трудов, чтобы еще и людям несведущим мы сами, своими спорами да раздорами, доказывали, что наше искусство — шарлатанство? Я не в состоянии постичь вредоносную тактику некоторых своих собратьев. Признаться, все эти пререкания начали серьезно подрывать доверие к нам, и коли мы вовремя не образумимся, то сами подрубим сук, на котором сидим. Поймите: я пекусь не о собственной выгоде — дела мои, слава богу, устроены; коли гром грянет, так не на мою голову; мертвые не воскресают, а сбережения помогут мне обойтись без живых. Но не в одних деньгах дело — все эти склоки бросают тень на медицину. Уж коли провидение в течение стольких веков ниспосылает нам благодать человеческого легковерия, то не отпугивать людей должны мы своим сумасбродством, а с величайшей деликатностью извлекать выгоду из их недомыслия. Как вам известно, не одни мы пытаемся наживаться на слабостях наших ближних — в этом совершенствуется почти весь род людской; каждый из нас норовит из этого извлечь свою выгоду. Льстецы, например, стараясь извлечь ее из любви, питаемой иными к похвалам, курят неверный свой фимиам человеческому тщеславию; как мы знаем, овладев искусством лицемерия, легко сколотить себе немалое состояние. Алхимики стремятся воспользоваться притягательной силой богатства, суля златые горы тем, кто развешивает уши на их посулы. Составители гороскопов при помощи обманных своих предсказаний наживаются на суетности и честолюбии некоторых скудоумцев. Но основная слабость человека — это привязанность его к жизни, и мы, врачи, пользуясь этим, забиваем людям головы напыщенной своей галиматьей и строим собственное благополучие на уважении, которое страх смерти внушает им к нашей профессии. Не посрамим же достоинства, в которое возвело нас чужое слабодушие, и обретем согласие перед лицом больного, дабы приписать благополучное течение болезни себе, а собственные упущения — природе. Итак, повторяю: не будем опрометчиво разрушать отрадные заблуждения, благодаря которым столь многие из нас зарабатывают себе на пропитание.

Г-н Томес. Все, что вы говорите, — справедливо. Но не так-то легко сдержаться, когда кровь ударила тебе в голову.

Г-н Филерен. Итак, господа, не пора ли покончить с раздорами и пойти на мировую?

Г-н Дефонандрес. Согласен. Пусть только он не вмешивается в мое рвотное, и я закрою глаза на любое его предписание.

Г-н Филерен. Золотые слова! Можно ли надеяться, что вы образумились?

Г-н Дефонандрес. Безусловно.

Г-н Филерен. Пожмите же друг другу руки. Прощайте! В следующий раз будьте осмотрительней. (Уходит.)

Г-н Томес, г-н Дефонандрес, Лизетта.

Лизетта. Что же это вы, господа, сидите и в ус себе не дуете, покуда там ущемляют медицину?

Г-н Томес. Что случилось? В чем дело?

Лизетта. А в том, что какой-то нахал позволил себе заняться врачеванием и только что, не спросясь вашего на то соизволения, убил человека, проткнув его насквозь шпагой!

Г-н Томес. Смейтесь, смейтесь до поры до времени, все равно и вам наших рук не миновать.

Лизетта. Разрешаю вам убить меня, если только я обращусь к вам за помощью.

Г-н Томес и г-н Дефонандрес уходят.

Лизетта, Клитандр, переодетый врачом.

Клитандр. Что скажешь, Лизетта? Нравится тебе мой наряд? Как, по-твоему, сумею я обвести старика вокруг пальца? Хорош у меня вид?

Лизетта. Лучше быть не может! Я никак дождаться вас не могла. У меня натура чувствительная: стоит мне только приметить, что двое влюбленных вздыхают друг по дружке, как я уже охвачена нежным к ним состраданием и горю желанием облегчить их муки. Во что бы то ни стало я хочу вызволить Люсинду из рабства и вверить ее вам. Недаром вы мне понравились с первого взгляда. Я в людях разбираюсь и вижу, что барышня моя не могла сделать лучшего выбора. Мы с ней — любовь способна на самые смелые поступки! — затеяли тут одно дело; бог даст, оно у нас выгорит. У нас уже все подготовлено; человек, которого нам предстоит провести, умом не блещет. А коли затея наша сорвется, мы найдем еще тысячу ходов, чтобы добиться своего. Подождите немножко, я сейчас за вами приду.

Клитандр отходит в глубину сцены.

Те же и Сганарель.

Лизетта. Какая удача, сударь, какая удача!

Сганарель. Что случилось?

Лизетта. Радуйтесь и веселитесь.

Сганарель. С какой это стати?

Лизетта. Радуйтесь и веселитесь, говорят вам!

Сганарель. Скажи сначала, в чем дело, может, я тогда и развеселюсь.