Башни земли Ад - Свержин Владимир Игоревич - Страница 21

– Когда людям хорошо и радостно, зачем им кого-то покорять? Они славят бога, как умеют, и, если мы хотим прийти на эти счастливые острова, ни к чему мечи и стрелы, достаточно слов мудреца.

– Слов мудреца не бывает достаточно, – резко отчеканил Тамерлан. – Моя долгая жизнь научила помнить: «Слова о милосердии слышнее тогда, когда в твоей руке меч…»

– … А в руке врага его нет», – мрачно завершил Галаади.

– Ты знал? – удивился Тамерлан.

– Знал, – пожал плечами Хасан.

– Ты считаешь меня жестоким?

– Вместо ответа позволь мне рассказать тебе притчу.

– В твоих притчах всегда есть смысл. Говори.

– Однажды мудрейший и благословенный халиф Гарун аль Рашид, переодевшись бедняком, пошёл ночью гулять по Багдаду. Навстречу ему попался юродивый, который бежал вприпрыжку, то хохоча, то обливаясь слезами. «Откуда ты?» – задал вопрос благословенный халиф, мир праху его. «Я ходил в ад», – ответил убогий. «Зачем?» – спросил его владыка Багдада. «В моей хижине нет огня, чтобы сварить еду, и я решил просить немного пламени у шайтана». И что же ответил тебе враг рода людского? – поинтересовался Гарун аль Рашид. «Он сказал», – смеясь и плача одновременно, ответствовал безумец: «В аду нет огня. Сюда каждый приносит свой огонь».

– Каждый приносит свой огонь, – медленно повторил Тамерлан. – Ты мудр, Хасан Галаади и притча твоя мудра. Но ты ничего не понимаешь.

– Я буду счастлив выслушать тебя, о Великий амир.

– И выслушав, ничего не поймешь. Разве только, подобно тому юродивому, спустишься в ад и выскочишь оттуда, смеясь и плача. Мой огонь спалил Багдад, землю халифов. И семь минаретов, по сотне тысяч голов каждый, славили Аллаха, напоминая, что станется с теми, кто противится воле его.

– На горизонте корабли! – донеслось из вороньего гнезда.[13] – Венецианские галеры, не менее двадцати вымпелов!

В глазах Тамерлана вспыхнул грозный пламень:

– Наварха ко мне!

Командующий эскадрой без малейшей задержки появился перед Железным Хромцом, едва отзвучали слова призыва.

– Скажи, – глядя поверх его склонённой головы, промолвил Повелитель Счастливых Созвездий – ведомо ли, куда идут эти корабли?

– Смею заметить, венецианцы торгуют повсюду, Великий амир.

– И каждый раз ходят такими караванами?

– Иногда и в большем числе. Воды полны сарацинскими пиратами. Одинокий корабль – лёгкая добыча.

– Это верно… Одинокий корабль – легкая добыча, а тело, отделённое от головы – совсем лёгкая добыча для шакалов и коршунов. Ну, а здесь. – Тамерлан кивнул за борт, – для рыб. Ответь мне, у вас в море принято при встрече приветствовать друг друга и оказывать знаки почтения, как водится на суше*?

– Да, если державы не находятся в состоянии войны, то приветствовать другого морехода – обычай такой старины, что уже, по сути, превратился в закон.

– Вот и прекрасно. Сегодня мой венценосный брат Мануил устроит на борту праздник. Не важно, какой. Он придумает. Ты же наилучшим образом приветствуй венецианцев и пригласи капитанов их кораблей пожаловать на борт.

Венеция ещё не ответила мне за укрытие для принца Мехмеда.

Плач и стон разносился над Эгейским морем. Плач и стон, сопровождаемый резкими хлопками бичей. Командиры и капитаны венецианских галер с неподдельной радостью отмечали победу ромейского флота над пиратами, наводившими ужас на всё средиземноморское побережье. В честь оглушительного триумфа экипажам было выкачено по несколько бочонков отменного хиосского вина.

А уж капитаны, почтенные гости наварха, и вовсе пировали от души. Мимо флагмана, мимо строя венецианских кораблей, спустив флаги, проходили самбуки, полные закованных в железо пленников. И венецианцы, и ромеи встречали каждое новое судно радостным свистом и улюлюканьем. Воздух оглашался угрозами и проклятьями. Сарацины, понурив головы, прятали глаза, стараясь не слышать и не видеть ничего по сторонам. День уже клонился к ночи, из опустошенных бочонков можно было построить небольшой корабль.

Но тут над морем разнеслось:

– Аллах велик!

И венецианцам показалось, что последний кубок вина был лишним. Едва видимые в сумерках быстроходные самбуки начали резко поворачивать, ловя акульими плавниками своих парусов вечерний бриз.

– Аллах велик! – ревели тысячи глоток. Сарацинские корабли по два, по три, по четыре облепляли венецианские галеры, и на палубы с утробным воем, рубя всех, кто попадался под клинок, выплеснулся поток османских левантов.

– Аллах велик! Аллах велик! – заглушая звон оружия и предсмертные крики, неслось над волнами.

– Что? Что это? – венецианские капитаны пытались осознать реальность, хватались то за оружие, то за борт, словно желая прыгнуть в воду.

– Переводи, Хасан. – Послышался спокойный голос у них за спиной. – Мне доложили, что эти корабли плыли в Смирну. Я тоже плыву туда, но без них.

Тамерлан повернулся к своим телохранителям.

– Взять этих гяуров и отрубить им головы. Хотя нет. Пусть эти несчастные возблагодарят аллаха, милостивого, милосердного. Я дарую им несколько дней жизни. В цепи их, и в трюм.

Мощные башни запирали вход в залив. Они заперли его еще с тех времен, когда Римская империя безраздельно властвовала на Средиземном море, как на внутреннем озере. С тех пор эти твердокаменные ворота в одну из важнейших крепостей Малой Азии укрепляли ромеи, сарацины, а последние триста лет – рыцари-крестоносцы. Все лучшие фортификационные новшества, прежде чем найти себе применение в Европе, опробовались здесь и тщательнейшим образом изучались, а лишь потом… Смирна – оплот христианства на востоке, с полным основанием считалась неприступной крепостью. Под стать стенам и башням был и гарнизон крепости. Во всей Европе не сыскать было войска более дисциплинированного и боеспособного, нежели рыцари ордена Святого Иоанна Иерусалимского – госпитальеры. Именно этим храбрецам было доверено стоять нерушимой стеной на пути варваров-сарацин. Совсем недавно султан Баязид пытался взять эту твердыню. Но, как ни тщился он, старания ни к чему не привели. И потому император Мануил с интересом наблюдал, чем закончится дерзновенная попытка Тамерлана. Ужасающая расправа, которую учинил его союзник над венецианскими моряками, утвердила василевса в мысли, что согласиться на предложенный союз в его положении было, увы, единственным правильным выбором. Однако симпатии к беспощадному тартарейцу это не прибавляло. Втайне, не делясь мыслями даже с самыми близкими, он желал, чтобы здесь Тамерлан обломал зубы. Он понимал, что вся затея Великого амира с совместным походом предпринята затем, чтобы продемонстрировать Европе реальность их союза, а заодно и прихватить его, василевса, в качестве почётного заложника.

Когда Тамерлану доложили, что Смирна уже близко, он приказал флоту остановиться и не приближаться к берегу на расстояние прямой видимости. Затем, как это было каждый день пути, железный Хромец послал быстроходную самбуку к заранее обусловленному месту на берегу, чтобы отдать приказание войску, идущему по суше, не приближаться к крепости до сигнала. Дождавшись возвращения гонцов, оценив сообщения о передвижении армии, он вознёс молитву Аллаху и отдал приказ начинать.

Изящные венецианские галеры в кильватерном строю двинулись ко входу в залив. На боевых галереях башен тут же появились вооруженные люди. Они возбужденно кричали, приветствуя корабли под знаменем святого Марка. Было чему радоваться: галеры все, как одна, везли в Смирну продовольствие и военные припасы. Так случалось каждую неделю, и каждый приход венецианской эскадры считался праздником. Флагманская галера втянулась в залив. За ней последовала ещё одна. Солдаты на боевых галереях кричали, размахивая оружием и шлемамии. Всякому было известно, что Железный Хромец идёт на них войной, что враг уже близко, и бог весть, удастся ли венецианцам продолжать снабжение осаждённой крепости. Солдаты кричали… Как вдруг радостные вопли смолкли, на башнях взвыли сигнальные рожки…