Точка опоры - Коптелов Афанасий Лазаревич - Страница 59

• Предыдущая
• 59/167
• Следующая

Ульянов говорил с такой уверенностью в своей незыблемой позиции, с таким спокойствием, что даже его картавинка чувствовалась меньше, чем обычно. Он давно и глубоко был убежден, что без идейной основы невозможно вести речь о каком-либо объединении, а последние статьи и только что прозвучавшие филиппики рабочедельцев ясно показали ему, что примирение невозможно.

Слушая друга, Глеб Максимилианович ловил однажды уже читанные фразы, глубоко запавшие в память: «Это из рукописи его будущей брошюры», «И это оттуда». Про себя отмечал: «Хорошо подготовился Володя!» А Зина, сидя рядом, то и дело подталкивала мужа локтем в бок и едва удерживалась, чтобы не шепнуть: «Отлично! Помнишь, в Ермаковском? Вот так же терпеливо и весомо».

Рабочедельцы не унимались, перебивали с крикливой горячностью.

Плеханов выжидал, как прославленный на кругу борец, которому предстоит положить противника на обе лопатки. Когда настала эта минута, он медленно поднялся и, кашлянув в кулак, заговорил размеренно, с холодной чеканностью в голосе. Полные достоинства жесты его были явно рассчитаны на эффект.

Кржижановские впервые слышали его и, переглядываясь, восторгались ораторской опытностью и отточенной изящностью фраз. Но от его речи, богато сдобренной крылатой латынью, веяло холодком, и противники, хотя и отдавали должное остроумию оппонента, явно не собирались складывать оружие. Даже на короткое перемирие не оставалось надежды. Приближался окончательный разрыв революционного искровского направления с оппортунистическим, оставалось только объявить войну. Вечером набросали текст заявления, осуждающего рабочедельцев за их возвращение «к прежним заблуждениям», за неспособность «обеспечить политическую устойчивость своего органа». Объединение с такой организацией было немыслимо.

На следующий день, огласив заявление, искровцы покинули совещание. Одновременно с ними ушли и представители заграничной организации «Социал-демократ».

Когда искровцы остались одни, Мартов сказал:

— Напрасно потеряли время!

— Нет, не напрасно, Юлий, — возразил Владимир Ильич. — Теперь испробовано все, и наша совесть чиста. Можем объявлять войну.

Для него это означало — как можно скорее закончить и выпустить в свет брошюру «Что делать?». Наступать! Всеми силами защищать чистоту марксизма.

Поездка не была напрасной еще и потому, что вместе с группой «Социал-демократ» они создали Заграничную лигу революционной социал-демократии.

Пока жили в Цюрихе, каждую свободную минуту любовались озером. За бирюзовой гладью темнела узенькая полоска леса, над ней возвышался горный хребет, закутанный снегами.

Перед расставанием Кржижановские и Ульяновы вышли погулять на набережную, отделенную от обрыва невысокой чугунной решеткой.

На синем просторе как бы дремлющего озера белели островерхие паруса легких, как птицы, яхт. Возле самого берега плавали прикормленные лебеди, ждали, когда им бросят горсть хлебных крошек. Часто пролетали чайки, чуть не задевая воду острыми концами крыльев.

В обеденный час набережная оказалась почти безлюдной и можно было без опасения разговаривать по-русски:

— Итак, Глебася, впереди — Самара?

— Твердо. Город мне знаком с детства.

— Вот и отлично. Только, пожалуйста, поскорее.

— Сдам в Тайге дела, заметем следы и сразу — на Волгу. Сожалею, Володя, лишь об одном: Самара город купеческий, промышленности почти нет. А хотелось бы самим среди рабочих…

— Я тебя понимаю, дорогой мой Глебася. Очень понимаю. И самому хотелось бы, но… — Пожал плечами. — А ваше с Зинаидой Павловной дело — не увлекаться широкой агитацией в самой Самаре. Для конспирации даже лучше, если там на известное время будет тишь да гладь.

За разговором они не заметили, как по озеру побежала мелкая рябь, с гор хлынул прохладный ветерок.

— Создайте там искровский организационный центр для всей России, — продолжал Владимир Ильич. — Литературой оделяйте всех. Крушите «экономистов». Никому никаких уступок. Комитеты перетягивайте на нашу сторону. Важней задачи, — взял друга под руку, — сейчас нет. Пусть через газету признают «Искру» своим руководящим органом. На Второй съезд мы должны прийти сплоченными.

— А скоро созовете съезд?

— Это будет зависеть от вас, россияне. Только от вас. Когда большинство комитетов окажется на нашей стороне, тогда и — съезд. Ты немножко понюхал здешней атмосферы, видишь, что тут происходит. Чтобы объединить силы, на съезд мы, искровцы, должны прийти в абсолютном большинстве.

О решетку набережной плескались волны. Яхты на приспущенных парусах спешили к берегу. Черная туча срезала горные вершины, аспидной плитой нависла над озером. Огненная трещина расколола ее, и загрохотал раскатистый гром, проникая все глубже и глубже в недра земли, как бы под озеро, еще недавно казавшееся таким спокойным.

— Гроза с востока! — кивнул головой Владимир Ильич. — Тишина, как видишь, была обманчивой.

— Пусть сильнее грянет буря! — Кржижановский рубанул воздух взмахом кулака.

— Вот-вот. По-горьковски! И нам надо спешить. Во всем. А сейчас — на вокзал, батенька, — добавил Владимир Ильич. — Пора прощаться. Да, — спохватился он, а пароль к тебе в Самару? Шифр?

— Я думаю, Зина не забыла договориться с Надеждой Константиновной. Мы условились: это — ее забота.

— А все-таки надо проверить.

Снова громыхнул гром, теперь уже неподалеку; с пронзительным криком летели чайки в поисках укрытия; холодным валом напирал ветер, набирая силу, и друзья, придерживая шляпы, подхватили жен под руки и быстрым шагом направились в сторону вокзала.

Рано легла зима. По Волге и Оке густо шла шуга, студеную воду превращала в снежную кашу.

Последние пароходы укрылись в затоне. На их пути развели мост, да так и не успели из-за ледостава средние плашкоуты поставить на место, и Макарьевская часть Нижнего Новгорода оказалась отрезанной.

Седьмого ноября нижегородцы, спешившие к вечернему московскому поезду, переправлялись через Оку на лодках, крупные льдины, наседавшие с шумом и треском на борта, отталкивали баграми.

— Не опоздать бы нам, — волновался остролицый паренек лет шестнадцати, густые черные волосы у него выбились из-под околыша картуза, на носу торчало простенькое пенсне. — Нажмите, друзья, на весла! Не можем же мы не проститься!

— Не кипятись, Яша, — успокаивал студент, высланный на родину «за беспорядки скопом», и вдруг рассыпал хохоток. — Валерьянки не захватил, аптекарская душа?

— Кому она нужна? Кисейных барышень на проводах не будет. А таким, у кого рыбья кровь, — не остался в долгу паренек, — жандармы поддадут скипидарчику!

— Не каркай. Не пугай: трусов тут нет.

— Пугать не привык. И глядеть на тихонь — тоже. А ну, пустите — в весла сяду.

— С веслами, робятушки, поосторожней! — предупредил лодочник с кормы.

— Не затерли бы на вокзале. Поди, оцепили…

— Прорвемся! — крикнул студент с курчавой бородкой. — Вон сколько лодок идет — сила!

Достал из бокового кармана пачку листков с машинописными строчками, оттиснутыми на гектографе, и стал раздавать гимназистам и реалистам, сидевшим впереди. — Прочтете — передавайте дальше.

Паренек в пенсне вскочил, выхватил у него остальные, потряс в воздухе, зычно крича:

— Что ж вы не на печатном станке! Надо было — тысячи! Весь город засыпать! — И, размахнувшись, кинул в соседнюю лодку. — Ловите! — Повернулся к студенту. — Есть еще? Давай! — Кинул во вторую лодку. — Эх, растяпы!.. Хватайте со льдины!

Подхваченные ветром, листки, как вспугнутые белые птицы, метались в густоте снегопада. В свисте ветра перевозчики, предупреждая о беде, надрывали глотки: раскачанная лодка зачерпнет шуги, того и гляди пойдет ко дну! Но реалисты и ссыльные курсистки, повскакав, ловили листки в воздухе, выхватывали из снежной кашицы за бортом и торопливо, взахлеб читали вслух.

• Предыдущая
• 59/167
• Следующая