Византия - Ломбар Жан - Страница 52

• Предыдущая
• 52/84
• Следующая

Нанятыми Сабаттием ослами торжественно доставлены были арбузы, вчера выгруженные на побережье Золотого Рога. Многочисленные караваны протянулись от берега до рынков, и тряским ходом выступали ослы, позванивая бубенчиками, тревожно шевеля ушами. Много арбузов потеряно было во время перевозки и, катясь, они разбивались, а вокруг них возгоралась битва детей и даже взрослых. Со смехом похитив арбуз, византиец бросал его в другого византийца, и плод попадал тому в голову или лицо, которые обагрялись розовой жидкостью мякоти. Иные, пользуясь случаем, проделывали ловкие проказы: мимолетно балансировали арбузами на носу или метали их в жерла открытых окон, которые поспешно затворялись с проклятиями ушибленных людей. Некий византиец стоял, созерцая, у такого окна, и ниспадала черная борода его на мантию желтую, как подсолнечник. Зажмурив один глаз и с видом крайне задумчивым раскрыв другой, глубокомысленно сидел он, – быть может, философ, – всецело погрузившийся в запутанные размышления. Описав кривую, один из арбузов ударился в этот раскрытый глаз, который исчез под ярко-розовой массой, алевшей подобно рубину или закатному багрянцу. Но так и не раскрылся испуганный закрытый глаз, едва заметно задрожала борода, из глубокомысленного вид сделался в высшей степени плачевным, а румяная мякоть арбуза сочилась по желтой, как подсолнечник, мантии византийца, шутовски перекрашивая всю линию его стана, который пребывал недвижим.

Кто-то подхватил два арбуза и в ужасающей давке нес их, вытягивая руки. Потом догадался приладить один из них к затылку и так бежал до рынков. Повсюду кипело необузданное веселье, которым забавлялись многие. Радостное столпотворение принимало необычные размеры, разражалось смехом, рокотом, говором, бурно перекатывавшимся в утренней жаре. Руки размахивали похищенными арбузами Сабаттия, который отзывался яростными жестами. Наконец, на рынках были сложены арбузы, доставленные морем. И в скоплениях неслыханной высоты и ширины торжествовали они свою победу над грудами других товаров. Выпукло перекатываясь, вторглись с рынка овощей на рыбный рынок, на мясной, на все остальные, и перед ними отступили привлеченные их нашествием толпы. Застилали низкие дома, которых теперь не находили обитатели. Загораживали улицы, на которых ожидали нетерпеливые прохожие. Струились в глубине дворов подобно непроходимому потоку. Особенно страшно было, когда где-нибудь на перекрестке они, стекаясь с разных концов, скоплялись вокруг застигнутого ими человека. Словно влекомые неким внушением, как бы повинуясь разумному желанию, неразгаданно затаенному под их дородной, жирной арбузной оболочкой, безумно и безмолвно заволакивали они утопающего, словно замуравливаемого, и лишь мелькали руки его над зелеными конусами, творя знаки скорби.

Настала ночь, и зловеще расположились на рынках сумрачные полчища арбузов. Сабаттий расхаживал вокруг. Он ничуть не сомневался, что Византия раскупит его плоды, прельщенная их дешевизной; не задумывался над возможностью обманутых надежд. Заранее ликующий, бродил он под сенью арбузов, а византийцы с ругательством поминали его, не узнавая своих кварталов, совсем, покоренных грозовыми тучами плодов.

Обычная толпа устремилась утром следующего дня на рынки. Розовая заря местами налагала светлые, прозрачные тени на небеса, усыпанные бледными, убегающими звездами, и как бы облекала позолотой арбузы, которые блестели, точно большие золотые яблоки, облитые сияющей прохладой. Верблюды, ослы, быки, впряженные в прочные низкие повозки, показались в глубине улиц, где дома выставляли, подобно подбородкам, окна и решетчатые двери. Везли много мяса, много рыбы, и овощи зеленели на плечах людей, которые несли их, обливаясь потом и скрежеща зубами. Пурпуром, киноварью, кровавыми тонами играла говядина возле рыбьих хребтов и животов, дивно радужных, пышно разукрашенных серебряными и золотыми полосами на липком, грязно-сером фоне. Краски ликовали, цветились, товары вспыхивали, оживали в сиянии нарождающегося дня, озарившего арбузы, которые высились настоящими холмами, разделенными трудно проходимыми долинами.

Рынок оружейников заблистал красой своего холодного оружия: мечей, копий, литых или чешуйчатых медных панцирей, секир, кинжалов, палиц, шлемов, кольчуг, набедренников, наручей. То же солнце осветило и рынок седельников, предлагавших выгнутые седла, ратную сбрую с искрящимися украшениями, окаймленную цветным полотном, узды, бубенцы, которые вешались на грудь животным, чтобы своими ритмическими звонами веселить их ход. Рынок ковров, необычайных, пестревших фиолетовыми и голубыми, зелеными и желтыми орнаментами и образами тварей, вытканных во многих сочетаниях: грифов между недвижимых колес; павлинов, восседавших на плечах людей, которых сопровождали утки и слоны, тигры и фазаны под гроздьями больших роз, вытканных на кустах, раскидывавших тонкие ветви – безлистые или опушенные болотными дланевидными листами! Рынок ювелиров, где ювелиры на корточках сидели в темных лавках подле драгоценных камней и капителей, не могших схорониться от воспламеняющих взоров всевидящего солнца. Осветились и остальные рынки. – Портных, выставивших белые хламиды с красной шелковой каймой, прилежно расправленные дибетезионы, сагионы, пылавшие искусно вытканными евангельскими сценами, холстинные скарамангионы и рубашки для простонародья, мантии из цельных кусков. – Башмачников, продававших всевозможную обувь: красивые сандалии, державшиеся на цветных лентах, высоко обвивавших голую ногу; толстые кожаные башмаки с резко заостренными носками. – Финифтяных дел мастеров, преимущественно эмалировавших медальоны, аграфы и кресты. – Продавцов мебели, в изобилии торговавших мебелью из пальмового дерева. – Мастеров светилен и медных кувшинов. – Угольщиков, котельников, кузнецов, сильно ударявших по дымившимся копытам лошадей, мулов, ослов. И, наконец, ожили другие рынки других изделий, где изо дня в день питала свой голод Византия и где она черпала свою роскошь.

Восседая на куче арбузов, Сабаттий выкрикивал, не обращая внимания на горячо палившее солнце. Плененные видом арбузов многие византийцы жадно расхватывали их, пряча в складки своих одежд или в обеих руках держа по арбузу за коротенькие хвостики. Другие поедали арбузы на месте, прижав к груди, и словно в прохладную ванну погружали свои лица в их чаши. Бросали наземь корки, подернутые мякотью, и вскоре разлились целые лужи арбузных остатков, в которых скользили люди, в отчаянии цеплявшиеся руками, ища опоры. Спины сталкивались и досадно оборачивались, задетые растерянными руками. Торжествующе собирал Сабаттий в деревянную чашку мелкие монеты. Он уже воображал себя обладателем мешков золота и сундуков с драгоценностями, звенящего достояния, которое сделает его богачом. Исполинское жевание доносилось до него, резко хрустели работавшие зубы, и слышалась оглушительная отрыжка. Не прерывалось жадное поедание арбузов.

К полудню начался приток византиек. В сопровождении евнухов, во множестве шествовали они медленно – некоторые в черном – с корзинами, плетеными или из пальмового волокна. Одни были в одеждах совершенно голубых, с зелеными или красными украшениями, в четырехгранных головных уборах, из-под которых толстые косы ниспадали на спину до пояса. Другие – армянки, с лицом в черной власяной маске, открывавшей лишь лучистое пламя черных глаз. Уроженки Тавриды, фракийки, тонкие сицильянки – в красных туниках поверх развевающихся роб, стянутых на высоте грудей, в нагрудниках, изображающих гигантских кузнечиков. Руки их от плеч до кисти перевиты были конопляною тесьмой, а волосы спрятаны в продолговатые сетки, ниспадавшие до зеленой ткани, ровно облегавшей тело. Подле македонянок, обутых в опашни, выступали белые далматинки в коротких полукафтаньях, осыпанных серебряными блестками, в куполах из ткани, покрывавших волосы подобно митрам! И много других: смесь племен – гуннийки, финикиянки, капподокийки, фригиянки, уроженки Кирен – с татуированным лбом или печатью багрового рубца на щеках, эллинки и бледные славянки явным зовом плоти, трепетно отраженного во всем облике их и даже в мужественно очерченных носах, которыми они фыркали, страстно раздувая ноздри. Они подходили, нагруженные припасами, которые несли в руках или на голове. Мельком взглядывали на товары, о которых выкрикивали во все горло продавцы, а над ними обрисовывались в воздухе головы верблюдов, которые все так же улыбались.

• Предыдущая
• 52/84
• Следующая