Настоящая принцесса и Наследство Колдуна - Егорушкина Александра - Страница 7

Лиза сердито поправила рюкзак и зашлепала по Английской набережной. Это хорошо, что уже сумерки – никто не заметит, как она вызывает Мостик. Вот и замечательно – Лиза нырнула в туманный сумрак над Мостиком и выскочила из него уже у ворот дворцового парка.

Снегопад кончился, в темнеющем воздухе над площадью кое-где кружили последние крупные снежинки. Тучи разошлись, и показалось небо – ясное, усыпанное колючими отчетливыми звездами. Над площадью, медленно помигивая, загорались рождественские гирлянды, а посреди маячили разноцветные огни фонариков и слышались веселые, хотя и усталые голоса.

Студенты-выпускники отмечали сдачу экзамена по теории словесной магии – последнего перед вручением дипломов. С разноцветными фонариками в руках (внутри каждого была свечка – студенческие традиции не признавали новшеств) они уже прошли пешком по замерзшей речке Глиттернтин, описав круг. (Комплекс Магического факультета с самого основания университета королевским указом был помещен на остров, от греха подальше). Слазали на колокольню собора святого Ульфа, а теперь толпились у подножия памятника доктору Арно Каспару – большая компания, человек в двадцать, под предводительством того самого Богдановича, бессменного бармена и знатока студенческих ритуалов, – высокого, худощавого, с неизменной усмешкой и желтоватыми глазами. Часы на здании кунсткамеры пробили восемь часов вечера. По площади и примыкающим к ней узким улочкам сновали туда-сюда закутанные студенты и преподаватели, но на компанию, возглавляемую Богдановичем, они не обращали никакого внимания. Не потому, что не видели, а потому, что местная амберхавенская вежливость требовала не пялиться, даже если кто-то колдует прямо под открытым небом.

– Пора, – уронил Богданович. – Сейчас сыграем в фанты. Фонарики ставьте на землю.

Спорить никто не стал. Богданович знал, как лучше. Он всегда предводительствовал студенческими гуляниями.

Бармен заложил руки за спину и встал лицом к памятнику, будто советуясь с ним.

– Подходите по одному, – пригласил он студентов, не оглядываясь. – Потом объясню.

Заскрипел снег – кто-то решился первым.

– Хикори-дикори-док, мышь на будильник – скок! – произнес Богданович.

Ленни Хиршхорн смотрел на свою ладонь, в которой лежал круглый перламутровый циферблат от наручных часов – без стрелок, но с цифрами.

– Следующий! – скомандовал Богданович и, не оборачиваясь, продолжил: – Тонкая девчонка, белая юбчонка, красный нос, чем длиннее ночи, тем она короче от горючих слез.

… Инго, король Радингленский, который учился на Магическом факультете под маскировочной фамилией Ларсен, терпеливо ждал своей очереди. Он догадывался, что происходит: наверно, именно так Филин в свое время получил калейдоскоп в мизинец длиной. А может, фарфорового совенка? В отличие от остальных, Инго даже не притопывал от холода, – почему-то не мерз. Через некоторое время Инго перестал вслушиваться в считалки, лимерики и загадки, и вглядываться, кто что получает. Король думал о своем, о радингленском, но тоже смотрел на памятник: на бронзовом блестящем цилиндре доктора лежала пушистая снежная ермолка.

Студенты приглушенно переговаривались, показывали, кому что выпало. Девушки хихикали и ахали. Выигрыши попадались весьма неожиданные, и самое интересное, что со словами очередного заклинания они порой никак не соотносились, – все эти витые морские ракушки, стеклянные шарики, елочные сосульки, батистовые платочки и прочее и прочее. Или соотносились, но как-то очень причудливо. Но последнее обстоятельство студентов не удивляло.

Очередь постепенно подходила к концу. Богданович слегка осип. Инго перевел взгляд на витражные окна кунсткамеры, которая закрывалась рано: там горел одинокий огонек. Лампа дежурного мага. Когда-то запирали защитными чарами, но лет тридцать назад, после неприятной истории с Белой Книгой, добавили сигнализацию и охрану. Так надежнее.

– Жил на свете человек, скрюченные ножки, и гулял он целый век по скрюченной дорожке…

Глазастая красавица Мэри Глейд сосредоточенно разглядывала старинную серебряную скрепку для бумаг, выполненную в виде змейки.

Все выпускники теперь смотрели на Инго: оставался только он. Интересно, что выпадет этому вундеркинду: мало того что моложе всех, еще и университетский курс окончил за два года вместо пяти. И выше остальных на голову…

Богданович, не оборачиваясь, сказал:

– Колечко-колечко, выйди на крылечко.

Инго протянул в снежную пустоту руку, сделал шаг вперед и… исчез.

Кто-то из девушек ойкнул.

На площади стало очень тихо.

Даже прохожие, забыв о неписаном магическом этикете, останавливались и тянули шеи, пытаясь понять, что стряслось.

Богданович резко развернулся.

– Вот как. – Он поднял брови. Студенты загудели. – Спокойно! Ничего страшного, необычно, но иногда бывает, – беззастенчиво соврал он.

– Что бывает, мейстер? – журчащим испуганным голоском спросила Мэри.

– Вот это самое. – Богданович кивнул на то место, где только что стоял рыжий студент в белой теплой куртке. – На всякий случай берем фонарики и встаем в круг. Больше ничего не делаем. Не волнуемся и в обморок не падаем.

Прохожие наблюдали издалека, но ближе не подходили – знали, что бармен справится своими силами, и все же держались наготове.

Про круг никто спрашивать не стал – все-таки на последнем, пятом курсе магического факультета уже понятно, что круг нужен не только для пляжного волейбола. Студенты, перешептываясь, послушались. Говорить громко почему-то никто не решался.

– Пока суд да дело, объясняю, – невозмутимо заговорил Богданович. – То, что каждый из вас получил, – это талисман. Возможно, особой ценности он не имеет…

Ленни и еще несколько человек, ставшие обладателями камушков, карандашей и прочего, закивали.

– … и магической силы тоже, но все равно советую вам его беречь – хотя бы до конца года. А еще лучше – вообще в обозримом будущем.

– Обозримое будущее – это сколько? – не без ехидства поинтересовалась белокурая Люцинда Тиккель, засовывая в карман свечной огарок.

– Кому как повезет, – пожал плечами Богданович. Потом прислушался. – Тихо!

Никто не успел понять, что произошло: даже и воздух не шелохнулся, а Инго уже снова стоял там, где только что падали снежинки. На белой теплой куртке и рыжих волосах студента Ларсена почему-то оседала роса, мгновенно превращаясь в ледяные бусины. А в руке Инго держал большое яблоко – металлическое, искусно расписанное эмалью: зеленоватые разводы, пятнышки и даже потемневший бочок. Яблоко прямо-таки светилось в зимней мгле.

– Ничего себе! – тихо сказал кто-то из свежеиспеченных обладателей талисманов. Но расспросов не последовало. Студент Ларсен не отличался разговорчивостью.

– Прекрасно, – нарочито будничным тоном сказал Богданович. – Теперь вам осталось только дипломы получить – пятого числа в полдень. Поздравляю, желаю и пойдемте пить глинтвейн.

Свои подозрения бармен оставил при себе. Захочет, сам расскажет, подумал Богданович, и не ошибся.

Во дворце вовсю бурлила жизнь. Вот уже несколько дней в Радинглене царила предновогодняя суета, и в каждом углу кто-то что-то обязательно натирал, мыл, чистил и перетрясал. Особенно старались домовые, которые когда-то были мелкими гоблинами, выведшимися из тараканов – таково оказалось побочное действие мутаборского морока, напущенного на Радинглен. Но после коронации Инго гоблины в одночасье преобразились, и теперь исполнительные и аккуратные домовые терли и чистили с таким же рвением, с каким в бытность свою гоблинами пачкали и пакостили. Главное было – вовремя остановить, чтобы до дыр не протерли, поскольку кое-что от их усердия уже пострадало…

Домовые сновали повсюду, а под потолком порхали насупленные сильфы, вооруженные тряпками. А там, где мыть было уже нечего, понемногу появлялись новогодние украшения. Лизе то и дело приходилось переходить на степенный шаг в ответ на очередное «Добрый день, Ваше Высочество!». Но помогало это плохо. Комок все равно подступал к горлу. Бегают! Убирают! Красоту наводят… Знали бы они…