Полукровка - Туров Тимур - Страница 9

Телефон застыл. «Тореадор» умолк, так и не набравшись смелости. Володя посмотрел на часы. Отстраненно подумал, что сидит здесь уже больше полутора часов. Снова затрещал телефон. Другой мелодией. Романтичной и ласковой. Что за музыка и кто ее автор, Володя не знал, но мелодия ассоциировалась с Ольгой. Собственно, музыка эта и стояла на ее персональном звонке.

Володя взял трубку, попытался натянуть на лицо улыбку, чтобы хоть немного оживить голос, и нажал «прием».

– Алло.

– Вовка, ты где? – голос Ольги звучал взволнованно.

В груди екнуло. Неужто этот старый урод в плаще добрался и до нее?

– Что случилось? – хрипло спросил он.

– Ничего, – Ольга была явно озадачена вопросом. – А у тебя? Мне твои родители звонили. Искали тебя.

– Все в порядке, – Володя снова попытался добавить улыбки в голос, получилось паршиво. – Просто моя мама – паникер. Все хорошо, солнышко, задержался на работе. Уже почти добрался до дома.

– Они говорят, ты трубку не берешь.

– В метро был. Не слышал. Я позвоню тебе, когда буду дома.

– Хорошо, – сказала Оля, и трубка запищала короткими гудками.

Теперь придется взять себя в руки и войти все-таки в квартиру. Там небольшая разборка с мамой... Если она вообще ему мать. О, черт! Собравшийся было встать Володя без сил рухнул обратно на ступеньки.

Снова ожил телефон.

«Тореадор, смелее в бой!»

Знал бы несчастный Бизе или протопавший по его стопам Щедрин, что эта мелодия станет пиликать в мобильниках. Наверное, удивлению их не было бы предела.

Володя поднял трубку.

– Алло.

– Ты где? – голос отца был уставшим. В нем дремало напряжение и тщательно скрываемое волнение.

– Здесь, – тихо ответил Володя. – На лестнице сижу.

Врать не хотелось.

– Давно сидишь?

– Давно.

Связь оборвалась, тут же распахнулась дверь, что вела от лифта на лестницу. Отец держал в руке отключенный мобильник и покусывал черный с намеком на седину ус.

Володя молчал. Что говорить, он не знал. Все было странно, да и папа вел себя неестественно. Убрал телефон, прошел на лестничный марш, прикрыв за собой дверь. Володя с удивлением заметил у него в руках пачку «Муратти». Курить отец бросил пять лет назад и очень этим гордился.

– Что произошло? – спросил отец негромко.

– Ничего, – попытался уйти от разговора Володя.

Папа посмотрел внимательно. Достал сигарету из пачки. Щелкнула зажигалка, взвился огонек. Володя отметил, что у папы дрожат пальцы.

– Я тебе когда-нибудь врал?

Володя покачал головой. Даже если отец когда-то и лукавил, то сын этого не замечал. Отношения между ними всегда были дружескими и достаточно откровенными.

– Тогда давай и ты мне врать не будешь. Хотя бы сейчас.

Володя кивнул.

– Так что случилось?

Что случилось? Легко спросить. А как ответить? Как объяснить, чтобы изложить факты без эмоций и ярлыков, Володя не знал. А еще большей проблемой было объяснить так, чтобы у слушателя не возникло желания расхохотаться и повертеть пальцем у виска.

Он помялся. Отец затянулся и выпустил дым. Закашлялся. Видимо, курить после пятилетнего перерыва ему было тяжело. А не курить, выходит, еще тяжелее.

– Я... – Володя запнулся. – Я встретился с одним человеком.

Голос его прервался. А дальше что?

– Его зовут Ник?

Володя вылупился на отца, как на восьмое чудо света.

– Ты его знаешь?

Отец кивнул и отвернулся. Принялся тушить окурок в консервной банке, что стояла под окном и играла роль пепельницы.

– Он сказал, – решился наконец Володя. – Он сказал, что он мой отец.

Плечи папы чуть заметно дрогнули. Володя ждал. Тот продолжал давить окурок. Потом распрямился, но не повернулся, а уставился в окно и закурил новую сигарету.

Володя ждал.

– Он твой отец, – проговорил папа и выпустил облако дыма.

– Как?

Отец... отчим... Игорь... или как его теперь называть, повернулся к Володе, но глаза по-прежнему прятал.

– Он оставил тебя у нас, когда тебе было около года.

Откровение вышло похожим на нокаут. Володя почувствовал, что у него нет больше сил ни удивляться, ни противиться разрушению, ворвавшемуся в его жизнь. Признание отца стало последним ударом, после которого он уже не мог подняться. Или не хотел, что по сути одно и то же.

– И ты молчал? Почему ты никогда не говорил об этом? Разве я не имел право знать?

– А разве тебе это было нужно знать?

Володя почувствовал что-то сродни падению. Все. В этом раунде на этом ринге он оказался повержен и пребывал теперь в полной апатии, слушая, как кто-то невидимый уже ведет последний отсчет.

– Почему он меня бросил?

– Его тогдашний образ жизни не позволял ему возиться с ребенком. Хотя, думаю, сейчас ничего не изменилось. Кроме того, что ты вырос.

– А кто он? – вяло поинтересовался Володя.

Игорь покачал головой.

– Я не знаю. Он всегда скрытничал... Нет, не скрытничал даже, а просто... Как-то тема такая никогда не поднималась. Какое-то время я считал его близким другом, а потом, когда он пропал, я понял вдруг, что ничего о нем не знаю. Нет, он вспоминал какие-то байки из жизни, но кто он и чем занимается, мы не знаем. Ник оставил тебя нам. Потом заезжал еще пару раз. А потом пропал.

Сигарета догорела практически до фильтра, и отец прикурил от нее новую. Бычок отправился следом за собратом, упокоившимся в банке из-под зеленого горошка.

– Я знал, что однажды он вернется. Правда, последние годы мне начало казаться, что этого не произойдет. Мы надеялись, что этого не произойдет. Что ты выучишься и будешь спокойно жить, как все нормальные люди.

– А разве что-то изменилось?

– Тебе решать.

Была в этом какая-то недоговоренность, но Володя не особо обратил на нее внимание.

– А мама?

– Что мама? – не понял отец.

– Моя мать, она...

– Мы никогда ее не видели.

Отец развел руками и замолчал.

В голове роились мысли, словно растревоженные пчелы в улье. Надо было спросить о многом. Очень о многом. Но Володя терялся и не знал, с чего начать. Да и стоит ли начинать сейчас?

Игорь отбросил бычок и сделал шаг. Руки его легли Володе на плечи, и тот, наконец, поймал взгляд мужчины, которого всю жизнь считал своим отцом.

– Володя, будет что-то теперь меняться или нет, решать тебе. Это твоя жизнь. Но я хочу, чтобы ты знал: для нас с мамой ничего не изменилось. Мы тебя любим. И ты для нас всегда был, есть и останешься сыном. Что бы ни случилось.

Голос папы звучал ласково, вкрадчиво. От этого голоса и от этих слов внутри что-то надломилось, огромной ледяной шапкой сорвалось с сердца и лавиной покатилось вниз. В горле поднялся комок, в носу защипало.

Володя встал, обнял отца и уткнулся ему в плечо, едва сдерживая слезы. Рука Игоря мягко пошевелила волосы. Володя почувствовал себя так, словно опять стал маленьким мальчиком, а папа, треплющий по голове, был способен защитить от всех бед и несчастий.

Папа отстранился и хлопнул по плечу. Володя промокнул глаза и вымученно улыбнулся.

– Пойдем домой, – сказал отец. – Мама ждет, и ужин стынет.

...С Николаем Игорь познакомился в университете. Что там делал Николай? Этот вопрос Игорь задал себе значительно позже. Еще позже принялся искать ответ. А ответа не было. Разве что смутная догадка, что в университете Ник, как предпочитал называть себя Николай, появился только ради него.

Но все это позже. Много позже. Тогда же Игорь просто с удовольствием и самозабвением болтал с более опытным товарищем. Николай был лет на шесть старше. И с ним было интересно. Причем интересно поговорить не об истории, а больше о религии и политике.

На эти темы Николай мог разглагольствовать часами. Взгляды его были шире, чем официальный курс религиоведения и политологии, жестче, чем можно было ожидать от молодого человека, и смелее, чем высказывания на кухне в пьяном угаре. От таких разговоров должно было быть страшно, но страшно не было. Странные воззрения Николая притягивали, как клейкая лента глупую муху. И Игорь влип в эту клейковину. Но чувствовал себя при этом не дураком в безвыходном положении, а героем на броневике. Странное ощущение.