Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров - Барнс Маргарет Кэмпбелл - Страница 51
- Предыдущая
- 51/71
- Следующая
— Но даже тетушка Маргарита никогда бы не признала самозванца типа Ламберта Симнела, — сказала Энн, недавно вышедшая замуж. — Она сразу же определила бы, что он ненастоящий.
Более опытная Сесиль фыркнула, сидя с вышивкой в руках. Она вышивала кошелек для своего мужа.
— Но если бы тетя все и поняла, она могла бы сделать вид, что узнала племянника.
— Она — проклятье моего сына, — вздохнула графиня Ричмонд.
— Кажется, он верит, что именно она организовала дело Симнела, — добавила Сесиль.
— Но никто не знает, что же она сделала на самом деле. Ведь она никогда его не видела, — запротестовала Энн. Она, как и ее сестры, всегда предпочитала молодую, живую тетушку из Бургундии вредной тетке Елизавете из Суффолка.
— Если даже предположить, что этот новый претендент действительно герцог Йоркский, как она может помнить его настолько хорошо, чтобы быть уверенной, что это — он? — спрашивала графиня Ричмонд. — Прошло так много времени, с тех пор как она видела его.
— Мальчику было всего восемь лет, когда герцогиня приезжала навестить короля Эдуарда, — заметила старая Метти. Она иногда вмешивалась в их разговоры, так как столь долго служила у них, что помнила вещи, которые они по молодости лет помнить не могли. — Вы, наверное, не помните, миледи Сесиль, как он принес ей своего щенка, чтобы похвалиться — какой он умный и сильный. Щенка подарили ему на день рождения. И этот дикарь выгрыз дыру в лучшем наряде герцогини!
Они все посмеялись над рассказом Метти, и точная дата визита герцогини была установлена.
— Но я не думаю, что тетушка Маргарита могла принять какого-то подозрительного типа за своего племянника, только чтобы досадить королю, — заметила Елизавета; это были ее первые слова. — Я помню, как ей нравился Дикон, несмотря на происшествие с платьем.
Действительно ли герцогиня примет молодого человека? Это было весьма важно для дальнейшего развития событий, и Европа ждала ее слова. Генрих послал шпионов за границу. Весь двор с нетерпением ждал новостей. Вскоре по дворцу разнеслась удивительная весть, о которой все шушукались.
— Герцогиня Бургундская считает, что это ее племянник.
— Она говорит, что он восстал из мертвых!
— Она выделила ему людей и денег.
— Молодой человек везде показывается вместе с герцогиней.
— Она, вероятно, обучает его, что следует отвечать по поводу якобы его семьи, и учит держаться в обществе, — хмуро смеялся Генрих.
— Если судить по тому, что говорит сэр Роберт Клиффорд, ему не нужно учиться, как себя вести, — заметил сэр Вильям Стенли.
Его недавно произвели в гофмейстеры. Он сделал свое замечание после того, как король вышел из комнаты.
— Все, кого мы расспрашивали, в один голос твердят, что этот человек ведет себя как настоящий принц и прекрасно умеет носить и великолепно выглядит в богатых одеждах, — добавил Томас Стеффорд.
— На каком языке он говорит? — спросила мать короля.
— На английском, естественно, — резко ответил лорд Стенли.
— Наверное, с сильным иностранным акцентом! — засмеялась Елизавета. Она вспомнила, что даже Генрих говорил с акцентом, когда вернулся.
— Нет, я слышал — его язык безупречен, — заметил сэр Вильям. Видно было, что это событие произвело на него огромное впечатление.
— Еще он великолепно владеет французским.
— На сей раз, герцогиня нашла весьма умным и образованным сына торговца! — остроумно заметила Маргарита Ричмондская.
— Ну-ну, они, видимо, будут короновать его в Антверпене или где-то еще, как Ричарда IV, — предположила Елизавета.
В ее приятном голосе прозвучала жесткая нотка, — так не хотелось ей страдать снова.
К восхищению маленького Хэри, Заплатка начал расхаживать по галерее с ведром на голове, изображавшим королевскую корону. Он задевал окружающих развевающимися полами своего плаща, изготовленного из лучшего сирийского ковра королевы.
Хотя Елизавета вместе с остальными смеялась над его проделками, ночью она спала плохо. Утром она взяла с собой Джейн Стеффорд и Диттон и поехала через мост в монастырь в Вермондси. Здесь монахини ухаживали за ее матерью, которая поселилась в монастыре из-за плохого здоровья и недовольства Генриха после истории с Симнелом.
— Ее Высочество спит, — сказала мадам Грейс, компаньонка вдовствующей королевы. Она вышла к ним навстречу и старалась загородить дверь в спальню своим тощим телом.
— Тогда я войду и посижу с рядом с ней. Подожду, пока она проснется, — сказала Елизавета.
— Она может проспать еще долго, — заметила мадам Грейс.
— Вы сможете пойти погреться на солнышке или посплетничать с моими дамами. Вам нужно немного развлечься, — приказала ей Елизавета. Она старалась понять, в чем же здесь дело: то ли просто ревность, то ли что-то иное, из-за чего эта женщина упорно не хотела допустить дочь к матери.
В материнской спальне монастырская строгая обстановка приятно сочеталась со знакомой мебелью и другими вещами, которые принадлежали их семье. Огромное резное распятие царило над всем. Увидев мать, Елизавета забыла обо всем остальном. Она прислушивалась к тяжелому дыханию матери и с жалостью смотрела на ее бледный высокий лоб и глубокие морщины вокруг глаз. Мать казалась такой незащищенной.
— Ваше Величество, мне кажется, что она долго не проживет, — сказала настоятельница, входя со стаканом настоя из трав.
— Я приезжала частично из-за этого, — сказала Елизавета. — Я жду ребенка и могу больше ее не увидеть. Но я хочу поговорить с ней кое о чем, пока еще не поздно. Мне бы хотелось поблагодарить вас и остальных сестер за ту заботу, которую вы проявляли к ней.
Настоятельница поставила питье на стол. Прежде чем уйти, она перевела взгляд с лица умирающей женщины на распятие.
— Да, земная корона иногда усыпана терниями, — заметила она. — Ей и Вашему Величеству выпало на долю больше страданий, чем остальным смертным. Но ее душа вскоре обретет покой.
Когда Елизавета Вудвилль проснулась, она сначала не поняла, где находится, и решила, что снова попала в убежище, данное ей церковью. Но отпив несколько глотков травяного настоя, она увидела рядом с кроватью старшую дочь и образовалась. Разум ее прояснился. Они неторопливо беседовали, спокойно вспоминая недавнее прошлое. Вдовствующая королева сказала, что мечтала о том, чтобы ее младшая дочь Бриджит приняла обет и стала послушницей в этом монастыре, где сама королева была окружена такой заботой и вниманием. Елизавета рассказала ей, как счастлива Энн, выйдя замуж за графа Суррея, как они того и желали.
— Я слышала, что твой муж опять вернулся с триумфом, — произнесла мать. — Но, увы, его путь отнюдь не усыпан розами, снова появился претендент на престол, и это мучит его? Однако он теперь не может сказать, что я приложила к этому руку, — я так тяжко больна.
— Что бы он ни думал, он прислал вам прекрасный виноград. Я скажу Диттон, чтобы она передала его вашей компаньонке.
Елизавета подошла к окну и немного задернула занавеску, чтобы яркий утренний свет не беспокоил слабые глаза матери.
— Вы слышали, что тетушка Маргарита принимает этого человека у себя? Она клянется, что это Дикон, — сказала Елизавета, взглянув в сад, где дамы и компаньонка матери беседовали на каменной скамье.
Она была поражена, услышав, как мать хихикает.
— Мне нравится твоя тетка Маргарита, — ив ее голосе послышались прежние вредные нотки. — Я бы тоже поклялась в чем угодно, чтобы только насолить твоему кислому мужу.
Елизавета повернулась и увидела, что умные темные глаза матери ярко блестят на иссохшем лице. Дочь понимала, что даже сейчас, когда матери осталось жить так недолго, она все же умнее и прозорливее любого из них.
— Скажи мне честно, — спросила она, подойдя к кровати. — Ты веришь в эти постоянно повторяющиеся слухи, веришь, что одного из твоих сыновей пощадили?
— Ты же знаешь, что я этому не верю, — искренне ответила мать. — Твой проклятый дядя Ричард никогда ничего не делал наполовину!
- Предыдущая
- 51/71
- Следующая