Орел в песках - Скэрроу Саймон - Страница 15
- Предыдущая
- 15/18
- Следующая
– Ты еще кто такой?
– Центурион Макрон. Прислан из Рима принять командование Второй Иллирийской когортой. Ты освобожден от командования, префект Скрофа. Пожалуйста, немедленно вызови старших офицеров, чтобы сообщить им о моем назначении.
Скрофа разинул рот. Раб продолжал махать опахалом, не меняя выражения лица.
– Что ты сказал?
– Ты свободен. – Макрон высунул голову за порог. Какой-то слуга шел в сторону лестницы. – Эй!
Слуга обернулся и мгновение рассматривал Макрона, потом вопросительно взглянул на Скрофу:
– Командир?
– Центурион Скрофа освобожден от командования, – Макрон шагнул вперед, загородив префекта, и продолжил: – Я хочу немедленно видеть всех центурионов и декурионов.
– Даже дежурных, командир?
Макрон задумался. Учитывая то, что Баннус со своими людьми все еще поблизости, это было бы неразумно.
– Нет. Дежурных не надо. Поговорю с ними позже. Ступай!
Скрофа, собравшись с мыслями, откинулся в кресле и хмуро поглядел на Макрона.
– Объясни, во имя Гадеса, что тут происходит?
Макрон, желая как можно скорее отправить отряд на поиски Катона и Симеона, прошел по комнате и остановился перед столом.
– Очень просто. Твое назначение было временным. Я получил приказ канцелярии императора принять командование Второй Иллирийской. Сейчас не время для официальных церемоний, Скрофа. Мне нужен кавалерийский отряд, готовый к действию.
Скрофа покачал головой.
– Не может быть! Кассий Лонгин уверял меня, что пошлет в Рим запрос о моем постоянном назначении.
– Послушай, – сказал Макрон мягко, желая как можно скорей взять власть в свои руки. – Об этом я ничего не знаю. Меня послали в Бушир с приказом принять командование.
На площадке раздался звук шагов, и через мгновение в комнату вошел центурион Постум. Скрофа поднял руку и указал на Макрона.
– Этот человек говорит, что прислан из Рима, чтобы принять командование когортой.
– Он был с отрядом кавалерии, которых преследовали до самого форта, командир, – неуверенно заметил Постум.
– Есть еще один офицер и проводник – они еще там, прячутся, – нетерпеливо сказал Макрон. – Мне нужны люди, чтобы разыскать их.
– Это я мигом организую, – заверил Скрофа. – Как только мы разберемся с твоим назначением.
– Нечего тут разбираться! – заорал Макрон, чье терпение истощилось. – Я командую! Ты смещен. Забирай своего раба и отправляйся к себе.
– И не подумаю! Как ты смеешь являться сюда и так себя вести? Кто отправил тебя из Рима?
– Я уже говорил. Я действую по приказу канцелярии императора.
Центурион Постум громко кашлянул и встал у стола лицом к Макрону.
– Прошу прощения, командир. Если ты действуешь по приказу, можно на него взглянуть?
– Что? – Макрон уставился на Постума.
– Твой приказ, командир. Подтверждение твоего назначения.
– Да чтоб вас всех! Хорошо. Я покажу. Они у меня в седельной сумке.
И тут Макрон застыл – перед его мысленным взором встало нынешнее утро, скачка по плато, внезапное появление Баннуса и его бандитов и то, как эскадрон сбросил поклажу, отчаянно готовясь прорываться к форту.
Губы Макрона снова зашевелились:
– Ох, проклятье…
Глава 8
Катон снова оказался лицом к лицу с друидом, но на сей раз враг оказался гораздо выше и нависал так, что центурион чувствовал себя ребенком. Глаза друида чернели, как угли, а зубы торчали, словно заточенные иглы. В руках друид держал косу и, когда Катон уставился на сверкающее лезвие, поднял ее повыше. Лезвие мелькнуло в луче серебряной луны и рухнуло вниз, к горлу Катона.
Он проснулся с криком, рывком приподнялся на локтях и, широко раскрыв глаза, осмотрел все вокруг. Затемненная комнатка, почти без мебели – только ложе, на котором лежал Катон. Он попытался пошевелиться, но в голове что-то застучало, словно тяжелая колотушка ритмично била в череп изнутри. К горлу подкатила тошнота, молодой центурион поспешно повернулся – и его вырвало. Дверь открылась, пропуская в комнатку свет.
– Лежи смирно, римлянин, – тихо сказала женщина по-гречески, подойдя к ложу, и осторожно поправила подушечный валик под головой Катона. – Тебе все еще плохо после удара. Это пройдет, лежи смирно и отдыхай.
Когда глаза привыкли к свету, Катон взглянул на женщину. Лицо и голос показались ему знакомыми. В памяти всплыли засада, бегство от бандитов и появление в деревне, где он видел эту женщину, изредка приходя в сознание.
– Где я?
– В безопасности, – улыбнулась она. – Пока что.
– Это место… Как оно называется?
– Хешаба. Ты в моем доме, римлянин.
Катон припомнил еще кое-что.
– Симеон… Где он?
– Он повел лошадей дальше по вади, чтобы спрятать. Скоро вернется.
Женщина пошуршала чем-то за валиком; Катон услышал журчание льющейся воды. Женщина положила ему на лоб мокрую тряпку и слегка прижала, так что струйки покатились по вискам.
– Хорошо. И пахнет хорошо. Что это? Лимон?
– Выжала немного в воду. Освежит тебе кожу и облегчит боль.
Катон попытался расслабиться; напряженные мышцы рук и ног постепенно отпустило, колотушка в голове притихла. Центурион уложил голову набок, чтобы лучше рассмотреть женщину.
– Я не помню твоего имени.
– Мириам.
– Верно, – ответил, чуть кивнув, Катон. – Ты и Симеон знаете друг друга.
– Он друг. Хотя не такой, как когда-то.
– Мириам, почему ты помогаешь мне? Я римлянин. Я думал, в Иудее нас ненавидят все.
Она улыбнулась.
– Большинство. Но наша община – другое дело. Мы не позволяем ненависти править нами. Теперь лежи спокойно.
Она протянула руку к голове Катона, ее пальцы легко пробежали по волосам, пока не добрались до того места, где, казалось, сосредоточилась боль. Центурион зажмурился, стиснув зубы.
– Здорово опухло. Но, похоже, ты цел. Не думаю, что повреждение очень серьезное. Через несколько дней поправишься, римлянин.
Катон подождал, пока боль стихнет, разлепил веки и снова взглянул на Мириам. Женщина, хотя и немолодая, притягивала взгляд. Она не была красавицей в общепринятом смысле, но выглядела мудрой и властной. Катон дотянулся до ее руки и слегка пожал.
– Спасибо, Мириам. Я обязан тебе жизнью.
– Ты ничем мне не обязан. Мы принимаем всех, римлянин.
– Меня зовут Катон.
– Ну что ж, Катон, если хочешь отплатить мне, лежи тихо и отдыхай.
– Мириам! – позвал детский голос из глубин дома.
Женщина повернулась к двери и сказала по-арамейски:
– Я здесь.
Через мгновение на пороге появился мальчик лет тринадцати или четырнадцати, с копной черных волос. Он был в тунике из грубой ткани и босиком. Он некоторое время изучал Катона, потом снова повернулся к Мириам:
– Это солдат? Римлянин?
– Да.
– Ему обязательно оставаться здесь?
– Да, Юсеф. Он ранен. Ему нужна наша помощь.
– Но он враг. Враг нашего народа.
– У нас нет врагов. Помнишь? Мы так не говорим.
Мальчик, похоже, не согласился; Мириам, устало вздохнув, поднялась и взяла его за руку.
– Я знаю, как тебе непросто, Юсеф. Если мы о нем позаботимся, он поправится и уйдет. Будь молодцом и иди молотить. На вечер нужно приготовить хлеб, а я еще не смолола муку.
– Хорошо, Мириам. – Мальчик кивнул, бросил последний взгляд на Катона и повернулся к двери. Когда шаги босых ног затихли, Катон улыбнулся.
– Как видно, это один из иудеев, которые все еще ненавидят римлян.
– У него есть на то причины, – ответила Мириам, глядя на мальчика в дверной проем. – Римляне казнили его отца.
Улыбка Катона растаяла. Он почувствовал себя неловко.
– Прости. Наверное, для него это ужасно.
– Ему очень тяжело. – Мириам покачала головой. – Он никогда не видел отца – родился уже после его смерти. И все равно для него это утрата, потеря, и он заполняет пустоту гневом. Долгое время главным в его жизни была ненависть к Риму и римлянам. Мать оставила его, и тогда он пришел жить ко мне. – Мириам повернулась к Катону, и он увидел печаль в ее глазах. – Кроме меня, у него ничего не осталось во всем мире. А он – все, что осталось у меня.
- Предыдущая
- 15/18
- Следующая