Орел в песках - Скэрроу Саймон - Страница 16

• Предыдущая
• 16/18
• Следующая

Катон ничего не понял, и Мириам улыбнулась, увидев его растерянное лицо.

– Юсеф – мой внук.

– А, понятно…

Внезапно до Катона дошло, и он похолодел, встретившись взглядом с Мириам.

– Его отец – мой сын. Моего сына казнили римляне, – печально сказала Мириам, кивнув, и медленно отвернулась. Выйдя из комнаты, она аккуратно закрыла дверь.

Катону казалось, что он слишком долго пролежал в темной комнате. Он попытался пошевелиться, но боль в голове набросилась с новой силой, и его замутило. После того, что сказала Мириам, центурион решил, что нужно убираться из этого дома, прочь от этих людей. Хотя Мириам упомянула о терпимости жителей деревни, Катон достаточно знал людей и понимал, что старые раны не заживают. Оставаясь в доме Мириам, он подвергался смертельной опасности, однако не мог и пошевелиться – любое движение причиняло дикую боль. Лежа неподвижно и ловя ухом звуки в доме и на улице, он проклинал Симеона. Зачем, во имя Гадеса, проводник оставил его в одиночестве? Если он ушел прятать лошадей, то ему давным-давно пора было вернуться. Катон понятия не имел, сколько он пролежал в темноте. Он видел, что на улице светло, но был ли это день засады? Или следующий? Как долго он провалялся без сознания? Надо было спросить Мириам. Беспокойство росло, и Катон повернул голову, оглядывая комнату. Неподалеку, у стены, было свалено его обмундирование: доспехи, сапоги и пояс с мечом. Сжав зубы, Катон чуть сдвинулся вбок, пытаясь дотянуться. Пальцы коснулись пояса с мечом и ухватились за него; Катон тянул, пока рукоять меча не отцепилась от кольчуги. Крепко сжав рукоять, центурион, стараясь не шуметь, вытянул меч. Клинок слегка звякнул о ножны, и Катон поморщился. Он подтянул высвободившееся лезвие к себе, поднял меч и положил между ложем и стеной – скрытый от глаз, но под рукой, если понадобится. От напряжения мышцы руки дрожали, и Катон, из последних сил запихнув пустые ножны под кольчугу, повалился на подголовник, борясь с приступами боли, накатывавшими внутри черепа. Зажмурился, глубоко дыша, и постепенно боль утихла, тело расслабилось – он уснул.

Когда он снова очнулся, то по тусклому свету, проникавшему в проем распахнутой двери, понял, что день клонился к вечеру. Снаружи слышались голоса: Мириам и Симеон. Они говорили по-гречески, и Катон прислушался к тихим знакомым голосам, пытаясь разобрать слова.

– Почему ты не вернулся к нам? – спрашивала Мириам. – Ты был нужен. Ты хороший человек.

– Но, видимо, я недостаточно хорош. По крайней мере, для тебя.

– Симеон, не обижайся. Я любила тебя, но… я не могла – и сейчас не могу – любить тебя так, как хочешь ты. Мне нужно быть сильной для этих людей. Они ждут от меня советов. Они ждут от меня любви. Если я выберу тебя мужем, то предам их. На это я не пойду.

– Замечательно! – фыркнул Симеон. – Значит, умрешь в одиночестве. Ты этого хочешь?

– Возможно… Если это моя судьба.

– Но это не обязательно. Я могу быть с тобой.

– Нет, – с грустью сказала Мириам. – Ты не думаешь ни о ком, кроме себя. Ты отрекся от остальных, потому что мы отказались последовать за тобой. Вы с Баннусом твердо решили, что только ваш путь единственно верный. В этом ваша беда. Поэтому ты не сможешь стать частью того, что мы пытаемся здесь построить.

– И чего же ты добьешься? Мириам, ты выступаешь против империи. И вооруженная чем – верой? Я знаю, на кого поставить деньги.

– Сейчас ты говоришь точно как Баннус.

Симеон гневно выдохнул:

– Не смей сравнивать меня с ним…

Мириам не успела ответить – на улице послышался крик, в доме раздался топот ног.

– Мириам! – взволнованно окликнул Юсеф. – Всадники едут.

– Чьи? – спросил Симеон.

– Не знаю. Скачут быстро. Будут здесь через минуту.

– Проклятье! Мириам, нам нужно спрятаться.

– Я больше не прячусь. Никогда.

– Не тебе! Мне и римлянину.

– А! Хорошо. Быстро сюда. – Мириам торопливо вошла в комнату и показала на Катона. – Подними его.

Симеон проскользнул мимо женщины и, обхватив плечи Катона, помог ему подняться на ноги. Мириам скатала матрас, под которым обнаружился небольшой деревянный люк. Она потянула за металлическое кольцо, приподняла крышку и сдвинула в сторону.

– Вниз, оба! Живее!

Симеон подтащил Катона к люку и сбросил вниз. Центурион грузно упал на землю. Ему едва хватило сил откатиться в сторону, как Симеон, сев на край люка, последовал за римлянином. Через мгновение проводник выругался: ему на голову свалился сверток с вещами Катона. Мириам задвинула крышку и снова раскатала матрас. Через трещину в передней стене дома в подпол пробивался солнечный лучик, и мужчины осторожно поползли к свету. Когда глаза привыкли к темноте, Катон разглядел, что узкий подпол тянется от передней до задней стены дома. Здесь не было ничего – только небольшой сундучок у дальней стены. Послышались звуки приближающихся лошадей. Симеон с Катоном приникли к щели. Она была не толще пальца, и за ней росли редкие пучки травы. Щель располагалась под самыми половицами; Катону пришлось наклонить голову, чтобы увидеть, что снаружи.

Он смотрел на улицу, ведущую к развилке дорог. Отряд всадников въезжал в деревню, и Катон похолодел, узнав во главе бандитов Баннуса. Тот остановил лошадь у дома Мириам – поднятая копытами пыль мигом закрыла вид. Послышался хруст гравия под сапогами спешившегося всадника.

– Что тебе нужно? – Мириам вышла на улицу. – Тебе здесь не рады.

Баннус рассмеялся.

– Знаю. Тут уж ничего не поделаешь. У меня раненые, им нужно лечение.

– Их нельзя оставлять здесь. Римляне патрулируют окрестности Хешабы. Если твоих людей найдут, нас накажут.

– Не беспокойся, Мириам. Промой им раны, перевяжи – и мы уедем. Никто не узнает, что мы были тут.

– Нет. Уезжайте немедленно!

Через щель Катон и Симеон увидели, как вожак бандитов выхватил меч и уставил его на Мириам. Она даже не вздрогнула и смотрела с вызовом. Несколько мгновений оба стояли молча, потом Баннус рассмеялся и махнул мечом в сторону женщины.

– Вот что имеет значение, Мириам. Не молитвы и не учения.

– В самом деле? – Женщина наклонила голову набок. – И чего же ты добился? Ты победил в стычке, где ранили этих людей? Нет? Кажется, нет.

Симеон тревожно прошептал:

– Осторожнее, Мириам.

– Времена меняются. – Баннус говорил тихо, с угрозой. – У нас есть друзья, которые помогут нам. Скоро у меня за плечами будет армия. Тогда и будет ясно, чего можно достичь. – Он убрал меч в ножны, повернулся к своим людям и приказал: – Несите раненых в дом.

Мириам не сдвинулась с места.

– Не смей вносить их в мой дом.

Баннус снова повернулся к ней:

– Мириам, ты лекарь. Моим людям нужны твои умения. Ты будешь их лечить, или я начну поставлять тебе раненых из твоих людей, и начну… а вот и юный Юсеф. Мальчик! Подойди ко мне. Быстрее!

Половицы над головой Катона скрипнули: Юсеф вышел на порог и неохотно двинулся к главарю бандитов. Баннус взял его за плечо и посмотрел с улыбкой.

– Какой милый мальчик. Его отец гордился бы им. И мог бы гордиться еще больше, если бы сын присоединился ко мне и сражался за освобождение нашей земли от Рима.

– Он не пойдет с тобой, – сказала Мириам. – Это не его путь.

– Сегодня – нет. Когда-нибудь он повзрослеет и, быть может, присоединится ко мне, осуществит мечты Иегошуа. Когда-нибудь. Но сейчас, Мириам, выбор за тобой. Лечи моих людей, или я начну отрубать мальчику пальцы.

Мириам взглянула на него, потом ее плечи поникли, и она кивнула:

– Положите их у двери. Я буду лечить их.

– Нет, в доме. Им лучше быть в тени.

Не дожидаясь ответа, Баннус отодвинул Юсефа в сторону и начал отдавать приказы. Бандиты спешились и стали заносить раненых в дом. Половицы заскрипели под тяжестью людей, и на головы Катона и Симеона посыпались пыль и песок. Взвизгнули дверные петли, и Катон внезапно сообразил, что кто-то вошел в ту комнату, где стояло ложе.

• Предыдущая
• 16/18
• Следующая