Единственная - Лоуренс Стефани - Страница 5

• Предыдущая
• 5/88
• Следующая

Но зато могла все отрицать. Или молчать, пока не найдет время все обдумать, проверить все собранные факты, как и собиралась сделать завтра.

Пенни взглянула на старые часы на полке над печью, стоически отмерявшие секунды и минуты. Начало второго.

– Я должна немного поспать.

– Пенни!

Она оттолкнула стул, но тут сделала ошибку, снова встретившись с ним глазами. Пламя свечи бросало отблески на его лицо, придавая ему какой-то дьявольский вид, который только подчеркивали упавшие на лоб черные локоны. Глаза, прикрытые тяжелыми веками, словно вычеканенный из камня подбородок, неброская красота губ, вылепленных каким-то демоном, чтобы склонять смертных женщин к греху…

Что же до тела с широкими квадратными плечами, стройным торсом и мускулистыми ногами… оно излучало нескрываемую силу, смягченную грацией, которой владели немногие мужчины. Узкие кисти с длинными пальцами… словом, идеал любой женщины.

И все же исходившая от него чувственность не представляла самой большой угрозы. Во всяком случае, не для нее. Чарлз знал Пенни, знал лучше всех в мире. И у него одного был козырь, который он мог перед ней выложить, – оружие, гарантировавшее ее покорность.

И сейчас, под его мрачным взглядом, Пенни без труда представила, какой была его жизнь последние тринадцать лет. Он мог не говорить, что все эти годы был один, что никого не подпускал близко, что убивал и способен убить снова, даже голыми руками. Для этого у него имеются не только силы, но и мужество и убежденность в своей правоте.

Чарлз никогда не назвал ее Пенелопой, разве что в официальных случаях. В неофициальных она была Пенни. Наедине он часто дразнил ее различными прозвищами, и одно из них было Петарда. Когда речь шла о делах материальных, он всегда оказывался победителем. Но сейчас речь шла не о делах материальных, а тут он далеко не всегда побеждал. Ничего, в прошлом она умела справиться с ним и сумеет сделать это снова.

Не отводя от него глаз, она встала.

– Я пока ничего не могу сказать тебе… мне нужно подумать.

Обойдя вокруг стола, она неспешно двинулась к двери. Для этого ей пришлось пройти мимо него.

Как раз в этот момент он пошевелился. Она почувствовала, как напряглись его мышцы. Но он не поднялся.

Пенни добралась до двери и тихо вздохнула.

– Моп ange…[2]

Она замерла. Так он назвал ее только однажды. В голове звучала невысказанная, но безошибочная угроза.

Пенни выждала мгновение… но, ничего больше не услышав, обернулась. Он не двигался. И смотрел на свечу. И даже не обернулся к ней.

Не мог посмотреть ей в лицо…

Узел, стянувший внутренности, распустился; волнение куда-то ушло.

Она улыбнулась. Мягко. Зная, что он все равно не увидит.

– Не старайся. Смысла не имеет. Я знаю тебя, помнишь? Ты не тот человек, который станет шантажировать женщину… – И поколебавшись еще секунду, тихо сказала: – Спокойной ночи.

Он не ответил. Не дрогнул.

Пенни открыла дверь и ступила в коридор.

Чарлз прислушался к удалявшимся шагам, гадая, какая злая судьба заставила его столкнуться с подобными обстоятельствами. Не тот человек? Много она знает! Он был именно таким человеком… вот уже больше десяти лет.

Она уже в холле!

Чарлз тяжело вздохнул. Ей известна какая-то часть загадки, причем не столь уж маленькая. Притом она достаточно умна, чтобы тревожиться из-за какой-то мелочи, на которую случайно наткнулась. Но…

– Дьявол!

Оттолкнувшись от стола, он встал и вернулся в библиотеку. Там позвал собак и пошел прогуляться на укрепления.

Пусть морской ветер выдует из головы тяжелые мысли и воспоминания. Не нужно, чтобы они затуманили сознание и мешали мыслить связно, особенно сейчас.

Укрепления представляли собой земляные валы, окружавшие сады Эбби в южном направлении. С их широкой, поросшей травой вершины открывался вид на дельту Фауи. В ясный день можно было видеть море, переливавшееся, искрившееся под солнцем.

Он продолжал идти, думая о самых обычных вещах вроде волкодавов, резвившихся у его ног, отбегавших обнюхать следы, но всегда возвращавшихся к хозяину. Он получил первую пару собак всего в восемь лет. Псы умерли от старости, еще до того, как он вступил в гвардию. Когда два года назад, после ссылки Наполеона на остров Эльба, он вернулся домой, первым делом раздобыл себе Кассия и Брута. Но когда Наполеон сбежал, вновь вернулся к своему делу, оставив волкодавов на попечение Лидии.

Несмотря на всю заботу Лидии, к ее явной досаде, собаки при первом же появлении хозяина бросились к нему и больше не отходили.

– Подобное тянется к подобному, – пояснил он. Она презрительно шмыгнула носом и ушла, но все же по-прежнему украдкой совала им лакомства.

Что же делать с Пенни?

Вопрос внезапно всплыл в мозгу, вытеснив все остальные мысли.

Чарлз остановился, закинул голову и наполнил легкие холодным соленым воздухом. Закрыл глаза и вспомнил все, что знал о Пенни.

Когда он вернулся домой, мать первым делом сообщила новости о соседях и, в частности, упомянула о том, что Пенни по-прежнему не замужем. У нее состоялось четыре весьма успешных лондонских сезона, она родилась дочерью графа, имела прекрасное приданое, и если не считалась бриллиантом чистой воды, все же была более чем просто хорошенькой, поскольку природа наделила ее точеными чертами лица, идеальной кожей и глазами цвета грозовых туч. Ее единственным серьезным недостатком можно было назвать рост: Пенни была всего на полголовы ниже Чарлза, то есть чуть выше или вровень с большинством мужчин из общества. И она была… не столько тощей, сколько тонкой и гибкой, как тростинка, с длинными руками и ногами и изящными изгибами, словом, ничем не походила на пухленьких полногрудых красавиц, бывших тогда в моде.

Необходимо также упомянуть о таких совершенно неуместных в женщине качествах, как острый ум и не менее острый язык. Впрочем, ни то ни другое его не волновало, он предпочитал подобных собеседниц. К сожалению, не многие мужчины разделяли его мнение. Большинство вряд ли примирились бы с такими свойствами жены, сочли бы это угрозой своему семейному счастью, хотя сам он так не думал.

Пенни всегда словно бросала ему вызов, и он ценил и восхищался этими почти непрерывными поединками характеров и ума. Взять хотя бы тот, в который он сейчас ввязался: несмотря на серьезность ситуации, в душе что-то дрогнуло. Откуда-то нахлынули воспоминания о былых отношениях. И вместе с тем он ощущал нечто вроде счастья оттого, что она снова рядом.

Если верить матери, Пенни получала десятки предложений от самых завидных холостяков, но отказала всем. Когда родные стали допытываться о причине, она ответила, что ни один не вызывает в ней и искорки энтузиазма. Очевидно, она счастливо жила последние семь лет в своем корнуолльском доме, где вела хозяйство.

Она была единственным отпрыском усопшего графа Уоллингема от первого брака: мать умерла, когда девочке не исполнилось и двух лет. Отец снова женился, и от второй жены, Элайны, крестной Чарлза, на свет появились сын и три дочери. Элайна приняла Пенни под свое крылышко. Постепенно они становились не столько матерью и дочерью, сколько близкими подругами.

Пять лет назад граф умер, и титул достался Гренвиллу, сводному брату Пенни. Единственный мужчина в окружении любящей матери и четырех сестер, Гренвилл вырос донельзя избалованным и вечно попадал из одной переделки в другую, поскольку заботился лишь об удовлетворении собственных капризов, не думая при этом об окружающих.

В последний раз он встретил Гренвилла, когда вернулся домой в четырнадцатом году. Тот показался Чарлзу бесшабашным и необузданным. А потом было Ватерлоо. Подогретый всеобщей патриотической лихорадкой, Гренвилл остался глух к мольбам матери и сестер и вступил в армию. Бедняга навеки остался на залитой кровью равнине.

Титул и поместье перешли к дальнему родственнику, маркизу Эмберли, уже немолодому джентльмену, заверившему Элайну и ее дочерей, что те могут, как прежде, оставаться в Уоллингем-Холле. Эмберли дружил с отцом Пенни и был опекуном Гренвилла, до самого совершеннолетия последнего.

• Предыдущая
• 5/88
• Следующая