Вспомни лето - Лоуэлл Элизабет - Страница 41
- Предыдущая
- 41/52
- Следующая
Стиснув зубы, Рейн глубоко вздохнула. Она трудилась всю свою жизнь, чтобы подойти к этому моменту.
Она должна выступить на Играх с полной самоотдачей.
Повернув в тот ряд, где был денник Дева, Рейн нашла жеребца взнузданным и оседланным. Он спокойно стоял, уткнувшись мордой в воротник Корда. Внезапно Рейн почувствовала такой подъем, как будто выиграла выездку, даже не ступая на выездной круг. Она пошла быстрее, шаг стал шире, а на лице появилась широкая улыбка.
Дев почувствовал ее запах и поднял голову. Корд оглянулся и протянул Рейн руку. Он не сказал, где был и зачем.
А Рейн не стала спрашивать.
– Какая ты элегантная. – Он оглядел ее стройную фигуру с головы до ног. – Тебя дисквалифицируют, если я обниму тебя?
Вместо ответа она обняла его крепко-крепко. Он жадно прильнул к ней и очень тихо сказал:
– Блю и все остальные наблюдают в бинокль из безопасного места.
Она кивнула и прижалась теснее.
– Я рада, что ты увидишь меня на Олимпийских играх, – прошептала она и откинула голову, чтобы увидеть его горящие глаза. – Спасибо.
– Не за что, любовь моя. Но я не всегда выбираю, что мне делать.
– Я понимаю.
Когда Корд подсадил ее в седло, она улыбнулась, глядя на него сверху вниз, и дотронулась рукой до его щеки, ощущая жесткость щетины на загорелой коже.
– Спасибо, что оседлал Дева.
– За твою улыбку я бы оседлал самого дьявола. – Он поцеловал ее ладонь и отступил.
Он шел рядом с Девом туда, где собирались конники, готовые соперничать в выездке. На этом тренировочном манеже они разогревали животных.
Корд ждал, спокойно наблюдая за людской толпой, а Рейн вывела Дева на манеж, размяла и начала с ним работать. Несмотря на нетерпение жеребца, которому хотелось попрыгать и побегать, она тренировала его до тех пор, пока он не был готов. Теперь он стоял и легонько покусывал удила.
Корд понимал, какого навыка и какой дисциплины требует выездка от наездника и от лошади. Особенно теперь, когда Дев полностью отдохнул.
Как только объявили, что Рейн следующая, она натянула белые перчатки, направила Дева и выехала с манежа на круг.
Корд молча наблюдал за ней. Он мог окликнуть ее, пожелать удачи или произнести что-то тривиальное, но не сделал этого, не желая отвлекать от предстоящего испытания.
Подав быстрый, почти невидимый сигнал Торну, Корд отошел туда, откуда ему хорошо будет видно ожидающих соперников, сам круг и зрителей. Он дернул молнию на куртке, но не стал расстегивать до конца. Сегодня он был в другой куртке, более темной и более свободной. Под ней был спрятан маленький смертоносный автомат, который он взял с собой в дополнение к неизменному пистолету.
Час назад Корд получил новое сообщение: Барракуда уже в пути. Возможно, он двигался на юг, в Сан-Диего, где на поле для гольфа были сооружены препятствия, с помощью которых будет проверяться смелость наездников и их лошадей.
Эта весть не принесла Корду никакого облегчения. Барракуда мог развернуться и нанести удар там, где его меньше всего ждали.
Рейн стояла позади открытой трибуны в то время, как на табло вспыхивали результаты выступившего наездника.
Раздались сдержанные аплодисменты, которые давали понять, что швейцарский наездник катался вполне прилично.
Внутри у Рейн все похолодело от напряжения. Она перевела взгляд на флаги стран-участниц, реющие рядом с флагом, на котором изображено пять олимпийских колец.
На открытой трибуне бесновалась возбужденная толпа. Три судьи сидели под тентом в конце недавно посыпанного песком манежа.
Рейн услышала, как громкий голос произнес в микрофон ее имя и страну. Она глубоко вздохнула, дала сигнал Деву и выехала на первое испытание олимпийского троеборья.
В эту минуту ее напряжение спало. Сосредоточенная, ориентированная на успех, Рейн выехала на круг. Она остановила Дева перед судьями, поприветствовала их, а потом начала выполнять упражнения выездки, которые обязан продемонстрировать каждый конник-олимпиец.
В течение семи минут тридцати секунд судьи будут пристально наблюдать за лошадью и наездником. Главное, что им надо продемонстрировать, – это доверие между наездником и лошадью. Рейн должна грациозно держаться в седле и никоим образом не показывать, что руководит своей лошадью.
С лошадьми, которые были обучены и разводились только для выездки, требовалась мягкость. А лошади для соревнований должны обладать здоровой агрессией и бойцовскими качествами, которые не покинут животное независимо от того, какое препятствие впереди или насколько сильно оно устало.
Поэтому Дев, обладающий взрывной энергией, протестовал против цивилизованной семиминутной прогулки, которая должна была перейти в медленную рысь, медленный галоп и быструю ходьбу, затем в галоп и так далее. Жеребец недовольно крутил головой, кусал удила, постоянно дергал узду, словно проверял терпение своего наездника. В течение семи с половиной минут Рейн и Ватерлоо Девлина сражались за удила.
Для Рейн это было серьезным испытанием. Минуты тянулись нескончаемо, а внутренние часы непрерывно отсчитывали секунды. Она не слышала шума толпы, не замечала .ветерка, который шевелил полотнища флагов. Она не чувствовала пота, который катился у нее по спине от усилий, которые требовались, чтобы удержать жеребца на линии.
Дев никогда не отказывался выполнять требования наездника, но порой бывал неспокойным и непокорным, и это не могли одобрить судьи. В такие моменты нужно было применить силу, но сделать это очень незаметно.
С другой стороны, мощный жеребец казался послушным в руках Рейн. Кроме того, она сама, стройная, длинноногая, изящная, являла контраст огромному Деву.
Складывалось обманчивое впечатление, что Дев работает сам, а не потому, что им управляют.
С безмятежным выражением лица и стальной хваткой на уздечке Рейн дала Деву последний сигнал – двигаться к судьям. Она приостановила жеребца и заставила стоять смирно, натянув уздечку и сдавив ногами бока Дева. Потом отсалютовала судьям и закончила, самое длинное выступление в своей жизни.
Внешне совершенно спокойная, она ждала, пока ее цифры не загорятся на экране. Она смотрела только на штрафные очки, которые были выставлены судьями: 33, 40, 23.
Не дрогнув ни одним мускулом, она направила Дева с круга. Считая, что в среднем в троеборье лошадь набирает пятьдесят штрафных на каждого судью, они с Девом поработали очень неплохо. Рейн тихонько вскрикнула от радости.
Зрителям очень понравилась яркая красота Дева. Они приветствовали огромного жеребца, как если бы он сделал свое дело безупречно. Дев выехал за пределы круга, дергая за уздечку что было сил. Теперь он хотел совершить хороший пробег.
– Да получишь ты свое, красный дьявол, – бормотала Рейн, направляя Дева к открытой арене в стороне от выступающих лошадей, – прежде чем мы отправим тебя на ранчо Санта-Фе и ты пустишься по пересеченной местности. Там ты оттянешься на все сто.
Дев лез из кожи вон, чтобы освободиться от узды, которую крепко сжимала его хозяйка. На плечах и на крутых боках жеребца выступила пена, а он, пританцовывая, направлялся туда, откуда ему разрешат бежать так, как ему хочется.
Корд ждал в воротах. Он открыл их, пропуская нетерпеливого жеребца внутрь.
– Это был выезд мирового класса, – сказал он восхищенно. – Дев – самый лучший.
– Он собирается получить свою награду прямо сейчас, – мрачно произнесла Рейн.
Она поглубже уселась в плоское седло, поскольку Дев мотал головой, закусив удила. Она дала ему послабление и отпустила уздечку.
Дев пустился в полный галоп, не переставая сражаться с уздечкой на каждом дюйме своего пути.
Корд с неприкрытым восхищением наблюдал за ним некоторое время. На лице Рейн сияла радость. Корд помнил, что ее жизнь полностью зависит от доверия между ней и переменчивым, своенравным гнедым жеребцом.
Мысль о дистанции по пересеченной местности заставила похолодеть Корда.
- Предыдущая
- 41/52
- Следующая