Поход в Страну Каоба - Травен Бруно - Страница 52

• Предыдущая
• 52/58
• Следующая

Воины, которые отправлялись в страну красного дерева, для того чтобы открыть ему путь в цивилизованные страны, где оно, словно по волшебству, превращалось в деньги, были самыми скромными и самыми нетребовательными из всех воинов, когда-либо живших на земле. Да, они были самыми нетребовательными, но вместе с тем, быть может, и самыми храбрыми. Воевали они не ради славы, не ради орденов и не ради отечества, но тем не менее они проливали кровь, терпели лишения, погибали, а если оставались в живых, продолжали вести борьбу в условиях худших, нежели солдаты Ганнибала.

В их котелках утром и вечером варилось одно и то же: черные бобы да стручки красного и зеленого перца. Это и был весь их рацион, если не считать немного жидкого черного кофе с кусочком тростникового сахара. И так день за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем, а если пеону удавалось выжить, то и год за годом. По праздникам они иногда получали немного жареного риса с красным перцем, и уж совсем редко им перепадал тонкий ломтик вяленого мяса, жесткого, как кожаный ремень. Для них не существовало ни воскресений, ни праздников, а на единственном празднике, который им устраивали, — на фиесте, плясала только плеть капатаса. В этот «праздник» каждый из пеонов получал от пятидесяти до двухсот пятидесяти ударов плетью, в зависимости от того, сколько ему было записано за различные провинности.

Ни один солдат ни в одной армии, ни в старое время, ни в новое, не тащил на своей спине такого тяжелого мешка, как эти бесславные воины. Они шли без музыки, без барабанного боя, без свиста флейты, без песен, а за ними следом летели целые тучи москитов, ядовитых мух и слепней. Их жалили осы, клещи впивались им в кожу. Они шагали без сапог по каменным тропам и топким болотам, они переходили вброд реки и продирались сквозь колючие кустарники, карабкались вверх по отвесным скалам и спускались в глубокие ущелья. День за днем, от восхода до заката, одна только работа и дорога, дорога и работа, да еще постоянная изнуряющая жара, которая особенно тяжела в темно-зеленой влажной духоте джунглей. А когда отряд достигал наконец места привала, пеонов ждала новая работа.

Люди спали под открытым небом, даже когда хлестал тропический ливень или когда густой, холодный, сырой туман, от которого ломило кости, обволакивал землю.

Конечно, их начальники тоже ночевали не в спальных вагонах и не в роскошных, комфортабельных палатках, как это подобает боевым генералам. У них вообще не было никаких палаток.

Когда команда приходила на место ночлега, пеоны тут же сооружали для ладино касита — домик. Но этот «домик» не имел ничего общего с обычным домом, разве что название.

Индейцы углублялись в заросли и там с помощью мачете срубали несколько тоненьких стволов и нарезали охапку веток. Два ствола вбивали в землю на расстоянии примерно четырех метров друг от друга, причем сверху у них оставляли сучки, чтобы можно было укрепить третий поперечный ствол. К этому стволу прислоняли под определенным углом прутья, кое-где перевязывая их на скорую руку лианами. Получалась покатая стенка, которую покрывали пальмовыми листьями. Готовая касита напоминала односкатную крышу, поставленную прямо на земле. Да так оно, по существу, и было, как ни называй это сооружение. С трех сторон «домик» был совершенно открыт, и, если ветер дул, например, спереди, его заливал дождь, и спать в нем было ничуть не лучше, чем под открытым небом.

Разница между ладино и пеоном заключалась в том, что ладино все же спал в такой касита. И в этой своей привилегии ладино видел подтверждение того, что он и в самом деле цивилизованный человек и отличается от пеона, который спит где попало, не имея даже крыши над головой.

Конечно, можно было выложить «пол» касита листьями и травой, чтобы ладино спали на мягкой подстилке. Но этого никогда не делали. Каждый предпочитал спать на голой земле, завернувшись в свое одеяло, потому что в листве обитали скорпионы, ядовитые пауки, клещи, муравьи. И когда путнику снилось, будто он гуляет, держа в руке изящную полированную тросточку, то, проснувшись, он мог, к своему ужасу, увидеть при свете последних отблесков гаснущего костра, что сжимает в руке гладкую, скользкую змею, чаще всего ядовитую, но иногда, правда редко, безвредную.

Опытные ладино возили с собой гамаки и спали в них. Это безопасней, чем спать на земле. Но человек, который не спит постоянно в гамаке, долго не может привыкнуть к нему и поэтому совсем не отдыхает ночью.

В тех местах и до сих пор бытует рассказ о том, как один исследователь джунглей, приехавший то ли из США, то ли из Европы, путешествовал со спальным мешком. Да, рассказчик всегда божился, что у этого ученого был спальный мешок. И все шло неплохо, хотя по ночам он лежал словно в парилке. Но вот однажды к нему в мешок забрались два скорпиона. И, пока ему удалось выбраться из мешка, прошло столько времени, что он успел навсегда возненавидеть все спальные мешки. После этого происшествия ученый поторопился вернуться в свой университет и на обратном пути спал только в «домике», из которого выскочить легче, чем из спального мешка, если вдруг обнаружишь скорпиона или тарантула величиной с кулак.

В этот вечер дон Габриэль был безутешен. У костра он все сетовал на свою жестокую судьбу — ни о чем другом говорить он не мог.

Один из завербованных пеонов, купленный им на финке, отстал от своих товарищей. Он шел по краю тропы, стараясь обойти мула и догнать свою группу. Как раз в тот момент, когда парень поравнялся с мулом, скала обломилась под ногами животного. Тяжело навьюченный мул не смог удержать равновесие и рухнул прямо на парня, придавив ему грудь. Головной ремень, на котором держался тюк индейца, сполз ему на шею и сдавил горло. Тюк был очень тяжел, и, как парень ни вертелся, стараясь нащупать какой-нибудь куст, чтобы за него удержаться, он все же сорвался со скалы. Несколько пеонов тут же спустились в пропасть на розыски, но нашли его уже мертвым. Они закопали его на том самом месте, где нашли.

Дон Габриэль ехал в начале колонны. Он всегда старался ехать с головной группой, по возможности — впереди всех. Ему казалось, что благодаря этому он лучше запоминает дорогу. Дон Габриэль узнал о происшествии лишь после обеда, когда вся колонна прибыла на место привала. Он тут же вытащил свою записную книжку, подсчитал что-то и сказал:

— Сто восемьдесят песо выбросил псу под хвост.

Вполне понятно, что от расстройства дон Габриэль даже забыл прочитать молитву за упокой души погибшего. Остальные кабальеро тоже не стали себя этим утруждать, и бедному индейцу пришлось лежать неотпетым в земле господа бога.

Имя погибшего пеона дон Габриэль зачеркнул в своей книжке раз двадцать, не меньше. Делал он это машинально.

— Чистый обман, — повторил он несколько раз. — Подумать только — сто восемьдесят песо! И зачем это я ему выдал еще аванс в Хукуцине! Вот так тебя и обводят вокруг пальца! Нет, что ни говорите, дон Албан, у вас нет таких забот, как у нас, вербовщиков. В вашем деле куда меньше риска.

Вдруг дон Габриэль встрепенулся. Он подозвал одного из индейцев, хоронивших погибшего, и спросил его с надеждой в голосе:

— Может быть, он не умер? Уж не закопали ли вы человека живьем?

— Да что вы, патронсито! Он был мертв, так мертв, что мы не смогли найти половину его головы. Мы ее искали, искали, хотели тоже закопать, да так и не нашли.

— Вот видите, — сказал дон Габриэль, — что с вами может приключиться дорогой, если не будете глядеть в оба!

Андреу сидел на бревне, шагах в ста от лагеря, и курил. Время от времени он поворачивал голову и глядел в зеленую даль джунглей, и тогда он видел, как Селсо, словно тень, мелькает между деревьями. Можно было подумать, что Селсо гонится за каким-то зверем. Андреу еще раз поглядел в том направлении, в котором двигался Селсо, и вдруг увидел Эль Камарона. Тот, казалось, не знал, что кто-то следует за ним по пятам. Андреу встал, вернулся в лагерь и уселся у своего костра.

• Предыдущая
• 52/58
• Следующая