Поход в Страну Каоба - Травен Бруно - Страница 53

• Предыдущая
• 53/58
• Следующая

Сумерки быстро сгущались.

Некоторое время спустя появился Селсо и как ни в чем не бывало тоже уселся у костра. Он поставил на огонь бобы и кофе и помешал угли.

— Что-то я сегодня весь день не видел Эль Камарона, — сказал Андреу.

— Ты его так любишь, что и дня без него прожить не можешь? — ворчливо спросил Селсо. — Да ведь он теперь едет в хвосте, а мы с тобой идем в первой группе. И вообще, какое нам дело до этой паршивой собаки, до этого койота!

У костра сидели Паулино, Сантьяго и еще два других индейца.

Паулино переспросил:

— Какое нам дело до Эль Камарона? Увы, нам есть до него дело, можешь мне поверить. Вот дойдем до монтерии, и ты на собственной шкуре убедишься, что нам есть до него дело. Скажу вам прямо: если бы только я мог, я пристрелил бы этого подлеца, как бешеную собаку. Да, я сделал бы это, клянусь святой девой! Но у меня духу не хватит. Вот разве что выпить сперва бутылку агуардиенте… Я пристукнул бы его самой что ни на есть обыкновенной дубинкой.

— Быть может, он свалится в озеро Санта-Клара, — сказал Селсо, — тогда мы от него избавимся.

— С чего это он упадет в озеро, скажи на милость? — возразил Паулино.

— Эх, Андручо, — вмешался в разговор Сантьяго, — будь у нас здесь наши повозки, дни его были бы сочтены!

— По мне, делайте что хотите, — сказал Андреу, — но лучше оставьте его в покое. Быть может, в один прекрасный день он сам повесится.

— Да, ты прав, — заметил Селсо. — Не стоит его трогать. У него и так от страха душа в пятки ушла. Ему все кажется, что его преследует Эль Сорро за то, что он прикарманил его деньги и кольцо. Говорю тебе, он себя не помнит от страха.

— Кто это взял мою соль, черт подери? — спросил Паулино.

— Да чего ты орешь из-за щепотки соли? — ответил Сантьяго. — Вот твоя соль, подавись ею!

— Полчаса назад я видел, как Эль Камарон углубился в джунгли. Быть может, он искал дерево, чтобы повеситься. Но я думаю, он слишком большой трус, чтобы самому повеситься. Кто-нибудь должен ему подсобить в этом деле, не то он сорвется. А как только он повесится, он попадет в ад. Там его встретит Эль Сорро и покажет ему, где раки зимуют, за то, что он взял его деньги и бриллиантовое кольцо.

— Да кольцо вовсе не бриллиантовое!

— А я говорю — бриллиантовое! — подтвердил Паулино, вмешиваясь в разговор.

— Да что ты мне рассказываешь! Думаешь, я не могу отличить бриллианта от стекла? Да я, может, передержал в руках столько бриллиантов, что тебе и не сосчитать! Тебе, поди-ка, вообще ни разу в жизни не довелось видеть ни одного бриллианта? Ну, отвечай! Или, может, у вас их козы и овцы носят? Умора!

— Да что вы ссоритесь из-за бриллианта, да еще чужого! — сказал Андреу. — Может, это бриллиант, может — рубин, а может, просто камешек. Нам-то какая разница?

— Андручо прав: это не бриллиант, это голубой топаз.

— Да это просто кусочек самого обыкновенного стекла, и, конечно, золото на кольце тоже поддельное, — сказал молодой индеец, по имени Отилио, который сидел у костра вместе с четырьмя товарищами, лишь изредка вставляя слово в их разговор.

— Ты все знаешь лучше всех! — с издевкой ответил Сантьяго. — А я вот тебе говорю, что это кольцо настоящее и что стоит оно не меньше ста песо. Ведь этот мошенник его не купил, а снял с руки одного испанского торговца, которого убил вблизи Копаинала, чтобы ограбить.

— Эй, Паулино, принеси-ка дровишек, а то костер гаснет, — сказал Селсо. — Эти проклятые бобы, видно, сегодня не сварятся, и завтра с утра нам нечего будет жрать. Да здесь можно подохнуть с голоду, и никому на свете нет до этого дела! Ну, чего ты расселся? Тащи скорей дрова!

— Сам тащи дрова, — огрызнулся Паулино, — я тебе не слуга!

— А ну, бегом, не то дам тебе по роже! — крикнул Селсо и схватился за ветку.

— Что? Ты дашь мне по роже? — рассвирепел Паулино.

— Да ладно, сиди, ленивая скотина, — вмешался в спор Андреу, — я принесу дрова. Сами они сюда не придут. А раз Селсо готовит нам жратву, он не может в то же время собирать дрова.

— Пошли вместе, — сказал Паулино примирительным тоном. — Почему бы мне не пойти за дровами? Но я не потерплю, чтобы этот мальчишка мной командовал! Он не губернатор, а такой же батрак, как и я!

В этот вечер они засиделись у костра. Стоило им начать разговор — и они болтали всю ночь напролет.

Утром, еще до рассвета, опять разожгли костры. Нужно было сварить кофе и разогреть на завтрак бобы, которые обычно оставляли с вечера, чтобы поесть перед уходом.

Кабальеро тоже выползли из своих касита и уселись у костра. Его обычно разжигали прислуживающие им пеоны прямо перед «домиком», чтобы в нем было хоть немного теплее спать и чтобы кабальеро могли ночью греть ноги о тлеющие угли. Кроме того, огонь был надежной защитой от ягуаров, которые в темноте всегда подкрадывались к лагерю — их манил запах мяса и мулов.

Придя на место ночлега, пеоны отпускали мулов на свободу, чтобы те выбрали себе по вкусу пастбище и место для спанья. За ночь мулы ложились три-четыре раза, но редко больше чем на полчаса. Затем они вскакивали, отряхивались и громко фыркали. Ночью мулы и лошади держались стадом, и это служило им защитой от ягуаров. Ягуары нападали только на тех животных, которые заблудились или отстали. Но чаще всего жертвой ягуаров и пум оказывались ослабевшие или захромавшие животные.

Тропу, ведущую к месту привала, погонщики заваливали колючим кустарником, а некоторые даже сами располагались на ночлег у этих своеобразных ворот. Тропа была так узка, а заросли вокруг так густы, что уйти мулы никуда не могли. Дорога, по которой пришел сюда караван и которую они знали, была для них закрыта. А вперед, по незнакомой тропе, они редко уходили дальше чем на два километра.

На этом привале, как, впрочем, и на большинстве других, не было нужды баррикадировать тропу — за лагерем текла река. Даже если бы мост не успел обвалиться, ни одно животное не решилось бы ночью пуститься в обратный путь — переправиться через реку было слишком трудно. Лагерь разбивали обычно у самой реки, чтобы не ходить далеко за водой.

Собрать утром разбредшихся мулов и лошадей было тяжелой работой. Справиться с ней быстро могли только самые опытные погонщики, у которых появилось своего рода чутье, помогавшее им находить животных в джунглях даже в темноте.

Мулы-ветераны сами возвращались в лагерь еще до рассвета: они знали, что там их ждет маис. Маис давали лишь раз в день, а для лошадей и мулов маис то же самое, что жаркое для человека. Мул, который утром не возвратится вовремя, выйдет в путь с пустым брюхом.

Дорога не всегда идет по густым зарослям, порой попадаются участки, где деревья и кусты растут на некотором расстоянии друг от друга. Поэтому нередко случается, что ночью мулы покидают тропу и углубляются в джунгли на несколько километров. Утром на их поиски уходит так много времени, что погонщики часто не успевают позавтракать перед выходом, и они впервые едят уже вечером, когда попадают на место новой ночевки.

Зябко поеживаясь и кутаясь с головой в одеяла, кабальеро выползали из-под своей крыши. Ранним утром в джунглях всегда бывает дьявольски холодно. Именно потому, что человек приспособился к тропической жаре, он оказывается особенно чувствительным к утренней прохладе.

Кабальеро, боясь растратить тепло, накопленное во время сна, скрючившись, ползком добирались до пылающего костра.

Кофе был уже готов. Грея руки о горячие эмалированные кружки и причмокивая от удовольствия, глотали они горячий кофе.

Когда кабальеро выпивали кофе, появлялись их слуги с плошками, наполненными свежей водой. Индейцы лили воду своим хозяевам на руки. Кабальеро ополаскивали руки, протирали глаза и отряхивались. Затем они вытирали руки тем самым полотенцем, которым ночью обматывали голову, боясь, что насекомые заползут им во время сна в уши или за шиворот.

• Предыдущая
• 53/58
• Следующая