Возвращение графа - Лэйтон Эдит - Страница 13

• Предыдущая
• 13/54
• Следующая

Она была потрясена.

– Это они, да? – продолжил Кристиан. – И опять-таки я их не виню. Но вы меня удивляете. Так разительно перемениться за одну ночь... До сих пор у нас не было случая поговорить. Теперь есть. Что вы хотите узнать? Как мне завоевать ваше доверие? – Он внимательно посмотрел на нее. – Джулиана, – сказал он мягче и бросил цветок на землю, – не беспокойтесь. То, что вы думаете, не будет иметь значения на суде. Это несправедливо, но таков мир. Во-первых, потому что закон – это мужские игры и показания женщины всегда вызывают подозрение. Мужчины не доверяют женщинам из-за ваших более тонких эмоций, а слабое сердце – то же, что слабая голова.

Он поморщился.

– Как будто Елизавета не была более мудрым и жестким монархом, чем мужчины до нее! Я мог бы рассказать вам о женщинах, с которыми был знаком. Но не буду. – Он улыбнулся. – Они были храбрые и дерзкие, вам это трудно представить. – Он вздохнул. – Многие мужчины полагают, что соблазнить женщину легко. Но будь это так, разве мир наводнили бы проститутки? Отпала бы необходимость в такой профессии. Ох! – Он нахмурился. – Это слово не для утонченной компании. Простите. Я не привык к утонченной компании. Какое слово следует употребить в разговоре с дамой?

– Такого слова нет, – сказала она, гадая, всерьез ли он это говорит. Есть такая вещь, как врожденные манеры, а изгнанники живут на той же планете, что и все. Но Кристиану, вспомнила она, всегда было присуще озорное остроумие. В сердце затеплилась надежда.

– Ладно, запомню, – сказал он. – Неназванная профессия. Или женское занятие, о котором мужчины не должны упоминать при женщинах. Странно, не так ли? Ну да ладно, полагаю, я к этому привыкну. Придется. Еще раз простите.

– А как их называли там, откуда вы приехали? Впрочем, это не важно. – Она старалась быть серьезной, и это вызвало у него улыбку.

– Я бы сказал, но это еще хуже. Итак, я говорил про женщин и закон. Можете не тревожиться о своих показаниях. Что еще важнее – если что-то не изложено на бумаге, то все равно, кто сказал, мужчина или женщина. Слова можно оспорить, опровергнуть, в конечном счете, они ничего не значат. Поймите, что бы вы ни думали обо мне, это не отразится на моей судьбе. Разумеется, если вы не уличите меня во лжи, которую можно доказать. Но это вряд ли возможно, верно?

Она с недоумением смотрела на него.

– Ведь у вас нет моих писем, – сказал он.

– Нет, хотя он вам писал. Вы так и не ответили.

– Он мне писал?

Она кивнула.

– Потом. Когда узнал, что вы... – Ей было трудно произнести это слово. Она никогда не встречалась с преступниками. Слово «тюрьма» казалось ей более оскорбительным, чем «проститутка». Но замены она не нашла. – Когда вы были в Ньюгейтской тюрьме, – быстро продолжила она, – он вам написал. Вы не ответили.

– Я ни разу не получал писем. Но меня это не удивляет. – Он расправил плечи. – Что ж, раз у вас больше нет вопросов, спрошу я. Что случилось с Джоном? Расскажите, пожалуйста. Если это не слишком болезненно для вас. Я пойму.

– О нет, мне важно поговорить о нем. Он умер, но не исчез из людской памяти. Во всяком случае, я этого не хочу; его нет, но я хочу, чтобы люди знали, каким он был.

Она посмотрела на него. Солнце позолотило глаза, изучавшие его лицо; она вдруг стала очень серьезной.

– Я не знаю, тот ли вы, за кого себя выдаете. Не хочу быть дурой.

– Я вас не виню. Расскажите мне о Джоне, потом я расскажу о себе. А потом можете попытаться изловить меня и в капкане доставить своей обожаемой кузине.

Она поморщилась.

– Джулиана, – ласково произнес он. – Я помню вас ребенком, вы меня – мальчиком, мы оба уже не те. Я уже убедил вас: что бы вы ни решили, это не повлияет на мою судьбу. Но возможно, я расскажу вам нечто такое, от чего вам станет легче в моем обществе. Джон был моим лучшим другом, а вы – его сестрой. Я обнаружил, что сестренка – такое же удовольствие, как чума, по крайней мере, вы были такой. – Он улыбнулся. – Не всегда все было чудесно, особенно когда мы хотели улизнуть, но приходилось тащить вас с собой. А вы вопили, как ирландское привидение. И добивались своего. Надеюсь, сейчас вы изменились, – добавил он.

Ее снова согрело тепло, которое она почувствовала вчера вечером.

– Но вы были забавной. Вас было легко дразнить, а мальчишки это любят. И вы замечательно влияли на мою самооценку, потому что хотели быть с нами каждую минуту. У меня не было матери, я был единственным ребенком. Джон и вы стали моей второй семьей. Потом жизнь внезапно изменилась. Друзья и родственники отказались от нас с отцом. Англия нас вышвырнула. Это был шок. Но нам повезло, потому что в противном случае нас бы убили.

Джулиана удивилась, что он может об этом спокойно говорить.

– Долгое время я старался не думать об Англии и вообще о прежних временах. Потом услышал о наследстве. Когда я преодолел удивление – и мгновенную реакцию швырнуть все им в лицо, – я поехал. Теперь, когда я вернулся, я хочу большего, чем титул и имение. Я хочу разузнать все до мельчайших деталей о своей прежней жизни.

Не сознавая, что делает, она протянула к нему руку, но тут же отдернула. Нельзя пытаться стереть с лица незнакомца эти складки боли. Но через секунду они исчезли, и он посмотрел на нее с привычным, слегка насмешливым выражением. И с интересом.

Это ее расстроило. Только что он разговаривал как старый друг, а в следующее мгновение ей противостоял незнакомец, красивый и опасный.

Он прав, надо задавать вопросы. Она вскинула голову:

– У меня есть вопрос.

– Да?

– Вы были в тюрьме, потом вас послали в Халкс. А оттуда в Новый Южный Уэльс, где посадили в другую тюрьму. Это было ужасно, но ничто на это не указывает. То есть на вас должны были остаться следы. – Она смущенно замолкла. Это был интимный вопрос, и она стыдилась, что задала его.

Но он нисколько не смутился.

– У меня есть шрамы. Но меня защищал отец, а также товарищи по несчастью, ведь я был совсем молодым. Я был бы счастлив показать вам свои шрамы, – весело добавил он, – но, как джентльмен, не могу этого сделать. Пока.

На лице у него расцвела улыбка. Кристиан обожал ее дразнить.

– Говорите, ведь у вас есть и другие вопросы.

– О, сотни! Но что я могу спросить? Как звали нашу собаку? Какое у Джона было любимое блюдо? Какая у меня была прическа? Боже, вопросов столько, что не знаю, что сказать.

Он промолчал. Она продолжала идти рядом с ним, но руки ее похолодели, и ей стало не по себе. Одно дело – гулять с красивым джентльменом, который может оказаться старым другом, и другое – обнаружить, что ты осталась практически одна на пустынной дороге с мужчиной, который был осужден, а теперь, если она поручится за него, получит огромное состояние, а если она отвергнет его притязания, начнет более жесткую игру.

– Скрубби, – сказал он. – Вашу собаку звали Скрубби. Это был терьер. Джон любил конфеты, а еще больше блины с повидлом, а вы... вы носили косички.

Она постаралась подавить бурную радость, и ей это удалось. Она обругала себя: плохие вопросы! Любой мог знать про Скрубби, собака везде за ними бегала, каждый мог видеть ее косички, и почти все мальчишки любят блины.

– А наш кузен Джером? – спросила она.

Он помолчал.

– Извините, его я не помню.

Она вспыхнула. Она выдумала этого кузена.

– О, – сказал он, посмотрев на нее. – Вы меня утопили?

Она помотала головой, подумав, что он прекрасно знает, что это не так.

– Ладно. Еще будут вопросы?

– Не знаю, о чем спрашивать, – сказала она, избегая его взгляда. Нет беды в том, чтобы изловить жулика, но она чувствовала себя преступницей хотя бы потому, что делала это плохо. Может, она его оскорбила? Однако на его лице не отразилось обиды. Но он умел скрывать свои чувства.

– Если что-нибудь придет в голову, спросите позже. А пока расскажите о Джоне. Почему он ушел в армию?

Она была счастлива сменить тему.

– Он не увлекался политикой, хотя, конечно, был против Наполеона. Но газеты читал и следил за событиями. Однажды в деревню приехали набирать рекрутов; он услышал музыку, увидел флаги, форму и после этого мог говорить только о войне. Родители пытались охладить его пыл, но потом взяли нас с собой в Лондон, Джон увидел войска перед дворцом, и удержать его уже было нельзя. Он не успокоился, пока не купил себе форму. Хотя отец был против, Джона ничто не могло сбить с пути, даже тычок в зубы. Вы же знаете Джона, – с жалобной улыбкой сказала она и спохватилась. – Я имею в виду...

• Предыдущая
• 13/54
• Следующая