Любовь феминистки - Лэм Шарлотта - Страница 27

• Предыдущая
• 27/29
• Следующая

— В темноте? — съехидничал Уилл. Зои свирепо посмотрела на него.

— Прекрати! В саду было полно людей, и вообще мы просто вышли подышать свежим воздухом.

— Ты что-то очень горячо реагируешь на Хэла. Я начинаю ревновать. Ты что-то скрываешь?

— Конечно, нет. — По крайней мере, что касается Хэла, ей скрывать нечего. К счастью, Уилл еще не додумался связать ее нервозность с кузеном Хэла. — На Хэла я реагирую как обычно. И вообще, ты будешь слушать? Этот сад ограждает высокая стена из красного кирпича, а шпалеры увиты розами. Многие из них еще цветут. Там так здорово, что я подумала, не снять ли в этом саду сцену Хэла с Линдой?

Пролистав сценарий, Уилл нашел сцену, о которой шла речь, и перечитал ее.

— Да, это хорошая идея — изменить фон; это всегда придает глубину фильму, но можем ли мы позволить себе это? Сколько этот парень хочет? Вот в чем вопрос.

— Хэл ничего не говорил о деньгах.

— Если его кузен — бизнесмен, его адвокаты заговорят об этом при составлении контракта. Стоит ли игра свеч?

— Посмотрим сначала, что он хочет, потом решим. Нам до этой сцены еще дней десять. — Зои посмотрела на часы. — О, Господи! Пора, Уилл!

Подъезжая в тот вечер к своему дому, она была как на иголках. Не признаваясь себе, Зои втайне ждала, что увидит автомобиль Коннела около дома. Но нигде не было ни малейших признаков его присутствия.

Первым делом она включила автоответчик. Два сообщения касались ее работы. Потом раздался голос Санчи:

— Что случилось? Почему ты убежала? Марк очень рассердился. Мы тебя привезли. Это дом его босса. Ты обидела Коннела, а Марк совсем не хочет, чтобы ты причиняла его боссу какие-нибудь неприятности. Может, соблаговолишь позвонить и объяснить, что случилось?

Ну уж нет! Не собирается она ничего объяснять Санче.

Автоответчик затрещал, и она услышала Филипа Кросса, который принялся за свои почти ежедневные жалобы на ее непомерные расходы:

— Вы снова превысили бюджет, Зои. Но мы же не Голливуд. Сцена праздника, модное платье… Кто занимается костюмами? Зачем вам модельерши? Зачем вы выписали их из Лондона? И слишком много расходов на транспорт. Надо сократить число машин…

Слушая вполуха, Зои ела жареного лосося, салат, фрукты. Если бы этот зануда оказался сейчас рядом с ней, она бы сказала ему все, что о нем думает.

Филип стонал почти все время, пока она ела. Когда Зои взяла стакан апельсинового сока, рука у нее задрожала: как раз в этот момент из автоответчика раздался голос Коннела. Далекий, почти перекрываемый шумом моря.

— Зои! Я должен уехать за границу, — коротко сообщил он, как будто разговаривал с одной из своих служащих! — Когда вернусь, не знаю. Увидимся.

Зои успела сесть прежде, чем у нее подкосились ноги.

Любовники не разговаривают так друг с другом. В его тоне не было и намека на какое-нибудь теплое чувство.

Она безразлична ему.

Это же ясно как божий день! Зои заподозрила это сразу, когда обнаружила, что Коннел ушел, не простившись, не оставив даже записки. Он переспал с ней и ушел, не оборачиваясь…

Злость и стыд охватили ее. Не в силах больше сидеть на месте, она бросилась убирать со стола, приводить в порядок кухню. Потом поднялась наверх и занялась работой.

Как ни странно, ночью Зои спала. Вероятно, потому, что не спала накануне и слишком переутомилась. Но ей снились сны. Она спешила за Коннелом, который то исчезал, то появлялся где-то впереди, а она никак не могла догнать его. Они проходили по комнатам, в которых она никогда не бывала. Коннел шел впереди, не оглядываясь. Зои звала его, но он не оборачивался. Она просыпалась, снова засыпала и видела все те же сны, полные боли от непереносимой утраты.

Когда она проснулась, подушка у нее была мокра от слез.

Неужели вот так и разбиваются сердца? Она никогда не верила, что сердце можно разбить. Она презирала тех, кто так думал. Сердца не разбиваются. Это всего лишь орган — работает себе и работает, как машина. Тук, тук, тук. Гонит кровь по жилам, давая людям жизнь, и не разбивается.

Но ее разбилось. Она делала все автоматически, совершенно не интересуясь тем, что делала. Ни сердце, ни мозг в этом не участвовали.

Всю оставшуюся часть недели Зои была занята только работой. О Коннеле ничего не было слышно, но адвокаты компании сообщили ей, что связались с его адвокатом и договорились о съемках в саду. Адвокат попросил только временный депозит на случай повреждений или каких-нибудь неожиданностей. Если съемочная группа будет вести себя безупречно, депозит возвратят. Адвокаты были довольны переговорами. Филип Кросс — тоже.

— Только удостоверьтесь лично, что никакого ущерба не причинено, а то нам предъявят иск! — ворчал его голос на ее автоответчике.

Хэл сказал ей, что Коннел отправился в Аргентину по делу.

— Небось, флиртует там с черноглазыми сеньоритами. Уж я-то его знаю!

Зои усмехнулась в ответ. Ревность сжигала ее, но она ничем себя не выдала. Только сердито сказала:

— Ради Бога, Хэл, не мог бы ты попробовать говорить так, будто ты живой человек, а не запись на автоответчике!

Хэл нахмурился. Это было его коронное выражение лица. Зои не удивилась бы, узнав, что он хмурится даже во сне. Его поклонницам это нравилось: свирепый взгляд, тяжелые сжатые челюсти, грубый мужской голос.

— Но я говорю те слова, которые у меня по сценарию!

Сладким голосом она заметила:

— Хэл, но роль надо не говорить, а играть? Я знаю, это трудно, но не мог бы ты попытаться, а, Хэл? Ты ведь учился в театральном колледже. Чему-нибудь тебя ведь там учили?

Все вокруг замерли.

Сказать такое Хэлу? Этого не ожидали даже от нее! Публично унизить одного из самых популярных актеров телевидения! У Хэла отвисла челюсть. Он тоже не мог поверить, что не ослышался.

— Начнем снова, — скомандовала Зои. — Все готовы? Уилл? Звук? Хэл, прекрати дуться.

— А ты прекрати ворчать, — пробормотал он так тихо, что услышала его только она.

— Что ты сказал?

— Ничего! — Он — впервые в жизни! — блестяще сыграл невинного человека, которого пытаются оклеветать. — Я просто репетирую, Она знала, что неуклюже пытается свалить все с больной головы на здоровую, но ничего не могла с собой поделать. Любовь, как зубная боль, не давала забыть о себе, отвлечься. Она жила где-то глубоко внутри ее существа и то и дело давала о себе знать.

С Зои это случилось впервые, и она не знала, что ей теперь делать. Как продолжать жить и улыбаться, когда хочется кричать? Как перестать жалеть себя, срываться по любому поводу? Она и не догадывалась раньше, что любовь может до такой степени подчинить себе человека…

В ту субботу она обедала с Санчей и Марком. Санча пробовала рецепты испанской кухни из поваренной книги, которую Марк купил ей. Обед начался с множества острых закусок. Здесь были и артишоки с приправой из уксуса, прованского масла и пряностей, и крошечные жареные рыбешки, и фаршированные анчоусами вареные яйца, и тунец в томатном соусе, и креветки. Но вершиной кулинарного искусства Санчи было блюдо, которое она называла «цыпленок по-андалузски», — куриная грудка, которую часа два тушили на медленном огне с кусочками бекона, томатом, красным перцем и тонкими ломтиками очень острых жареных сосисок.

— Chorizo al diablo, — сказал Марк. — Сосиски с пряностями.

Он учил испанский, потому что следующей весной они собирались пожить немного в Испании, и Марк хотел непременно объясняться с продавцами и официантами в ресторанах на их языке.

— Ммм… восхитительно, — сказала Зои, попробовав сосиски. — Я как-нибудь сделаю такие же. С ними ведь можно делать пиццу?

— Жаль, что ты не умеешь готовить, — поддразнил ее Марк.

— Я умею, но у меня нет времени, — холодно отозвалась она.

— И того, для кого готовить.

Санча почувствовала себя неловко. — Пойду принесу пудинг, — сказала она, собирая со стола грязную посуду.

Чтобы избежать колкостей Марка, Зои вышла с сестрой в кухню.

• Предыдущая
• 27/29
• Следующая