Стреляю на счет три - Байкалов Альберт - Страница 14
- Предыдущая
- 14/58
- Следующая
– Так давай быстрее! – поторопил Рязанов. – Пора в бригаду возвращаться.
Лена сухо попрощалась и, пряча взгляд, прошмыгнула мимо своего начальника.
– Ну а ты, лейтенант, – Рязанов покосился на солдат и подошел ближе, – как здоровье?
Несмотря на небольшую разницу в званиях, Вадим, да и большинство офицеров обращались к Рязанову из-за солидного возраста на «вы». Он был ровесником командира бригады. Капитан слыл неплохим специалистом. Но медиков, как известно, звездочками не балуют. К тому же Рязанов пришел в армию с «гражданки», когда его сверстники уже ходили капитанами.
– Скоро выпишут. – Вадим попытался пройти мимо, но Рязанов поймал его за локоть.
– Нехорошо.
– Почему? – не нашел ничего лучшего сказать Вадим и посмотрел начмеду в глаза. В них не было ехидства или злости.
– Она, если тебе известно, замужем.
– Знаю, – кивнул Вадим. – Расскажете Авдееву?
– Я не сумасшедший, – покачал головой доктор. – Чечня – не самое лучшее место для семейных разборок. Но мое молчание отнюдь не значит, что о ваших отношениях никто не узнает. В бригаде давно шепчутся.
– Да с чего? – растерялся Вадим. – Она сегодня первый раз со мной разговаривала наедине…
– М-да! – Рязанов качнулся с пяток на носки. – Клиника… Лечить вас обоих надо. Ремнем…
В палату Вадим вернулся со смешанным чувством вины, радости и беспокойства за Лену.
– Кто приходил? – спросил танкист.
– Знакомая, – Вадим положил пакет. – Жуй. Здесь курица.
– А ты? – танкист поднялся с кровати.
– Не хочу. – Вадим сел на стул. – Что делать?
– В смысле? – не понял танкист.
– Да это я так, о своем…
Три дня до выписки Вадим не находил себе места. Была даже мысль вернуться в бригаду раньше. Особо здесь его никто не держал. Даже форма хранилась на вешалке прямо в палате. Но, поразмыслив, он отказался от этой затеи. Пусть все утрясется. Как ни странно, теперь, когда стало очевидно, что Лена к нему тоже неравнодушна, он впервые задумался над тем, что теперь делать с этой самой любовью? Для начала надо еще, чтобы она ушла от своего мужа. Чем обернется для ничего не подозревающего майора такое известие, остается только гадать. Правильно сказал начмед, здесь не Россия. За себя Вадим не боялся. А если майора переклинит? Мало ли что он может сделать с Леной. Вадим поежился.
Несмотря на заверения, что не питает интереса к чеченке, мысль о Хаят не покидала Грымова до самого вечера. Он с трудом дождался, когда прапорщик Алиахметов закроет склад и отпустит его в расположение роты. Но в подразделение Грымов не пошел, а сразу отправился на ужин в дом к Аслану. В это время здесь гораздо меньше военных, и он лелеял надежду поговорить с чеченкой. И не только потому, что изголодался по женской ласке. Она ему по-настоящему понравилась.
Как он и предполагал, народу на ужине оказалось немного. Два солдата из танкового батальона да прапорщик, старшина второй роты.
Грымов сел за тот же самый стол, что и в обед. Вскоре появилась Хаят. Она поставила ему чашку с бараниной под чесночным соусом и хлеб. На завтрак, обед и ужин в этом заведении изо дня в день подавали одни и те же блюда, поэтому было не принято спрашивать, кто что желает.
– Спасибо! – поблагодарил он и выразительно улыбнулся.
– Пожалуйста. – Хаят поправила подставку для специй.
– У тебя красивый голос, – покосившись на соседний стол, сделал он комплимент.
– А твой друг придет? – имея в виду прапорщика, неожиданно спросила она.
– Почему ты спрашиваешь? – он расстроился. Неужели азербайджанец ей понравился?
– Спрашиваю, потому что мало порций осталось. Если он тоже собирается ужинать, я оставлю ему, – пояснила Хаят.
Она говорила быстро и тихо. Так, что ему приходилось напрягать слух. Слава даже незаметно для себя приподнялся на стуле.
– Нет, – беря в руки вилку, покачал головой Грымов. – Он ужинает в офицерской столовой.
Чеченка ушла. Грымов нарочно ел медленно, моля бога, чтобы никто не подсел за его столик. Быстро темнело. Хаят принесла чай. Пристально глядя на чеченку, он снова поблагодарил ее.
Она ниже, чем нужно, нагнулась за тарелкой.
– Как зовут тебя?
– Слава.
– Ты знаешь, где я живу?
Несмотря на то, что Грымов мечтал об этом, он поперхнулся.
– Приходи в двенадцать к забору, – продолжала она. – И ничего не бойся.
Весь вечер Грымов ходил сам не свой. Если бы не рассказ прапорщика Алиахметова о жизни Хаят, он бы ни за что не поверил чеченке. Славик хорошо знал местные нравы. В этой республике считается безнравственным, даже если одинокая женщина просто идет по улице одна. Как правило, ее повсюду сопровождает кто-то из родственников. Что уж говорить о том, чтобы чеченка вот так запросто заговорила с мужчиной, да еще пригласила в гости! Нет, здесь что-то нечисто. Однако Грымов вновь вспомнил спокойствие, с каким Алиахметов предложил ему организовать встречу. Складывалось впечатление, что он не обманывал. Зачем ему это надо? Но если пойти, что тогда? Стоп, ведь Алиахметов мусульманин! Вдруг айзер с ними заодно?
Эту мысль Грымов, подумав, отогнал. Прапорщик не решится на то, чтобы подставить его. Если Грымов исчезнет, сразу начнут трясти тех, кто последним с ним общался. Особисты умеют делать свою работу. Вмиг узнают, что накануне Грымов работал на складах, а потом вместе с Алиахметовым обедал у Аслана. К тому же азербайджанец предлагал сам, прямо за столом, все устроить. Нет, не может быть. Сказки про предателей придумывают те, кто желает очернить армию. Да и чеченки не такие уж и недотроги. Он неожиданно вспомнил рассказы мотострелков, которые дежурили на удаленных блокпостах. Солдаты во всех красках описывали, как к ним приходили жены погибших боевиков. На все попытки высмеять такие истории те, кто их рассказывал, приводили железный аргумент: мол, если она с чеченцем загуляет, то рано или поздно это разнесется по селу, и тогда ее могут не только прогнать из дома, но и забросать камнями. А наши кому могут рассказать? Только своим.
Грымов осторожно прокрался вдоль улицы и остановился у невысокого каменного забора. Оглянулся назад. КПП бригады с бетонными блоками перед воротами и уложенными в оконном проеме мешками с песком оказался единственным освещенным здесь местом. Стало страшно. Неполная луна путалась в ветвях росших напротив деревьев. Где-то лаяла собака. На окраине раздался выстрел. Он несколько раз глубоко вздохнул, стараясь унять дрожь. Славику никогда не приходилось в одиночку, да еще ночью, бродить за пределами части. Сердце стучало, словно он пробежал не один километр. Дежурному по роте сержант соврал, что пошел на узел связи, там сказал, будто собирается спать в казарме. Несмотря на то, что практически весь полк состоял из контрактников, даже офицерам запрещалось выходить без разрешения за пределы части. Самовольная отлучка могла закончиться избиением, убийством или похищением. Оружие Грымову не полагалось. Он не на выполнении боевой задачи и не в наряде. Но на всякий случай Грымов, по примеру многих своих друзей, носил на брючном ремне, под курткой, в чехле выкидной нож с небольшим фонариком в рукоятке. Большей частью он использовал его как отвертку, да еще зачищал провода.
– Солдат! – еле различимый шепот заставил Грымова вздрогнуть. Немея от страха, он развернулся на звук и увидел у забора силуэт женщины. Это была Хаят.
– Я думал, ты не придешь, – выдавил он, озираясь по сторонам.
– Пойдем со мной, – она развернулась и направилась вдоль улицы.
Они прошли до калитки и оказались во дворе небольшого саманного дома.
Хаят поднялась на невысокое крыльцо, осторожно открыла дверь и посторонилась, пропуская Грымова вперед. В доме было темно, пахло кислым молоком, бараньей шерстью, хлебом и дешевыми духами.
Грымов вытянул вперед руки, сделал два шага и замер. Хаят закрыла двери. Он развернулся и тут же почувствовал, как ее ладони легли на его плечи, скользнули выше, к затылку. Пальцы стали теребить волосы.
- Предыдущая
- 14/58
- Следующая