Стреляю на счет три - Байкалов Альберт - Страница 27
- Предыдущая
- 27/58
- Следующая
Кто-то дважды разрядил пистолет в собаку. Она взвизгнула и заскулила. Заголосила жена.
– Что вы делаете?! – закричал во всю глотку Казим. – Разве милиция может так вести себя?
– Свет включи! – крикнул Мовлади.
Казим бросился к веранде. В доме что-то гремело. В нос ударил запах бензина. Казим щелкнул выключателем. Над входом вспыхнула лампа.
Он пробежал в дом. Здесь тоже уже повсюду горел свет. Саид развязал руки ингушу. Двое моджахедов били его ногами.
– Отрежьте ему палец! – крикнул Казим.
Несчастного прижали к полу. В следующий момент у одного из боевиков появился кинжал. Раздался дикий крик.
Казим встал к столу, положил палец на тряпку и посмотрел на стоявшего в дверях Мовлади.
– Бери нож и режь.
– Может, зря ты это затеял? – неуверенно пробормотал помощник.
– Режь! – процедил сквозь зубы Казим и зажмурился.
Мовлади приставил лезвие чуть выше второй фаланги, взял лежавший рядом молоток и со всей силы ударил им. Из глаз Казима полетели искры. Он присел. Когда открыл глаза, то первым делом увидел, что палец цел. Лишь немного порезана кожа. Мовлади промазал. В следующий момент дикая боль пронзила Казима до самых пяток. Он зарычал, выхватил здоровой рукой нож и снова приставил его к пальцу.
– Бей!
На этот раз Мовлади не промахнулся. Казим вскинул руку, разбрызгивая по столу кровь. Палец остался висеть на коже. Он обхватил запястье.
– Быстрее!
– Что? – Мовлади не понимал, чего от него хочет Казим. Он растерялся и испуганно хлопал глазами. Его можно было понять, не каждый день режешь пальцы своему командиру.
– Отрежь! – закричал не своим голосом Казим, готовый разорвать ставшего таким неловким Мовлади.
Тот схватил болтающийся обрубок и чиркнул по лоскуту кожи ножом.
– Р-рр! – зарычал Казим и прижал руку к столу. – Сделай укол!
Мовлади быстро вогнал иглу в опухшее основание пальца и надавил на поршень.
– Уф! – выдохнул Казим, наблюдая, как Мовлади бинтует руку.
Комнаты уже были залиты бензином. Он с опаской посмотрел на горевшую под потолком лампочку. Не ровен час, вспыхнут пары.
– Уходим!
Боевики выскочили во двор.
– Все вышли? – тяжело дыша, спросил Мовлади.
– Да, кажется, – глотая окончания, проговорил один из бандитов, Супьян. Он был в милицейской форме.
Раздался хлопок. Дом изнутри вспыхнул розовым светом. По занавескам поползли языки пламени. Послышался звон бьющегося стекла.
– Казим, дай свой палец! – прошептал на ухо Мовлади.
– Зачем? – удивился Казим.
От происходящего голова шла кругом.
– Поджарить надо, – пояснил он.
Дом уже вовсю полыхал, когда они отъехали от него.
Вадим проснулся от шума в блиндаже. Вернее сказать, вывалился из кошмарного забытья. Его, не переставая, лихорадило. Распухшее от побоев лицо казалось куском прилипшего пластилина. Пальцы на правой руке плохо слушались и почти не сгибались. Они посинели и походили на сосиски.
Вадим подполз к дощатой перегородке и прислушался.
– Салам, Казим! – на разные голоса приветствовали бандиты вошедшего. Что-то быстро говорил Мовлади. Иногда можно было различить голос Сайхана. Все были возбуждены и радостны. Он понял, что бандиты провернули какое-то дело и теперь делятся впечатлениями с теми, кто оставался в блиндаже.
Вадим сокрушенно вздохнул и навалился на стенку. Под стволами тонких деревьев, которыми был укреплен грунт, зашуршал осыпающийся песок.
«Интересно, сколько времени?» – подумал он.
Трое суток, проведенные в лесу, и непрекращающиеся побои измотали меньше, чем неизвестность и досада из-за собственной беспомощности. Бандиты устроились в полуразрушенном блиндаже. Первый день потратили на его восстановление. В километре рубили деревья, которые Пахомов перетаскивал на себе. Но тащил их не до самого блиндажа. Когда до него оставалось несколько сот метров, к нему присоединялись несколько боевиков и стволы брали на руки. Вадим догадался, что чеченцы не хотят, чтобы на земле оставались следы. Под конец бандиты прошли и подняли примятый кустарник. Там, где бросалось в глаза, разровняли борозды.
Убежище, даже до разрушения, не впечатляло. Не было экрана из бревен, который защищал бы находящихся в блиндаже людей от осколков разорвавшейся в проходе гранаты, отсутствовали запасной выход, кухня и склад. Пищу готовили на установленной по центру самодельной печке, работавшей на газе, над которой из кусков ржавой жести было сделано нечто похожее на вытяжку.
Прямоугольная, крытая сверху бревнами яма была поделена на две половины закрепленной под потолком маскировочной сеткой. В одной комнате, образованной этой перегородкой, стоял стол и две длинные скамейки, во второй находилось некое подобие нар. Рядом с источавшим запах человеческих испражнений ведром, в закутке, отгороженном кусками обшивки вертолета, сидел Вадим. Он не мог даже вытянуть ноги: лежал, свернувшись калачиком, на куске грязной прорезиненной ткани, либо сидел, обхватив колени руками. Бока сильно болели. Грунт был каменистым и холодным. Одежда не спасала. Его не переставал бить озноб.
Неожиданно Вадим почувствовал, что в блиндаже заговорили о нем. Кто-то подошел, убрал палку, которой подпирали дверцу:
– Эй, мышка-норушка, выходи! – осипшим голосом позвал один из боевиков.
Раздался дружный хохот.
Вадим на четвереньках выбрался из своей будки.
– Встать! – заорал на него Мовлади.
Вадим поднялся. Он старался не смотреть бандитам в глаза. Это провоцировало у них агрессию. А побои ему были ни к чему. Нужно было беречь силы. Он верил в свое скорое освобождение и не верил в смерть. Такого просто не может быть. Сколько Вадим ни пытался, он не мог представить себя мертвым.
– Здравия желаю, лейтенант! – издевательски проговорил Казим.
Несмотря на слабое освещение, болезненный вид чеченца бросался в глаза. Кисть левой руки была забинтована. Он выглядел неестественно возбужденным. Так бывает от приема наркотиков либо после пережитого стресса. Возможно, Казим все еще находился под впечатлением того дельца, которое, судя по всему, недавно провернул.
– Почему не отвечаешь? – склонил голову набок Мовлади.
– Здравствуйте, – выдавил Вадим, поморщившись от боли в распухшей челюсти.
– Ты не рад? – Казим сделал вид, будто огорчился.
– Чему? – спросил Вадим.
– Моему возвращению.
– Рад. – Вадим передернул плечами.
– Хочешь назад? – Казим, по-видимому, забыл про раненую руку и хотел сунуть ее под ремень, но вовремя спохватился и зацепил большим пальцем за пуговицу на груди.
– Конечно, хочу, – Вадим вздохнул. – Что, отпустить собираетесь?
– Знаешь, – задумчиво проговорил Казим, – на твоем месте я бы остался с нами.
– Это почему? – удивленно протянул Вадим.
– Твои командиры знают, что ты убил майора, жена которого тебе понравилась, – пояснил за Казима Мовлади. – Они уверены, что ты из-за этого ушел к нам.
– Но почему? – не веря своим ушам, пролепетал Вадим.
– Мы показали на весь мир кадры, где ты разговариваешь с Авдеевым, – стал разъяснять Мовлади. – У тебя в руках автомат. Никто не знает, что в этот момент он был не заряжен.
– Еще ты позировал перед камерой, – напомнил Сайхан. – Вместе со мной. Все очень правдиво.
Пол вздрогнул и поплыл. В горле вмиг пересохло. Вадим едва удержался, чтобы не броситься на это стадо нелюдей и не вцепиться в глотку Мовлади. Так вот почему они не били его! Как он сразу не догадался, зачем на него повесили рюкзак и всучили автомат! Он вспомнил, как Сайхан клал ему на плечо руку в тот момент, когда второй боевик снимал. Перед глазами встала картина его разговора с Авдеевым. Он увидел со стороны, как майор боднул его головой, потом он вышел из кадра, и прозвучал роковой выстрел… Что могут подумать те, кто увидел это?
– Но это еще не все. – Казим медленно подошел ближе. – Как только заживет твое лицо, мы продолжим снимать кино. Ты будешь нашим символом. Люди станут содрогаться от действий отряда, в котором воюет русский офицер.
- Предыдущая
- 27/58
- Следующая