Страстная неделя - Арагон Луи - Страница 67
- Предыдущая
- 67/160
- Следующая
Особенно же убогим выглядел он вчера на дороге, когда Эксельманс послал его ускорить продвижение егерей, которых Наполеон поджидал в Вильжюиве, назначив их эскортировать августейшую карету. Сен-Шаман был озадачен… да ещё как озадачен. Добрых двадцать четыре часа офицеры потешались над ним как над последним дураком. Понадобилась целая ночь, чтобы он решился покинуть полк. Полковнику Симоно рассказывали, что Сен-Шаман. желая показать, будто решение принято им бесповоротно, первым делом вызвал одного из капитанов и поручил ему продать своих лошадей. И это офицер, этоучастник всех войн Империи! Наполеон возвращается, а он лошадьми торгует! Симоно не прочь был бы сторговать у своего предшественника гнедого в яблоках жеребчика, но, не дай бог, пойдут сплетни, не говоря уже о том, что Сен-Шаман заломил неслыханную цену. К тому же этот гнедой жеребчик слишком изнежен. Уж лучше остаться при своём рыжем. Пусть он тяжеловат, зато вынослив. Новоиспечённый полковник, возможно, и не имел столь грациозного вида, как его предшественник, зато был гораздо массивнее и крупнее, под стать своему коню, и говор у него был резкий, рокочущий, сразу же выдававший уроженца Эро.
1-й и 6-й егерские полки вместе с тремя драгунскими полками входили в 1-ю дивизию 2-го кавалерийского корпуса, минувшей ночью отданную по приказу императора под командование генерала Эксельманса, которому император поручил сразу же после смотра бросить своих кавалеристов по следам королевской гвардии. Даже не дадут завернуть в Пантемонскую казарму, где полк был размещён на ночь. Обозы и службы отправлены вперёд, и местом встречи назначен Сен-Дени. Пока колонна строилась в походном порядке вдоль Сены, как раз напротив сада Тюильри, полковник барон Симоно заметил, что к нему пробирается квартирьер Гренье, он же казначей полка; этого Гренье ему только что представили… вернее, майор Ленурри, которого бывший полковник назначил своим преемником, представил казначея новому начальнику буквально за минуту до смотра в связи с одним неотложным делом, но Симоно тогда и слушать не хотел.
«После, после смотра», — сказал он. И поскольку смотр уже кончился, квартирьер на своём коне (как раз таких-то лошадей барон Симоно не особенно жаловал: тоже слишком уж изнежен, а для егерского офицера требуется выносливое животное, войнаэто вам не Булонский лес!)… квартирьер Гренье приблизился к полковнику и отдал честь.
— Неужели вы, дружок, воображаете, что у меня есть время проверять ваши счета! Сейчас выступаем по Амьенской дороге…
Как? Что это ещё за неотложное дело? От господина де Сен-Шаман? Что вы мне голову морочите с вашим Сен-Шаманом?
Полковник Сен-Шаман, сославшись на якобы слабое здоровье, ухитрился остаться в Париже…
Совершенно верно. Именно так. Господин Сен-Шаман вручил квартирьеру записку…
— Как? Записку? Какую ещё записку?
— Дело в том, что вчера вечером полковник, после того как полк, которому поручено было охранять императора, возвратившегося в Тюильри…
— Ну и что же из этого, объяснитесь, уважаемый!
По приказу генерала Эксельманса он, квартирьер, придя в казарму на улице Гренель, роздал людям по два франка на человека… мера более чем благоразумная. Ведь кавалеристы не ели и не пили в течение долгих часов, и вполне можно было ждать, что в свете событий, в связи, так сказать, со всеобщей экзальтацией, они могли, словом, могли немножко погромить местные лавчонки, не будь принята такая мера… Это же само собой разумеется!
Квартирьер определённо действовал полковнику на нервы.
— Поскольку приказ был отдан, приходилось его выполнять, верно ведь? Ну так вот: в полковой казне не оказалось ни гроша, и полковник Сен-Шаман выдал, так сказать, деньги авансом из собственного кармана…
— Каким авансом? Сорок су, что ли?
— Но ведь в наличии имелось четыреста пятьдесят кавалеристов, следовательно, сумма равняется, как ни считай, девятистам франкам. Поэтому полковник, то есть я хотел сказать-господин де Сен-Шаман; нынче утром…
Симоно расхохотался во все горло. Отставили от должности, а он, как это вам нравится, требует девятьсот франков! Пусть обращается к военному министру, маршалу Даву! Пусть-ка военный министр самолично разберётся, надо ли возвращать ему деньги или, может быть, следует отдать под суд кредитора, покинувшего свой пост, когда император вернулся. Черт побери!
Кто бы мог ожидать: выглянуло солнце, когда все уже отчаялись его увидеть. Весенняя нега овладела Парижем, и люди во всех концах площади кричали: «Да здравствует император!» — приветствуя отряд красных и зелёных егерей с трехцветными кокардами на киверах, удалявшийся под чёткий стук подков о булыжники мостовой.
Квартирьер поскакал в Сен-Дени, где ему полагалось быть уже давно вместе с другими квартирьерами, отправленными заранее.
Он обогнал полк, имея распоряжение нового полковника обеспечить постой: там, в штаб-квартире дивизии, ему сообщат дальнейший порядок марша, названия населённых пунктов, пока ещё не подлежащие оглашению…
В колонне возле 3-го эскадрона, которым командует Лантонне.
едет верхом поручик Робер Дьёдонне во главе своей роты, не имеющей отныне капитана в связи с тем, что Буэкси де Гишан вчера уволился в отставку, едет Робер Дьёдонне-физиономия у него нормандская, над губой нависают жёсткие, даже на вид, усы, — едет он так, словно только что пробудился от глубокого сна. Разве не удивительно, что на сей раз те же самые егеря, которые чуть было не взбунтовались, когда несколько месяцев назад военный министр Сульт направил их в Бетюн, безропотно покидают Париж? Хоть бы кто слово проронил! Всем известно, что их послали вдогонку за удравшими принцами. Никто, даже парижане, не просил увольнения, чтобы заглянуть домой. Всех их как будто распирает смех, неудержимый и в то же время безмолвный смех. Они чувствуют себя владыками мира. На кой черт нам сдался Париж! Все начинается, все начинается вновь вместе с началом весны, и, как знать, может быть, опять завоюем всю Европу, а главное, покончим с этой сволочьюаристократами.
Два последних дня, считая с того многочасового бдения на площади Людовика XV. когда полковнику де Сен-Шаман пришлось спасовать перед капитанами Рикэ и Буваром… с них-то все и началось, а потом уже взбунтовались другие: Арнавон, Шмальц, Рошетт, Делаэ, Ростан. Сент-Ион, Шекеро или Доль-поручики и подпоручики, для которых чины не особенно-то много значили.
Да, черт возьми! Корбей и Эссон мы не забудем! В маленьких селениях на правом берегу реки, где разместили на постой егерские роты, весь вечер, всю ночь ждали новостей-ждали Арнавон, Шмальц, Делаэ, Ростан. А тут ещё этот чёртов дождь лил как из ведра, поднялся шквальный ветер. Исподтишка присматривали за полковником и его дружками-за командиром эскадрона де Фонтеню, за майором де Мейронне, за капитаном Буэкси де Гишан… и само собой разумеется-за его двоюродным братцем Луи де Сен-Шаман, которого полковник перетащил с собой из 7-го егерского полка; в 1812 году Луи имел чин подпоручика, попал в 1813 году вместе с кузеном и лекарем в плен под Лейпцигом ив 1814 стал по протекции полковым адъютантом.
А другие, вроде Дьёдонне, как были так и ходят в поручиках вот уже три года! Всем этим господам было здорово не по себе.
Чего-чего, а этого не скроешь, в глаза бросается. И на дороге то тут, то там начинались разговорчики с встречными полковниками-маркизом таким-то, графом сяким-то… Ну и нахохотались же все они-Ростан, Сент-Ион, Арнавон, Шмальц…
В понедельник утром погода чуть-чуть наладилась, только изредка начинался ливень; тогда-то они и пришли, вернее, пришёл Арнавон, а за ним на небольшом расстоянии следовали Шмальц, Рошетт, Дьёдонне… Тогда-то они явились и рассказали СенШаману (полковнику, а не его брату, адъютанту Луи,
— тот шуток не понимает), что король собрал, мол, своё добро и вместе с принцами укатил по дороге на Кале, тогда… «Ну, будет вам! Ну, будет!» — сказал полковник, и подбородок был у него все такой же круглый, нос обыкновенный, рот обыкновенный-словом, как пишут, без особых примет, а глаза голубые, невинныепреневинные… И надо было видеть, как потом Арнавон потешался, скотина, как он потешался… А там на небе выглянуло солнышко, похожее на не совсем оправившегося больного, который кутается до поры до времени в шарф. Он, полковник, нас собрал, потому что пришёл приказ улепётывать в направлении Сен-Дени, а Сен-Дени-это не по дороге в Кале. Письменный приказ от генерал-лейтенанта Жирардена привёз кирасир, прискакал он ровно в половине восьмого утра, и его провели к полковнику, провёл не Арнавон, а Шмальц… чтобы выведать кое-какие секреты. Гонец был явно сбит с толку и к тому же убеждён, что офицер не может не знать того, что произошло нынче ночью, вернее, вечером… Сам он чуть не заблудился между Вильжюивом и Эссоном, не потому что дорога такая уж запутанная, но когда скачешь один в потёмках, под дождём, по грязи… вид у него, у кирасира то есть, был затравленный.
- Предыдущая
- 67/160
- Следующая
