Собачий бог - Арбенин Сергей Борисович - Страница 50
- Предыдущая
- 50/85
- Следующая
Рыжая, осознав всю глубину опасности, прижала уши и со всех ног кинулась в освещенный конец переулка – к автобусному кольцу.
Пулей вылетела на освещенный пятачок, где стояли несколько автобусов, отправлявшихся в последний, ночной рейс. Трое или четверо водителей сидели в одном из «пазиков», что-то ели, пили. Еще один курил, сидя у себя в кабине, и выставив наружу локоть.
Ночной магазинчик был ярко освещен. Посетителей в нем не было, но на стуле дремал молодой парень-охранник в камуфляжной куртке.
Рыжая обернулась. Темный шел прямо к ней ровной, механической походкой, словно автомат.
Рыжая повертелась в поисках выхода. И внезапно увидела открытую дверцу автобуса. В салоне никого не было и было темно. Рыжая заскочила внутрь, пробежала в конец и замерла, забившись под сиденье. Некоторое время ничего не происходило.
Потом автобус содрогнулся. Рыжая выглянула – и шерсть на ней поднялась дыбом: черный человек неторопливо поднимался по ступенькам в салон. Рыжая глянула в окно в надежде, что появится водитель. Но те, что закусывали в освещенном салоне, только мельком взглянули на темного; видимо, решили, что это обычный пассажир.
Рыжая хотела заскулить, но поняла, что как раз этого делать не следует, и снова нырнула под сиденье.
Тяжелые шаги раздавались все ближе. Черный человек, кажется, видел и в темноте. Он не спеша заглядывал под каждое сиденье. Потом вдруг остановился, прислушиваясь. Рыжая сжалась в комок, затаила дыхание.
И внезапно послышался хруст: темный одной рукой сорвал спинку сиденья с болтов, ухватился за металлический трубчатый остов – и вырвал его из пола вместе с креплениями.
Рыжая взвизгнула от ужаса, поднырнула под остов сиденья, который темный человек держал в руках, проскользнула мимо тяжелого, пахнущего гибелью ботинка и опрометью бросилась к выходу. Выскочила из автобуса и помчалась к освещенной трассе, держась поближе к заборам и кустам.
Добежала. Здесь было почти светло, асфальт отливал синевой в свете фонарей. То и дело мимо проносились машины. Рыжая нырнула в тень, обернулась, вывалив язык и тяжело дыша.
А на остановке началось странное. Темный человек вышел из автобуса, заглянул под колеса. А потом, ухватившись обеими руками за край днища, стал приподнимать и раскачивать автобус, – легко, словно это была его обычная забава.
Наконец, побросав недоеденные пирожки, выбежали и водители.
– Эй, мужик! Ты чего, рехнулся? Или в пятак захотел?
Темный продолжал молча раскачивать автобус, отрывая колеса от земли.
– Во, блин, гадство, дает. Эй ты, самодельный! Оставь автобус в покое! Силу девать некуда?
Темный не отвечал. Казалось, он решил вообще положить автобус набок.
Водители взъярились. Двое сбегали в соседние автобусы, вытащили монтажки.
– В последний раз предупреждаю, придурок! – закричал водитель.
Темный напрягся – и опрокинул автобус. Раздался скрип, скрежет, с жутким протяжным звоном посыпались стекла.
– Вот же сука! Н-на!
И монтажка опустилась на голову темного.
Ничего не произошло. Темный оглянулся. На лице его на этот раз появилось вполне осмысленное выражение недоумения. Он взял монтажку, легко вырвал ее из руки водителя и без размаха ударил в лоб. Водитель качнулся, – и повалился на спину.
Другие водители попятились.
– Ванёк, мобильник есть? Звони в ментовку и спасателям!
Больше Рыжая не стала смотреть. Она повернулась и помчалась по тротуару вдоль трассы. Пронеслась весь квартал до Корейского, свернула, и, не снижая скорости, помчалась дальше, – к дому, где жил Бракин.
Коростылев, видевший все это, сверкнув очками, отошел от окна.
Громадная белая волчица выросла перед Рыжей внезапно, будто упала с неба. Рыжая даже не успела притормозить, и с разбега ткнулась мордочкой в мощные седые лапы. Откатилась назад и замерла.
Белая сидела спокойно, глаза её лучились.
И сидела она так, что пробраться к дому не было никакой возможности. Рыжая чувствовала, что Белая гораздо умнее и быстрее Темного Человека. Мимо неё проскользнуть вряд ли удастся.
Рыжая стала пятиться, поскуливая, приподняв зад и припав брюхом к дороге.
Переулок был узким, ни в одном из домов не горел свет. Лишь где-то вдали, за заборами и сараями, сиял одинокий грустный фонарь. Все вокруг было мертво и пусто. Черные покосившиеся заборы, темные, или забранные ставнями, окна. Белые крыши. Тощие голые тополя.
Сзади послышались мерные тяжелые шаги. Рыжая в страхе обернулась – и обмерла: из-за поворота вышел черный человек.
Теперь и назад пути тоже не было.
В отчаянии, не зная, как спастись, Рыжая внезапно подняла лисью морду к луне и пронзительно, страстно завыла.
Белая с удивлением послушала вой, – и внезапно всё поняла.
Это не та собака. Совсем не та.
Она взглянула на темного, приближавшегося большими шагами Ка и мысленно приказала ему:
«Ка, остановись! Это не та собака, которая приведет нас к деве. Не трогай её. Ищи пса. Старого худого пса, который появится здесь скоро. А сейчас – иди домой!»
Ка замер, подняв одну ногу. Он словно бы задумался, наклонив голову к плечу.
Потом развернулся и так же мерно, не спешно, скрылся.
«Вставай, маленькая хитрая лисичка! – Белая взглянула на Рыжую. – Беги домой. И скажи хозяину, чтобы не выпускал тебя больше ночью одну».
Белая поднялась на ноги, взглянула на небо, и внезапно совершила гигантский прыжок в сторону и вверх.
И словно растворилась в темном небе. Лишь мигнули звезды.
Трясясь всем телом, Рыжая дикими глазами оглядела пустой переулок, заборы, белые крыши темных домов.
Волчицы не было.
Когда Рыжая вернулась домой, Бракин её не сразу узнал. На загривке и на боках у нее появилась седина. Она дрожала, стуча коготками, бегала по комнате, не находя себе места. Тыкалась в ладони сидевшего на кровати Бракина, скулила, и снова начинала юлить по комнате.
Бракин сказал вслух:
– Ты встретила того человека, да? Он мертвый, но как бы живой? Он, наверное, погнался за тобой и напугал?
«Да, да, да, – тявкнула Рыжая. – Но еще я видела ту страшную белую волчицу, которая чуть не разорвала меня на части во дворе, – там, где живет человек в очках. Мёртвый-живой шел за мной, я бежала. И столкнулась с Белой. Я знаю, кто это. А ты – нет».
Бракин подумал, отхлебнул чаю из треснувшей чашки.
– Ладно, – сказал он. – Не знаю, – так узнаю. Они ищут собаку. Но не тебя. Так что сядь, успокойся. Иди, я приласкаю тебя.
Рыжая подбежала, снова ткнулась горячим носом в ладони, лизнула их шершавым языком, и опять отбежала.
Посмотрела с тоской и печалью, и легла на свитер у порога.
– На тебя там дует. Давай я переложу свитер ближе к печке.
«Нет. Тогда я не успею предупредить тебя, если мёртвый-живой войдет».
– Вот глупышка, – сказал Бракин и вздохнул. – Ну, хорошо. Как хочешь. Уже поздно. Давай будем спать.
Алёнка поправлялась, но как-то медленно, неохотно, с трудом.
– Вишь, какая бледная, – ворчала баба. – Хоть бы на улицу сходила, погуляла.
– Не хочу, – отвечала Аленка.
– «Не хочу»… А чего же ты хочешь?
– Ничего.
Аленка или лежала в кровати, молча глядя в потолок, или садилась на постели, поближе к окошку, отодвигала бабкины горшки с цветами и подолгу глядела на соседский заснеженный двор.
– Съешь чего-нибудь! – говорила баба.
– Не хочу.
– Опять «не хочу»!
Баба собиралась, шла в магазин, приносила огромные зеленые и красные яблоки, виноград, апельсины. Ворчала как бы про себя, что вся пенсия на эти «хрукты» уйдет. «Хрукты» Аленка ела, – но тоже нехотя, без желания. Откусит яблочка, – отложит. Через час вспомнит про него – опять откусит.
И вдруг однажды в ранние сумерки в окне появилась кудлатая, страшная морда.
– Тарзан!! – не своим голосом взвизгнула Аленка.
- Предыдущая
- 50/85
- Следующая