СССР - Идиатуллин Шамиль - Страница 79

• Предыдущая
• 79/114
• Следующая

– Сева, мы разве не об этом мечтали?

– Макс, вот о чем мы точно сроду не мечтали, так это о торжестве недалеких зажравшихся сектантов. Это подкорка, я понимаю: в Союзе я был молодой, с зубами, хрен торчком и девки пучком. Но это не значит, что если вернуть Союз, то появятся зубы с девками.

– По себе-то...

– Не хами. И еще. Да, Союз в семидесятые и начале восьмидесятых был местом, почти пригодным к жизни, – не сравнительно с другими странами, конечно, но сравнительно с другими эпохами. Но до семидесятых были ведь еще пятидесятые, тридцатые...

– Ты так плавно к сороковым подбираешься, надо понимать?

– Надо понимать, только по-другому. Вот так: первым делом вы лишитесь оборонзаказа, чтобы совсем сильно не радовались, а дальше...

– Тогда давай еще ракетные дела накроем, чтобы Хруничевы всякие не зазнавались.

– А этого, типа, не было никогда, да?

– Да. Забыл. А ты забыл, что мне вольную лично дал. Я контрольный владелец – и пока при контроле, никакого экспорта и попила яиц не будет.

– Максим, вот зачем ты нарываешься? Я ж по-хорошему пытаюсь.

– А я по-плохому, да? Что ж вы жить-то не даете, а? Я ж все честно делал, деньги давал, не брал – давал, заказы выполнял, ваших пристраивал, почему вы не по-честному-то? Все ж на подъем идет, у меня люди там счастливые – не три, а четыре тыщи человек, это без смежников, и все счастливые.

– Все счастливыми только по укурке бывают. Это в лучшем случае.

– Ладно ерунду-то. Ты же не приехал, вот и... Мы же через полтора года вам выручку дадим, как пол-Томской области. И это по демпинговым нынешним расценкам. А дальше что будет? Через полгода налоги платить всерьез начнем, и...

– Вот ни хера. Сейчас начнем.

– А вот это уже подлость. Это же оборотка.

– Подлость, Максим, – это заслуженного дяденьку мордой в говно бросать, как вы в Иркутске сделали.

– Этот заслуженный, Сева... Ладно. Это все лирика. Ты можешь, конечно, меня сажать, можешь забрать деньги, плющить начать, но я честно и открыто тебя предупреждаю, что будет плохо.

– Кому будет плохо?

– Всем, Сева. И мне, и тебе – всем.

– Максим, а ведь у меня по твоему поводу большие планы были. Очень большие.

– Я знаю. Сева. Ты что, думаешь, мне трудно было дождаться этого, пересидеть пару лет, пока волна не вынесет в зенит, – как ты в свое время сделал? Нетрудно мне было. Но мы же в команде. Ты попросил этот проект взять и вести. Я взял и повел. А потом получилось – либо от тебя отходить, либо людей кидать, которые мне поверили и со мной пошли. И понимаешь, ты без меня прекрасно обошелся. А они – нет, не обошлись бы.

– Четыре тыщи человек. Я тебе полтораста миллионов готов был оставить. Свою страну. А ты...

– А у меня своя страна есть. Которой мы с тобой присягали. А присягу дважды не дают.

– Лучше бы ты Волкову помогал, ей-богу.

– Как доказано одним нашим общим знакомым, Волковы приходят и уходят, а советский народ остается.

– Блядь, клиника. Максим, в последний раз: садимся и выруливаем взаимоприемлемым способом. Мы с тобой восемнадцать лет знакомы, давай друг другу в ладошки не срать. Подумай.

– Всеволод Михайлович, я буду думать всю оставшуюся жизнь. Только лучше Союза в ней ведь ничего не будет. Так зачем торт на какашку менять.

– Ты выбрал. Прощай.

– Прощать – твоя компетенция, Сева. Счастливо.

– А вот ни фига, – сказал Сергей. – Если проекция идет на центр консоли, взгляд рассыпается.

– Где он рассыпается? – мрачно уточнил Валенчук.

Сергей, неудобно вывернув голову, внимательно посмотрел на него, мелко погрыз губу в валенчуковском стиле, вернулся в исходную и принялся объяснять на пальцах, ладонях и всём, до чего дотягивался:

– Вот здесь... Здесь... Еще здесь... Так я смотрю вперед, так мне надо считывать показания и чего-то считать, а так еще зеркала. А глаза два.

– А раньше зеркал не было, да? Или глаз больше было?

– Вот. Вот в этом и дело. Нам трудно всё в кучу собрать?

– В смысле? Глаза в кучу?

– Остряки. Приготовьтесь, сейчас будет грустно. Данные все в кучу. На зеркала камеры, с них показания на правый-левый края проекции, из салона зеркало можно хоть убрать, хоть продублировать изображением – и пустить над данными.

– Нормально. И какого размера вся эта радость будет. И главное, где? На руле?

– Зачем? Прямо передо мной. Я же водитель. – Сергей поудобнее перехватил руль и развалился в кресле с совершенно водительским видом, даже локоток в окно выставил.

– Волдырь ты внутри моей головы, – сказал Валенчук. – Сереж, ты если чего сказать хочешь, говори уже.

– Лес стеной впереди, не пускает стена. Вот, дядя Гена. – Он попытался ткнуть пятерней в нижний сектор лобового стекла, достал только кончиками пальцев, не разгибаясь, обвел стекло рукой и принялся рассказывать, чертя фигуры: – Здесь, говорю, левое зеркало, сюда – скорость и тахометр, сюда – расход и остаток, здесь – маршрут с карты, чтобы накладывалось на то, что видим, тут – верхнее зеркало, тут – правое.

– Прямо на стекло, что ли? – враждебно уточнил Валенчук.

– Можно криво, но лучше прямо.

– Бред.

– Ага.

– Не ага, а точно бред. И как ты себе это представляешь?

– Так я же показал, как представляю. Еще раз показать?

– Нет, как ты хочешь делать видимой проекцию на стекле? И куда консоль убирать? И где выставлять проектор? И во сколько это...

– Не-не-не, дядя Гена. Я это делать не хочу и не думаю ничего. Я все, что мог, придумал. Дальше ваша работа – придумывать, контрастить стекло, ставить световоды, убирать, выставлять и все такое.

– Молодец. Самое трудное сделал, эскиз нарисовал, нам осталось до Марса долететь.

– Ну, типа того, – сказал Сергей и принялся выбираться.

– А чего не экран с потолка? – поинтересовался Игорь.

– Летчик, – с уважением отметил Сергей, хотел сесть обратно, но передумал и принялся объяснять, нагибаясь к машине по ходу демонстрации: – Во-первых, все равно взгляд рассыпается, туда-сюда метаться замучишься. Во-вторых, проблема безопасности: это же не самолет, небо – моя обитель, там верхняя консоль висит и висит, и воткнуться башкой в нее можно один раз, и то тогда уже все равно, по большому счету. А нормальный водитель тридцать раз в день вот так – впере-е-е-ед, на-аза-а-ад – головой делает. Дырка будет или в экране, или в голове. Да и если подумать, все эти выносы показаний приборов в сторону – глупость и дань старой нетехнологичной традиции. Мы едем вперед, мы смотрим вперед, нам данные о скорости, заряде и маршруте для езды вперед нужны – и впереди, получается. То есть можно, грубо говоря, сделать снайперу оптический прицел, а сетку прицеливания, дальномер и шкалы поправок сбоку от ствола повесить. Типа, посмотрел так в окуляр, потом на дальномеры, логарифмическую линеечку так взял, посчитал...

– Ладно-ладно, не увлекайся, поняли, – сказал Валенчук.

– Прэлестно. Вы скажете: окуляр так окуляр, вернее, очки, все данные кидаем туда, водитель эти очки надевает – и на Тау-Ките живут в красоте. Но тут возникает проблема верчения головой. Мы из вестибулярных траблов полтора года вылезать будем, я клянусь, потом умучаемся привязывать очковую картинку к реальной дороге. Я уж не говорю, что теряем главное преимущество: цельный офигенный продукт.

– В смысле? – подал голос Паршев.

– В смысле – одно дело, если ты покупаешь машину по двум принципам: первый – все включено, второй – сел и поехал. И совсем другое дело, если тебе надо, когда сядешь, еще очки надевать, калибровать в них что-то, а зрение у всех разное, не забыли? Значит, покупать придется, чтобы с диоптриями. И все такое.

• Предыдущая
• 79/114
• Следующая