Судьба Томаса, или Наперегонки со смертью - Кунц Дин Рей - Страница 22

• Предыдущая
• 22/63
• Следующая

Хотя мне хотелось отойти подальше от двери, спрятаться где-нибудь, за трубой, вентиляционным коробом, чем угодно, мои ноги, казалось, по щиколотки увязли в гудроне, которым давным-давно залили крышу. Но причина моей неспособности сдвинуться с места крылась исключительно в психологии, чернота надо мной давила, как груда земли и камня, обжимала со всех сторон, сдавливала, словно Судьба на пару с Природой решили, что быть мне окаменелостью в толстом пласте антрацита.

С усилием я заставил себя отступить на шаг, второй, третий, но потом остановился, потому что закружилась голова, и я подумал: негоже идти лицом вперед, удаляясь от подсобки, из которой в любой момент могло появиться существо из пустоши. Конечно же, требовалось нацелить пистолет на дверь, потому что незнакомец, если выскочит на крышу с намерением атаковать меня, лишь на короткое мгновение будет подсвечен сзади. У меня будет секунда, чтобы оценить его намерения, и еще одна, чтобы нажать на спусковой крючок, прежде чем дверь закроется.

А когда свет из подсобки больше не будет очерчивать его силуэт, я могу обнаружить, что в этой чернильно-черной реальности он видит так же хорошо, как я — при ярком солнце. Он сможет неспешно выслеживать меня, пока я в нарастающей панике буду стрелять по фантомам, дожидаться, когда же я расстреляю всю обойму.

Хотя по натуре я оптимист, мое воображение умеет рисовать всякие ужасы. И я удивлен, как много людей, оптимистов и пессимистов, верят любому, кто заявляет, что разделяет их видение того, как все должно быть. Они доверяют собственному видению настолько, что никогда не ставят его под вопрос, они точно знают, что в мире, лишенном смысла, четыре карты одной масти или флеш-рояль всегда выпадают случайно. Для таких людей Гитлер — далекая и полукомичная фигура, пока он не перестает быть таковой. И безумные муллы, обещающие использовать атомную бомбу, как только она попадет к ним в руки, вроде бы совершенно безобидные… пока к ним не попадает атомная бомба. Я, с другой стороны, верю, что жизнь имеет глубокий смысл и намерения Создания — благие, но я также знаю, что есть карточные шулера, которые умеют творить с колодой чудеса, ради собственного блага. В жизни редко что происходит случайно, и в большинстве случаев мы имеем дело с последствиями, определенными нашей мудростью или нашим невежеством. По моему опыту, выживают те, кто надеется на лучшее, но признает, что вероятность худшего куда как выше, а беду нельзя побороть, если не представлять себе, с чем можно столкнуться.

Дверь подсобки открылась. Силуэт человека из пустоши появился в бледно-желтом свете, горевшем за его спиной, силуэт, по которому я мало что смог определить.

Рост пять футов десять или одиннадцать дюймов. Телосложение атлетическое, но не терминатор или извивающийся трансформер, чего я опасался. И, насколько я мог судить, без оружия.

На крышу свет из подсобки не проникал, словно его поглощал какой-то магический барьер, и я не знал, видит пришелец меня или нет. Но он не выскользнул из подсобки и не метнулся в сторону, вместо этого остановился на пороге, придерживая дверь, давая мне предостаточно времени, чтобы убить его. Его уверенность, казалось, говорила о том, что он не собирается причинять зла мне и ждет от меня того же, что я разжег его любопытство и он полагает, что я тоже не злой, а только любопытный.

Но чем дольше он стоял у двери, тем больше его уверенность в себе воспринималась мною как тревожащая смелость, даже наглость. И его продолжающееся молчание теряло всякий смысл, если он разыскивал меня из чистого любопытства. С каждой секундой я находил его поведение все более наглым и угрожающим.

Если он не обладал кошачьим зрением, то не мог знать, что у меня пистолет. И возможно, не понимал, что с расстояния в каких-то пятнадцать футов я мог отправить его из этого враждебного мира в иной.

Интуиция велела мне помалкивать. Его неподвижность могла быть уловкой, приглашающей меня спросить, кто он и чего хочет. Если он хотел, чтобы я заговорил первым, тогда мои слова каким-то образом могли поставить меня в невыгодное положение.

Вся моя жизнь — сплошные погони и конфронтации. Внезапно я осознал: едва этот человек появился и двинулся за мной, я повел себя как и всегда в подобных случаях, странность этого черного мира более не влияла на мои решения, я просто ее не замечал, с головой уйдя в привычную игру кошки-мышки. В результате в своих действиях я совершенно не учел, что идеи и потребности, мотивирующие этого человека, могут отличаться от моих идей и потребностей в той же степени, в какой его мир отличался от моего.

Что бы ни означала его задержка у двери, что бы ни несло с собой его молчание, мое истолкование поведения этого человека наверняка не соответствовало бы действительности. Я находился на новой территории во всех смыслах этого слова, стоял по пояс в бурлящем потоке неведомого, и худшего места я найти просто не мог: дно реки уходит из-под ног, а сама река непредсказуема и смертельно опасна.

Интуиция и логика требовали, чтобы я молчал и готовился к тому, что в тот момент, когда он заговорит, если заговорит, то малое, что я знал об этом мире и этом человеке, смоет бурным потоком. И последующие события начнут разворачиваться самым неожиданным образом.

Мои ожидания в полной мере реализовались мгновением позже, когда силуэт объявил: «Меня зовут Одд Томас. Я вижу призраки мертвецов». Говорил он моим голосом.

Он шагнул вперед, дверь за ним захлопнулась, отсекая светло-желтый свет подсобки.

Только во сне можно встретить себя в темном месте и знать, что, вне всякого сомнения, только один из нас сможет уйти с этого рандеву живым.

Но я-то не спал.

В худших кошмарах охвативший человека ужас приводит к тому, что частота сердцебиения, заставившая бы забить тревогу кардиомонитор, находись он в палате реанимации, гипервентиляция и повышение кровяного давления ведут к приступу легочной гипертензии, и человек резко просыпается. Сердце бьется так громко, что грозит разорвать барабанные перепонки, грудь болит, глубоко вдохнуть нет никакой возможности. На мгновение он убежден, что злобная тварь из кошмара, кем бы она ни была, по-прежнему здесь, душит его, но сразу знакомый мир, в котором пробуждаешься, становится действенным противоядием панике.

Как только человек, заявивший, что он — это я, двинулся ко мне, захлопнув дверь, оставив нас в кромешной тьме, частота ударов моего сердца достигла величины, поднимающей тревогу, дыхание стало таким быстрым и поверхностным, что заболела грудь, но я не мог проснуться, потому что не спал.

Интуиция настоятельно требовала, чтобы я быстро двинулся вправо и трижды выстрелил в то место, где находился бы Другой Одд Томас, если бы продолжал по прямой идти к тому месту, где я недавно стоял. К сожалению, должен признать, что я позволил взять верх над интуицией инстинкту… который убеждал меня: «Стреляй прямо сейчас, стреляй или беги», но при этом заставил меня ужаснуться, что стрелять придется в того, кто заявил, что он — это я, да еще и моим голосом. У человеческих существ суеверия крепко переплетены с инстинктом, и одно борется за главенство с другим в моменты смертельного риска, в котором присутствует элемент неведомого. Так повелось, несомненно, еще с тех дней, когда наши далекие предки жили в пещерах. Вот и у меня по всему телу, мышцам, сухожилиям, крови расползся страх: если я убью этого Другого, я одновременно убью себя.

Инстинкт — звериное чувство, независимое от обучения или здравого смысла, но по значимости гораздо ниже интуиции, которая есть уникальный дар человечеству. Инстинкт никогда не помешает оленю, почуявшему охотника, метнуться в спасительную чащу, потому что животные неподвластны суевериям, которые могут ослабить чистый инстинкт, как это происходит с нами.

Кроме того, инстинкт всегда вызывает мгновенную реакцию, импульс сражаться или бежать. Но современные человеческие существа привыкли к комфорту «Старбаков», и смартфонов, и аэрозольного сыра, и легкоатлетических туфель с воздушными стельками, мы редко попадаем в критические ситуации, которые разрешаются очень просто: спасаться бегством или атаковать, разве что в толпе, штурмующей магазин электроники на первой распродаже после Дня благодарения. Интуиция, наоборот, берет начало в спокойствии души и требует от нас разборчивости и находчивости, если мы хотим, чтобы она хорошо нам служила.

• Предыдущая
• 22/63
• Следующая