Детектив США. Книга 2. - Хантер Эван (Ивэн) - Страница 36
- Предыдущая
- 36/77
- Следующая
— Они не просили разрешения взглянуть на них?
— Нет, но упрекнули меня в том, что я сразу не обратился в полицию. Тогда я бы смог сэкономить эти сто тысяч.
— Долго они были у вас?
— Почти два часа. Они только что ушли. Они осмотрели дом и сейф.
— Они собираются встретиться с вами еще раз?
— Да. Я предупредил их, что завтра меня не будет, но они не возражали, потому что завтра у них выходной. Или уже сегодня? В среду.
— И ваши планы остаются без изменений?
— У меня нет другого выхода, мистер Сент-Айвес, — в голосе Прокейна слышались стальные нотки.
— Вероятно, вы правы.
— Надеюсь, вы не передумали? — спросил он после короткой паузы.
— Мы должны встретиться у вас?
— Да, сегодня в полдень. Вы придете?
Я ответил не сразу, потому что мне пришлось перебрать три дюжины причин моего отказа, чтобы выбрать наиболее убедительную.
— Я буду у вас ровно в двенадцать, — услышал я голос, который, казалось, принадлежал не мне, а кому-то еще.
Глава 17
Я думал о том, чтобы завести себе кота и назвать его Осберг, когда серый рассвет прокрался в мою комнату. Часы показывали четверть восьмого, и самая длинная ночь в моей жизни подошла к концу. Самая длинная, потому что каждую ее секунду я пересчитал, как минимум, дважды.
Давно уже я не встречал зарю и, встав с кровати, подошел к окну. Тяжелые облака затянули небо, готовые разразиться холодным дождем, и я решил, что ничего не терял, просыпаясь не раньше десяти утра.
Выпив натощак чашечку кофе, я принял душ, побрился и плотно позавтракал. Затем надел темно-синий костюм, голубую рубашку, черный галстук и туфли того же цвета. Такой наряд выглядел пристойно и на похоронах, и при краже миллиона долларов.
В половине девятого я мог бы пойти куда угодно, даже на работу. Вместо этого я включил телевизор. Подремав на программе новостей, я с удовольствием посмотрел мультфильмы. Особенно мне понравился фильм с двумя тиграми и медведем, говорящим с бруклинским акцентом. Тигры, несомненно, приехали из южных штатов.
В одиннадцать часов я спустился в холл отеля. Увидев меня, Эдди удивленно поднял брови.
— О боже, вы сегодня рано.
— Уже одиннадцать, — возразил я.
— Для вас это рано. Или вы нашли себе работу?
— Еще нет.
— Ну, я думаю, что-нибудь подвернется.
— Будем надеяться, — ответил я и вышел на улицу.
К Прокейну я решил прогуляться пешком. Долгая прогулка, двадцать восемь кварталов, должна была, по всем литературным источникам, пойти мне на пользу.
На полпути я свернул в небольшой бар выпить шотландского с содовой. Я просидел там минут двадцать, потому что не хотел являться к Прокейну раньше условленного срока.
Пять минут первого я подошел к знакомому дому. Прокейн встретил меня у дверей и провел в кабинет. В камине весело потрескивали дрова.
— Вы пришли первым, — заметил он, когда я сел в кресло. Он стоял у окна, в сером костюме, белоснежной рубашке и полосатом, черно-белом галстуке. Казалось, он собрался идти на совет директоров крупной фирмы, чтобы сообщить коллегам приятные новости. Его глаза ярко блестели, а с лица не сходила улыбка. — Я как раз собирался что-нибудь выпить, мистер Сент-Айвес. Надеюсь, вы составите мне компанию?
— Не откажусь, — ответил я.
Он принес мне бокал и сел во второе кресло.
— Сегодня для вас большой день, — заметил я.
— Это точно, — он сиял, как начищенный самовар. — Я встал в шесть утра. А вы, я вижу, прекрасно выспались.
— Да, неплохо, — пробормотал я.
— Ну, — Прокейн поднял бокал, — выпьем за удачу. Разумеется, удача — далеко не самое главное в нашем деле, — добавил он, когда мы выпили.
— Подготовка, — кивнул я.
— Тщательная, всесторонняя подготовка, — подтвердил он. — Когда действия каждого расписаны по минутам.
— А что, если ваши… жертвы где-то задержатся или в чем-то поспешат?
— Мы учли и такую возможность, — Прокейн просто лучился счастьем. Его планы вот-вот должны были стать реальностью.
— Что вам больше нравится, подготовка операции или ее исполнение? — спросил я.
На мгновение он задумался.
— Пожалуй, что исполнение, но, право, мне трудно отдать предпочтение чему-то одному. Мне не хотелось бы сравнивать кражу с написанием картины, но это единственное, в чем я хоть немного понимаю. Я получаю огромное наслаждение, выбирая сюжет, всматриваясь в форму, цвет, игру света и тени, но все это ничто по сравнению с тем ощущением, которое я испытываю, когда моя кисть касается девственно чистого холста. Остальное уже пустяки. Я рисую очень быстро, мистер Сент-Айвес, — он улыбнулся. — Так же, как и ворую.
— А потом?
— Потом? — задумчиво повторил Прокейн. — Да, в обоих случаях потом приходит покой, этакая меланхолия.
— А вина?
— Только сожаление. После того, как картина завершена. После кражи — никогда.
— И о чем же вы сожалеете?
— Мне всегда кажется, что я мог бы нарисовать ее лучше. Хотя я и не знаю, что мне следовало для этого сделать. После кражи я не испытываю ничего похожего.
— И никаких угрызений совести?
— Я не представляю, что это такое, — ответил Прокейн. — Угрызения совести подразумевают чувство вины, а я не знаком с этим чувством.
— А вас не интересовало, почему? Почти каждый из нас чувствует себя виноватым в том или другом.
— Я думал об этом и пришел к вполне определенному выводу. Дело в том, что я доволен тем, кто я есть, — превосходный вор и терпимый художник. Я не стремлюсь быть кем-то другим. Мне кажется, что чувство вины свойственно людям, которые ставят перед собой недостижимые цели. Они не могут стать кем-то еще, но думают, что это им по силам, и в результате возникает комплекс вины перед самим собой.
— Что вы ощущаете при краже? — спросил я. — Какие у вас возникают эмоции и возникают ли они?
— Вам это нужно для репортажа, мистер Сент-Айвес? — Прокейну явно нравилось, что разговор в основном шел о нем. А это немаловажно.
— Возможно.
— Мое внимание целиком приковано к операции. Все остальное как бы отсечено. Мне кажется, что я держу все нити и в каждый момент знаю, за какую надо дернуть. Иногда мне хочется по памяти нарисовать картину ограбления. Там было бы на что посмотреть, особенно на лицо, как вы говорите, жертвы.
— Например, вашингтонского сенатора.
Брови Прокейна удивленно поползли вверх.
— О, разве они знают об этом?
— Во всяком случае, догадываются.
— Это был совершенно продажный человек. Он уже умер. Но, прикованный к батарее, он поневоле вызывал жалость.
— Я успел прочесть только несколько страниц, — заметил я, — но от ваших журналов невозможно оторваться.
— Вы думаете, они могут заинтересовать широкого читателя?
— Несомненно.
Прокейн оживился.
— Пожалуй, их стоит опубликовать. К сожалению, это возможно лишь после моей смерти.
— Не раньше, — согласился я.
— Вы действительно думаете, что их опубликуют?
— Майрон Грин знаком с некоторыми издателями. Он все устроит.
— Если их опубликуют, — Прокейн скромно потупил глаза, — то книгу могут экранизировать?
— Конечно, — я с трудом удержался от улыбки.
Он помолчал.
— Главную роль мог бы сыграть Стив Макквин, или Брандо…
Открывшаяся дверь прервала рассуждения Прокейна. В кабинет вошли Джанет Вистлер и Майлс Уайдстейн. К моему разочарованию, Уайдстейн совершенно безответственно отнесся к такому важному событию, как кража миллиона долларов, надев твидовое пальто спортивного покроя, серый шерстяной костюм и рубашку с открытым воротом. Правда, его башмаки белели каучуковыми подошвами. В руке он держал черный плоский «дипломат». Поздоровавшись с нами, Уадстейн поставил его на пол.
Джанет Вистлер пришла в темном брючном костюме и невыразительных черных туфлях. По внешнему виду они напоминали молодую пару, направляющуюся в ближайший магазин за продуктами.
Они сели, и Джанет ответила отказом на предложение Прокейна что-нибудь выпить. Уадстейну он ничего не предлагал.
- Предыдущая
- 36/77
- Следующая