Тайны одного Парижского бульвара - Мале Лео - Страница 13

• Предыдущая
• 13/31
• Следующая

– Вам надо было бы отдохнуть, мадам Соня, – говорит она. – Подготовка этой коллекции, как всегда, вконец расшатала ваши нервы.

– О! – пожимая плечами, возражает другая. – Через пару часов все это кончится...

Ее неуверенный, усталый, немного хриплый голос не лишён шарма. Русский акцент еле заметен. Она вздыхает, смотрит на обломки карандаша, которые остались в её руке, и, наконец, швыряет их в хрустальную вазу, стоящую на низком столике позади нее. Затем освобождается и от своего блокнота.

Блондинка берет пригласительный билет, который я ей протягиваю, и благодарит меня той же коммерческой улыбкой. Та, о которой теперь я знаю, что её зовут Соня, тоже мне улыбается, но это улыбка вымученная, почти что гримаса боли на внезапно побледневшем лице.

– Извините меня, – говорит она, – но даже трудно себе представить, насколько утомительна та работа, которую мы делаем...

– Что вы, что вы... Она продолжает:

– Вы... вы из... из газеты или...

Она замолкает, сама не зная, как продолжить.

– Я временно работаю в "Крепюскюль", – говорю я. – То есть...

Мне приходит на ум, что хроникёрша по модам из "Крепюскюль", может быть, уже здесь, и двойное представительство может показаться подозрительным.

– По правде говоря, я дебютантка... мне дают шанс, вот хочу попробовать... на что я способна в этой области.

– Ну что ж... хорошо, я считаю, что всегда надо поощрять молодых, начинающих, – говорит Соня.

Её проницательный взгляд буквально буравит меня:

– Разрешите мне посадить вас там, где вам будет прекрасно виден парад наших манекенщиц...

– Мне не хотелось бы...

– Нет, нет, обязательно, – настаивает она, – следуйте за мной, прошу вас...

Я следую за ней.

Мы проходим в роскошный салон, наполненный разноголосым говором. Стены обтянуты светлым, ласкающим глаз бархатом, в воздухе витает легкий приятный аромат. В глубине просторного зала возведен подиум, по которому двигаются манекенщицы. Почти все кресла уже заняты. Женщина, которую я мельком уже видела в день моей первой разведывательной операции в магазине, то есть Наташа – мадам Наташа Спиридович, – передвигается взад и вперед от одной гостьи к другой, возбужденная, говорливая, экспансивная, очень русская.

У неё искусно постриженная, причесанная и подсиненная шевелюра. Она меньше ростом своей компаньонки, а также миниатюрнее, но кажется более властной, даже очень властной, но не знаю почему, в них есть что-то родственное. Возможно, потому, что давно (интересно было бы знать конкретно, с каких пор) они ведут общую борьбу на фронте шикарного белья. А может быть, просто потому, что они одной национальности. Наверно, мне не следует стараться разрезать волосы на четыре части[5], будь они короткие или длинные, натуральные или крашеные, в косах или пучком на затылке.

Ну, а пока что мы протискиваемся между кресел – каждая со своей заботой: Соня ищет место, достойное меня, а я делаю всё возможное, чтобы не столкнуться нос к носу с мадам Эльвирой Прантис. Я замечаю её шляпу, утыканную чайными розами, которая парит над другими такими же идиотскими, но менее заметными головными уборами, и с удовлетворением отмечаю, что мы движемся совсем не в её направлении. Мне кажется, что с этой стороны всякая непосредственная опасность обойдена.

Хозяйка приёма продолжает передвигаться из одного края салона в другой, и было бы странно, если бы мы с ней в какой-то момент не столкнулись. Что и происходит.

Соня меня представляет. Я бормочу своё имя как можно тише, и они относят это на счет общеизвестной застенчивости дебютанток, затем с ободряющей улыбкой Наташа нас покидает, все такая же порхающая, раскатывая "р" и покачивая бедрами.

Соня устраивает меня вблизи подиума, где есть еще несколько свободных кресел, очевидно, зарезервированных для почетных гостей. Она спрашивает, устроит ли меня это место, я отвечаю утвердительно, и она удаляется в свою очередь.

Я провожаю её взглядом, исподволь наблюдая, как она останавливается то тут, то там, чтобы перекинуться словечком с знакомыми. Какое-то непонятное чувство охватывает меня. Я открываю сумку, достаю губную помаду и наугад подправляю свой макияж. Мой взгляд машинально падает на содержимое сумки.

Непроизвольно я попала в точку. Мы обе – Соня и я – очень чувствительны, и нам надо прийти к взаимопониманию к великой пользе Нестора Бурмы.

Постепенно пустоты заполняются, вокруг меня нет больше свободных мест, и презентация коллекции начинается с небольшим опозданием. Прежде всего мадам Наташа нас балует трехъязычным спичем. Первый по-французски с русским акцентом, второй по-английски с французским и третий по-немецки не поймешь с каким. Затем она дает сигнал к началу, и на подиуме появляется длиннющая жердь, которая и начинает объявлять модели. Кстати, ей самой не вредно было бы приобрести (хоть здесь, хоть у конкурентов) какой-нибудь бюстгальтер для украшения фигуры. По подиуму дефилирует всё, что может удовлетворить самый изысканный вкус (я говорю о моделях). Все они невероятно соблазнительны, манекенщицы тоже прелестны. Я хохочу в душе, как дурочка, воображая себе физиономию детектива-тирана, когда я буду все это ему описывать. Но я ему не сообщу, какие волнующие и бесстыдные корсеты я выбрала для самой себя.

В какой-то момент я чувствую как бы чуждое присутствие у себя за спиной и вздрагиваю. Не Эльвира ли это случайно? Решившись встретить лицом к лицу всё на свете, я оборачиваюсь. Это не Эльвира. Это мадам Соня, которая уселась в свободное кресло и не смогла удержаться, чтобы не вперить в меня такой взгляд, что я почувствовала его тяжесть на своем затылке. Наши взгляды встречаются, она старается смягчить свой, однако, медовым он у неё не получается, и она мне улыбается.

По окончании все присутствующие считают уместным выразить свой экстаз соответствующим гомоном, удавшимся на славу. Поначалу восторг выражался как бы подетально, синхронно с темпом парада-алле, сейчас же публика демонстрирует экстаз-резюме. Наташа, Соня и длинная жердь принимают поздравления и комплименты, отвечая на них любезностями. Подле меня, необъятная мамаша шепчет своей подруге тех же габаритов (десять грамм разницы туда-сюда), что она выбрала себе корсет "Желаньице". Зная, для какого размера талии была задумана эта новинка, я едва удерживаюсь, чтобы не прыснуть со смеху.

– А сейчас, дамы и дорогие подруги, – объявляет Наташа, – мы просим вас пройти в соседний салон.

Публика не проходит, она туда бросается. Там стоит буфет, за которым четыре буфетчицы, одетые в бело-розовую униформу, стоят почти по стойке "смирно". В вазах из тонкого фарфора, на серебряных блюдах высятся пирамиды пирожков, пирожных, миниатюрных сэндвичей и т. п. В качестве напитков предлагаются фруктовые соки, содовая, черри, шартрез. Я замечаю также – принадлежность к России обязывает – графины с водкой.

Звенят стаканы; пирожки, недавно вынутые из печных пастей, попадают в другие. Высота пирамид растаяла наполовину прямо на глазах. Если дело и дальше пойдет в таком темпе, то никто уже не сможет натянуть на себя пояса тех моделей, которые нам только что демонстрировались. Только манекенщицы, смешавшиеся с нашей толпой, еще заботятся о своей талии и деликатно сгрызают по одному-два безобидных печеньица.

Соня не отстает от меня ни на шаг, окружая меня своей заботой. Безусловно, она положила на меня глаз. Если говорить точнее, то я знаю, что ей бросилось в глаза, которые прикованы ко мне. Я спрашиваю её, не могу ли получить рюмку водки.

– Вы любите водку, малышка?

– Да, то есть... я признаюсь вам, что еще ни разу в жизни её не пробовала... но считаю, что, будучи журналистом...

– Ну, хорошо...

Она делает знак одной из официанток:

– Водки... Для нас двоих.

Та отмеряет нам по солидной порции. Я пью. Это не имеет вкуса, пьётся как вода, вода необычайной прозрачности, но которая сразу согревает вам желудок и создает какое-то особое чувство блаженства.

• Предыдущая
• 13/31
• Следующая